– Ах, ну да… Извините, мне что-то нехорошо…

Я присела на стул и попросила стакан воды.

«В следующий раз трижды подумаю, прежде чем кому-нибудь что-нибудь обещать».

Наконец, до меня окончательно дошел смысл происходящего, я замотала головой, судорожно сглатывая спёртый воздух, взмахнула руками и, не найдя опоры, вдруг завыла в голос. Раненая душа моя в этот момент рыдала вместе со мной и, казалось, стремилась вылететь подальше из этого тела, но, увы – сколько ни рвись, хозяйка-то поди еще жива.

Господи, что же теперь будет.

«Что будет, что будет. Будет – суд».

На суде мой благоверный сидел, тихий как мышь и бледный как мертвец. И все время молчал. И только когда судья, огласив приговор, попросила его сказать что-нибудь напоследок, он повернулся ко мне и с чувством произнес:

– Прости меня, Аля!

По моей щеке соскользнула скупая слеза. «Бог простит».

После суда по квартирке, когда-то моей и когда-то такой уютной, зашныряли разные серьезные люди – то вынося мое имущество, то деловито осматривая помещение:

– Ммм, здесь нужно, конечно, все ломать и переделывать…

– Да Вы что!

На мгновение позабыв о том, что я больше здесь не хозяйка, я возмущалась наглостью будущих жильцов, которые распоряжаются еще не приобретенным жильем прямо у меня на глазах.

«Кровиночки мои, – думала я, с тоскливой нежностью глядя на пластиковые окна, скидки на которые я с таким боем пробивала у мастеров. – Теперь вас кто-то очень злой ломать будет. Простите меня, заюшки».

Все остальное время я бессильно молчала, передвигаясь по квартире как сомнамбула, что-то подписывала, на что-то отвечала, даже что-то делала.

Наконец, все было закончено.

Я снова возвернулась в родные пенаты к родителям да брату-студенту – и не одна, а с двухгодовалым сынишкой. Потекла веселая жизнь – в тесноте да не в обиде. Я и не помнила уже, как это забавно, когда тебя спрашивают по вечеру, где была и когда завтра придешь. Вечное детство, не иначе. Зато я получила солидное преимущество – есть, с кем оставить ребенка.

Первое время после переезда к родителям я пребывала в состоянии прострации. Просто молчала. Ни с кем не говорила. Не отвечала на телефонные звонки. Водила ребенка в садик, готовила еду – всё преимущественно молча. И могла сидеть часами, глядя в одну точку. Просто так.

– Ты бы поплакала, дочка, а? – Обеспокоено трогал меня за плечо отец. – Ты поплачь, легче станет.

Я не плакала. Плакать я не могла. Признаться, в тот момент я чувствовала себя полумертвой. Но однажды весенним теплым деньком я вдруг радостно улыбнулась, увидев за окном беззаботных чирикающих воробьев, отнимающих друг у друга какое-то зернышко. С этого момента жизнь вернулась ко мне и все, наконец, начало потихоньку налаживаться.

Чтобы окончательно воротиться в этот мир пришлось делать много чего – я пробовала себя в разных ипостасях от консультанта по красоте до менеджера по продажам, пока, наконец, не появились собственные клиенты на изготовление сайтов в Интернете и собственная небольшая компания. Неплохо для матери-одиночки и трижды разведенки.

«Уф. Когда-нибудь я об этом книгу напишу. Повесть о женщине с трудной судьбой».

Я ухмыльнулась и отхлебнула традиционного чаю.

От размышлений о смысле жизни меня, как всегда, отвлек телефонный звонок:

– Аля! Я записала тебя к семейному психологу, – затараторила в трубку подруга Татьяна. – Зовут Николай Иванович. Завтра сможешь прийти к нему в 19:00?

– Хм. Да. Смогу. А куда?

– Телефончик запиши его. – Татьяна продиктовала номер. – Можешь ему сейчас позвонить, он как раз ждет.

– Угу. Спасибо…

«Иллюзия насыщенной жизни. Занята круглыми сутками – то обсуждение важного вопроса о том, куда поехать в отпуск, то звонок суперспециалисту по суперотношениям»…

– Николай Иванович? Здравствуйте, это Редникова Алина, меня к Вам записала на завтрашний прием Татьяна Темницкая…

– Да-да, Алинька, я Вас завтра у себя жду… Запишите адрес, пожалуйста.

Николай Иванович стал хорошо поставленным голосом медленно диктовать адрес и объяснять схему проезда. По голосу я живо представила себе седенького профессора филологии в очках в строгой оправе, рубашке с галстуком и трикотажной жилетке. Я записывала и улыбалась. «Профессор» закончил диктовать.

– Алинька, заодно продумайте на завтра вопросы, которые Вы хотели бы мне задать. Чтобы мы с Вами приступили к делу, не мешкая, – пояснил Николай Иванович.

– Хорошо, я всё обдумаю…

– Тогда до завтра, Алинька.

– До завтра, Николай Иванович.

Николай Иванович оказался именно таким, каким я его себе и представляла: в очках, при галстуке, в жилетке. Глядя на весь это антураж, я похвалила себя за наблюдательность и проницательность.

– Итак, Алинька, Вы решили, что хотите замуж. А позвольте спросить, почему? – Задал он вопрос, прослушав мой подробный рассказ о цели моего визита.

– Хм. Ну… прежде всего, потому, что человек не может жить один.

– Но Вы в любом случае не одна. У Вас есть сын, Алинька? – Николай Иванович решил устроить допрос с пристрастием.

– Да… но Вы же понимаете, что это абсолютно другое. – Я улыбнулась.

– Понимаю. И Вы хотите именно проживать с человеком – в одном доме, делить с ним имущество, заниматься хозяйством?

– Да, именно так. – Я слегка занервничала.

– Но ведь Вам придется при этом соблюдать ряд ограничений, Алинька? Например, согласовывать свои желания с Вашим… хм… партнером. Кроме того, Вы не сможете встречаться с другими мужчинами…

– Эка невидаль. Я итак не могу с ними встречаться – есть ли у меня муж, нет ли у меня мужа… – Я начала потихоньку раздражаться.