— Рита, отчего ты так уверена?! Знаешь, пустые надежды…

— Ну, надежда, как известно, у… уходит последней. Я, конечно, ошибаюсь иногда. Но большей частью в отношении себя. А вы себя уже… приговорили. Так же нельзя!..

Маргарита отыскала на связке запасных ключей нужный, открыла дверь директорского кабинета, вытащила из шкафа начатую бутылку «Белого аиста» и щедро плеснула в чашки, потом быстро спрятала бутылку обратно и закрыла дверь. Если бы директор неожиданно явился и застал ее «на месте преступления», она ответила бы, что им сейчас коньяк нужнее, чем ему. Ирина Васильевна наблюдала за ее действиями широко открытыми влажными глазами. Они не часто общались, и это была другая Маргарита. Как будто бы та же, и в тоже время другая. И дело не только в сброшенных килограммах и сантиметрах, новых костюмах и стрижке…

— Рита, ты изменилась…

Маргарита опустилась на стул и вздохнула:

— Да, я изменилась. Не уверена только, что все эти изменения — к лучшему…

В конце июня на книжных прилавках появился «Рыцарь ордена Зеркала» в серебристо-черной обложке, и сам бродяга-рыцарь — спаситель человечества, воин, насмешник и циник — смотрел на потенциальных покупателей сквозь лезвие своего полупрозрачного меча, улыбаясь презрительно и с вызовом. Продавцам, видимо, было дано указание активно предлагать и нахваливать книжку неизвестной авторессы. Бестселлером продолжала оставаться Дарья Донцова, но под конец продажи партии зазвучало: «А вот новая писательница эта… как ее?.. Такая еще фамилия простая… Да ну его, Толкиена этого, состаришься, пока дочитаешь…»

— Вас сравнивают с Толкиеном, — сказал Олег по телефону, сообщая заодно, что партия почти распродана и неплохо бы сделать новый тираж, к тому же «Алые паруса» открыли к этому времени еще две торговые точки в другом городе.

— Не надо сравнивать меня с Толкиеном, — вздыхала Маргарита. — Пусть спит спокойно. Человек был трудолюбив. К тому же он жил в другое время, другой был ритм жизни и вообще, знал он намного больше меня…

Ремонт делали четверо молодых трезвых ребят и закончили его всего за две недели, тем более что Маргарита не переносила стены, не прорубала новые двери и не устанавливала джакузи. Когда она расписывалась в счетах по окончании работ, начальник бригады, разглядев ее подпись, выгнул брови.

— А это не вы ли книжку эту написали? Вы?! Елы-палы, а автограф дадите? Я сегодня племяннику купил, последнюю…

Немного посмеялись, и в результате ремонтники вычеркнули ей из счета немного, округлив сумму. Большой роли эта скидка не сыграла, но все же было приятно. Обновленная тридцатипятиметровая квартирка сделалась почти как с рекламного плакатика, хотя материалы выбирались самые дешевые.

— Класс, — говорила себе Маргарита, усаживаясь снова за компьютер. — Какое еще гениальное произведение я накропаю в этих новых уютных условиях?..

Новым замыслом стал начатый еще в апреле «Колдун» — несмотря на мрачное название, он получался как большой веселый и поучительный анекдот о силах, могущих как вознести, так и уничтожить, о том, что «не буди лиха, пока оно тихо» и еще раз о том, что такое, в сущности, чудо?.. Прообразом Колдуна послужил Гэндэльф из «Властелина колец» — именно маг, колдун Гэндэльф, персонаж сказки, а не актер-исполнитель роли, имени которого Маргарита не знала и знать не хотела. Как мозаику из разноцветных кусочков, она сложила новую историю из образа другого колдуна, страшного и жестокого — персонажа фильма «Чернокнижник», злоключений фермера из российской глубинки, анекдотов про новых русских, и прочего такое разного, что сама удивлялась, как удалось его слепить в одно произведение.

«Колдун» — ее четвертое произведение, оказалось первым по-настоящему дорогим, а сам Колдун — любимым персонажем. Санька фыркала и говорила, что Рыцарь нравится ей больше, а граф из «Замка» — еще больше, и даже барон-призрак нравится больше, хоть он и некрасив, а Колдун — ну, что это такое: русская спившаяся деревня как место действия, к тому же он старый…

— Ничего он не старый, у него нет возраста, — пыталась объяснить дочери Маргарита. — И тот, кто его понимает, видит его молодым. Особенно тот, кто сам обладает колдовскими способностями.

