Среди множества лиц, составлявших высший эшелон, своего рода элиту Белого движения, всего лишь несколько человек были убежденными и последовательными монархистами. Помимо нашего героя, барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга, своих монархических убеждений не Скрывал генерал Михаил Константинович Дитерихс (о нем у нас пойдет еще речь), действовавший, как и Унгерн, на востоке страны, на периферии Гражданской войны. Монархистами были также умерший от гангрены 1 января 1919 года генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский — командир 3-й пехотной дивизии (позже получившей наименование «Дроздовской») и генерал Александр Павлович Кутепов, достигший своего «служебного потолка» уже на самом исходе войны, когда он возглавил 1-ю армию, действовавшую в составе русской армии генерала П. Н. Врангеля (до нее Кутепов последовательно командовал полком, бригадой, дивизией). Монархистом был и П. М. Бермондт (князь Авалов), главнокомандующий русско-немецкой Западной Добровольческой армией, действовавшей в Прибалтике. В самих же белых армиях проявления монархических настроений не только не поощрялись, но даже преследовались. Например, гимн «Боже, Царя храни!» был запрещен в армии адмирала Колчака. Это и не удивительно: именно основатели Белого движения генералы М. В. Алексеев и Л. Г. Корнилов являлись одними из непосредственных виновников падения монархии в России. И поэтому далеко не случайным представляется отчетливо выраженный республиканский характер Белого движения. В лучшем случае его вожди выдвигали лозунг «За Учредительное собрание!», каковое, по их мнению, и должно было после победы определить формы государственного устройства России. Белое движение «было направлено прежде всего против узурпаторов-большевиков, а вовсе не за старые порядки», — справедливо указывает Евгений Пчелов. Это мнение нашего современника находит полное подтверждение в документах, беседах, дневниковых записях, оставленных нам генералами белых армий. Вот генерал-лейтенант барон А. П. Будберг, занимавший должность военного министра в правительстве адмирала Колчака, человек субъективно честный, настроенный резко антиболыиевицки (в эмиграции он возглавлял отдел Русского общевоинского союза (РОВС) в США), за считаные дни до октябрьского переворота заносит в свой дневник горькие размышления по поводу того, что ему не доверяет… Временное правительство: «… Сейчас для данного порядка вещей нет никого более ему лояльного, чем огромное количество строевого командного состава… Бояться нас глупо, подозревать в желании взорвать существующий порядок нелепо; ведь это так ярко доказано нами и в марте, и в августе…»

В записях барона Будберга не обнаружишь ни тени раскаяния, ни сожаления, ни, наконец, простого понимания того, что гибель России осенью 1917 года стала прямым следствием того предательства своего царя и равнодушия к судьбе монархии, что продемонстрировали русские генералы в марте 1917 года. Могло ли завершиться успехом дело Добровольческой армии, если один из ее организаторов генерал Л. Г. Корнилов зимой 1918 года во время первого Кубанского похода на казачьем сходе публично заявил: «Я имел счастье арестовать императрицу и с нею всю царскую семью»? Через несколько дней Корнилов был убит единственной большевицкой гранатой, выпущенной по его лагерю. Корнилов погиб, но «корниловское отношение» к царю и его семье продолжало жить среди высших офицеров Доброармии.

Даже после мученической гибели государя и его семьи белые вожди продолжали открыто демонстрировать, мягко говоря, неприязненное отношение к оставшимся в живых представителям царской фамилии. Обратимся еще раз к дневниковым записям барона А. П. Будберга. 17 июля 1919 года он записывает: «В соборе состоялась панихида по царской семье. Демократический хор отказался петь. Из старших чинов на панихиде был я, Розанов, Хрещатицкий и уралец ген. Хорошихин; остальные постарались забыть о панихиде, чтобы не скомпрометировать своей демократичности». В июле 1919 года генерал-лейтенант А. П. Будберг является помощником начальника штаба Главковерха и управляющим военным министерством в Российском правительстве адмирала Колчака. Подобным образом относились к царственным мученикам на Восточном фронте. На Южном фронте белых отношение было не лучшим. Так, главнокомандующий Вооруженными силами Юга России А. И. Деникин в 1919 году не захотел помочь выбраться с прифронтовой Кубани великой княгине Ольге Александровне, родной сестре Николая И. Генерал просто отказался с ней разговаривать. Вообще следует заметить, что самого А. И. Деникина просто коробило от одних только слов «император» и «императорский». Так, отбив во время Гражданской войны у красных дредноут «Воля», по приказу Деникина назвали его «Генерал Михаил Алексеев», вместо того чтобы вернуть ему первоначальное имя «Император Александр III».

Говоря об истории Гражданской войны, можно также отметить весьма любопытный факт: никто из членов дома Романовых (а среди них было немало профессиональных военных) не принимал участия в этой войне. «С одной стороны, они пытались стоять как бы «над» событиями, а с другой — даже при самом большом желании попасть на службу в белую армию им было практически невозможно. Единственным исключением стал пасынок великого князя Николая Николаевича-младшего — князь Сергей Георгиевич Романовский, но он, строго говоря, к императорской фамилии не принадлежал. Его служба, однако, быстро закончилась из-за конфликта с командованием. Что уж говорить об остальных Романовых!» — комментирует данную ситуацию Е. В. Пчелов.

Пытаясь осмыслить глубинные причины трагедии Белого дела, еще один наш современник, замечательный русский художник, прошедший непростой путь духовного развития от фрондирующего эстета из числа московской «золотой молодежи» до убежденного монархиста, Сергей Шерстюк, запишет в 1994 году в своем дневнике: «Поскольку Белое дело не было монархическим, оно проиграло… Я не люблю большевиков, никогда не прощу их ритуальные убийства и ритуальное надругательство над православием, но, победи вдруг белые, я знаю, невзорванные храмы постигло бы запустение. В них производили бы кока-колу, и это казалось бы не кощунственным, а естественным. По воскресеньям мы ходили бы в игрушечные церкви, вымаливая у Бога прибыль. Религия стала бы ритуалом чисто накопительским, а храм — продолжением компьютера. Я не впадаю сейчас в крайность. Я очень люблю русских офицеров, юнкеров и солдат, не убоявшихся поднять оружие против змия, но они не Белое дело, они — русские. Белое дело — это все та же великая идея индустриальной цивилизации. И мы все по-прежнему повинны не в поражении белых, а в клятвопреступлении. Многие офицеры так до конца жизни и не поняли, что вели их в бой (о нет, не так — толкали на войну, в бой ведут всегда чистые люди), так вот, толкали на войну клятвопреступники. Алексеев, Корнилов, Колчак, Деникин, Врангель — люди, без которых невозможна Февральская революция, это их трагедия и глупость, поскольку я не сомневаюсь в их личной храбрости, без них невозможно было бы отречение нашего царя, они клятвопреступники. Это они завели машину, которая спустя 76 лет расстреляла Белый дом. Собственно, расстреляла свое Белое дело…»

Абсолютный авторитет для любого кавалериста Русской Императорской армии генерал граф Ф. А. Келлер отказался присоединиться к Добровольческой армии, формируемой зимой 1918 года на Дону генералом М. В. Алексеевым. В своем письме к последнему Келлер так мотивировал свой отказ: «Объединение России — великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый, даже Ваш доброволец, чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный государь, умалчиваете…»