– Не пугайтесь, – увидев мой отчаянный маневр, попросила Оксана. – Сначала мы с Вами выжигали избыток энергии, а сейчас я уничтожаю то, что осталось непосредственно в Вашем биополе. Поэтому потерпите. Постарайтесь не шевелиться. Дышать – можно, – снова успокоила она меня и продолжила порхать и шептать, водя вокруг меня то ли зажигалкой, то ли свечкой.

Наконец, она скомандовала:

– На счет «три» открываете глаза. Раз, два, три! – Она хлопнула в ладоши, и я раскрыла очи, с непривычки немного не узнавая помещение, в котором находилась.

Оксана довольно вытирала руки шелковой салфеткой с вышитым русским узором.

«Пентаграмма иудейская, салфетка русская».

– Ну что ж, – улыбнулась Оксана, закончив чистить руки и немного потряся кистями. – Кажется, все прошло удачно и на этот раз.

Я увидела на столе огарок свечи и небольшую картоночку с выжженными огнем пятнами.

– Вот, посмотрите, картонка и свечка, – показала мне на них Оксана. – С их помощью я Вам чистила биополе. Возьмете их по окончании сеанса с собой, съездите куда-нибудь в глухой парк…

В этот момент я жалобно посмотрела на нее: ну какой может быть парк поздно ночью для хрупкой женщины?

– Можно не сегодня, – поправила меня Оксана. – Можно даже днем, но главное, чтобы место было непроходное, и Вас никто не видел. Так вот, – продолжала она, – возьмете эту свечку и эту картоночку, пойдете в нехоженое место, выкопаете ямку рядом с деревом. Чем толще дерево, тем лучше. Потом свечку и картоночку в эту ямку положите, закопаете и произнесете над ними: «Сыра земля, забери мои беды. Благодарю тебя за помощь». И поклонись той ямке. То есть сырой земле. Это сложно для Вас? – уточнила Оксана, строго посмотрев мне на переносицу.

Этого взгляда я вынести не могла.

– Нет, несложно, конечно же, – быстро залепетала я. – Конечно, все сделаю.

– Вот и отлично, – Оксана улыбнулась во все свои белые тридцать два зуба голливудской улыбкой настоящей блондинки. – Закопаете, слова благодарности произнесете. Ровно через три дня приходите ко мне, будем делать окончание ритуала.

– А если через три дня и два часа? – Робко спросила я.

– Можно в любое время, пока не наступят четвертые сутки, – серьезно сказала Оксана. – Не хочу Вас пугать, но это крайне важно для вашей жизни, Алинька, – для вескости прибавила Оксана аргументов. – Вы сейчас как новорожденное дитя, у Вас нет защиты. У Вас есть только то, что я Вам дала. На третьи сутки Ваш «защитный купол» начнет рассеиваться, и все напасти, какие есть в ближайшей досягаемости, могут стать Вашими. Вы меня понимаете?

Я понимала. Поэтому возражать и спорить я не стала. Да и незачем.

С утра я проснулась без будильника. Сладко потянувшись в постели, я посмотрела на часы: часы показывали семь утра.

«Господи, еще целая куча времени – почти час!»

В постели было тепло и уютно, мне ужасно не хотелось вставать, и в это утро я еще раз пожалела, что давно вышла из детского возраста. Спала бы и спала в своей кроватке, сопела бы носиком. Никто бы не трогал.

«Хм. К Андрюшке это не относится».

Едва я задремала опять, как мне пришлось как по команде вскочить по звонку будильника. Восемь. Наскоро разбудив сынишку и собрав его, я доволокла его до садика и сдала на руки воспитателям. Сонный Андрейка попросил «привезти ему с работы шоколадку», что я клятвенно пообещала сделать, но уже в следующий момент забыла о своей клятве, потому что все мои мысли занимала ближайшее зарытие свечки и картонки.

«Где я найду в большом городе Москва заброшенный парк, где не ходят люди»?

Люди ходили везде. В многомиллионном городе невозможно было скрыться от людских глаз. Разве что только ночью на кладбище, куда я даже под страхом смертной казни никогда бы не пошла.

Еще немного поразмыслив, я решила рвануть в Измайловский парк. Во-первых, туда можно доехать обычным транспортом. Во-вторых, наверное, в таком большом парке можно найти хотя бы маленький кустик, где не каждый день ступает нога человека. И потом, вероятность того, что в понедельник с утра меня кто-то застукает в глуши Измайловского парка, была крайне мала. Сказано – сделано. Я упаковала магические предметы, захватила Андрейкин совочек, дотряслась на метро и трамвае до Измайлово, сойдя у центрального входа, и углубилась в заросли.

Бродила я примерно полчаса. Убедившись, что вокруг никого нет, я, наконец, присмотрела довольно большое дерево – то ли липа, то ли дуб, я в них не разбираюсь – надела хозяйственные перчатки, достала Андрейкин совочек и принялась копать. Выкопав небольшую ямку, я благополучно поместила туда и свечку, и картонку, все это чинно зарыла, прихлопнув совочком. После этого я встала, как учила меня Оксана, поклонилась и произнесла: «Сыра земля, забери мои беды. Спасибо тебе за помощь!»

Я не знаю, как со стороны выглядел этот спектакль. Но едва я отошла от места своих раскопок, как вдруг я услышала из-за кустов полупьяный мужской голос:

– Де-… де-…. Де-вуш-ка.

Я вздрогнула и принялась пробираться через заросли. И вдруг с ужасом поняла, что не помню дороги назад. Между тем, кусты сзади меня затрещали, и я увидела, как из-за них, пошатываясь, выплыл бомжеского вида гражданин:

– Де… да куда ты… я ж спросить хотел…

«Знаем мы, чего ты хотел».

Быть изнасилованной, убитой и ограбленной – по-отдельности или вместе, мне совсем не хотелось. И я рванула, не разбирая дороги, через кусты и буреломы, раздирая в кровь ладони и уклоняясь от веток, которые хлестали по лицу. Страх придавал мне сил и скорости. Не знаю, сколько я так бежала, но, наконец, мужской голос сзади стих и исчез совсем.

Я прислонилась к дереву и перевела дух.

«Где я?» Это был первый вопрос, который посетил меня. Я поняла, что заблудилась. В Измайловском парке. В Москве. Среди бела дня. Также я поняла, что никто не знает, где я нахожусь, поэтому если я не вернусь, искать меня будут где угодно, только не здесь.

«Если я когда-нибудь вернусь отсюда живая и выйду-таки замуж, то мой муж должен узнать, какие жертвы и лишения я терпела ради встречи с ним!»

Мысленно я корила себя за глупость и самонадеянность. Про такие поступки и таких дамочек говорят: «С жиру бесится». Собственно, а что мне мешало выйти под окно поздно ночью и, пока соседи не видят, закопать предметы? Что бы от этого изменилось, скажите мне на милость? Нет, романтики захотелось – мол, все должно быть, как положено, по-настоящему. Но главное, как я умудрилась не оставить даже записки о том, куда я поехала?