— Как эта девчонка? Да ну… Граф лучше.

Ученики разъехались в отпуска. В школе иностранных языков наступили каникулы. Санька закончила год хорошо и теперь молчаливо ждала традиционной летней поездки куда-нибудь. К концу июня Маргарита заканчивала небольшого по объему «Колдуна», радуясь этому невероятному счастью — обилию свободного времени. Позвонила Татьяна, радостно сообщая, что «Рыцарь» продается в Швеции хорошо и издательство планирует новый тираж для распространения уже в других странах, англоязычных. Эту информацию Маргарита восприняла как виртуальную реальность, не задумавшись о ее значимости.

Когда начали делать ремонт у родителей, Санька спросила:

— Мама, мы что, разбогатели?

Маргарита растерялась:

— Ну… Не то что бы очень, но… Скажем так: наше материальное положение значительно улучшилось.

— Это хорошо, — одобрила дочь. — А мы куда-нибудь поедем? Ну, раз оно улучшилось…

— Да, — сказала Маргарита и неожиданно для самой себя тут же пояснила, куда именно: — Мы поедем в Париж.

Дочь помолчала несколько секунд, усваивая только что услышанное, и уточнила:

— В Дисней-ленд?

— Да. И не только туда.

Оставив «Колдуна» незаконченным, а маму и Саньку — общаться с теми же самыми ремонтниками, трезвость, чистая одежда и расторопность которых пугали Тамару Алексеевну больше, чем привычное похмельное состояние сантехника их ЖЭКа, Маргарита поехала по туристическим агенствам и наконец в третьем по счету нашла то, что искала: неделя в Париже с одной обзорной экскурсией на катере по Сене и поездкой в Версаль. Четыре дня оставались полностью свободными. Из дома она позвонила в миланское агенство, которое заказывало номера в диснеевском отеле для счастливчиков — обладателей лотерейной открытки из видеокассеты.

— Ну, что? — спросила вечером Санька.

— Через три недели. А пока я должна закончить и сдать «Колдуна».

Наблюдая, какие вещи укладывают в сумку ее дочь и внучка, Тамара Алексеевна не могла сдержать возмущения и отчаяния:

— Вы собираетесь разгуливать по Парижу, как две бомжихи! В этом только полы мыть!

— Мама, ты же не знаешь, как одеваются за границей! — отбивалась Маргарита.

— Не знаю и знать не хочу! Возьми Санечкино вишневое платье, в котором мы ходим в театр, оно с коротким рукавом, не будет жарко.

— Я ношу его уже целый год! — завопила Санька.

— Это не заметно. Оно отлично на тебе сидит. Сейчас даже еще лучше, чем в прошлом году, тогда было великовато. — Сбить Тамару Алексеевну с толку было всегда нелегко. — А ты, — повернулась она к дочери, — Возьми то черное платье. Ты в нем как колдунья, если бы оно еще было длинным… В театре и летом не жарко.

— Какой театр, мама, мы едем в Дисней-ленд…

— У вас полно будет свободного времени. Побывать в Париже, и не сходить в Парижскую Оперу — это позор! А в этих джинсах и футболках вас туда на порог не пустят…

Мама не знала про шведа. Собственно, и знать-то было нечего, ведь ничего, ну совершенно же ничего не произошло, но Маргарита не могла себе простить, что упустила его. Вернее — не сделала ничего, чтобы более или менее познакомиться с молодым интересным человеком. Тем более, он проявлял к ней явную симпатию. Впрочем, говорила она себе все то время, что прошло с момента их знакомства, которое она каждый раз даже в разговорах с самой собой упорно называла «так называемым», последнее время многие мужчины проявляли к ней симпатию. Многие — чтобы не сказать «все». Проявляли симпатию — чтобы не сказать: «пытались волочиться». Швед не пытался волочиться. «Возможно, потому, что не успел, — внушала она себе. — Если бы успел, попытался бы непременно… Но он и смотрел на меня тогда совсем по-другому…»