—    Сейчас и Раззак явится, — пробормотала Тасмина.

Талибский консул приехал и впрямь скоро — в малопри­метном «судзуки-потохар». «Телевик» давал нужное увели­чение, изображение было крупным и четким. Перебросив­шись парой слов, дипломат и военный похлопали друг дру­га по плечам. Затем произошел обмен транспортными сред­ствами. Капитан сел в «судзуки», запустил мотор, и малень­кий внедорожник зашуршал шинами по разбитой дороге и спустя несколько минут скрылся из виду.

—    Пора уходить, — прошептала Тасмина.

Ксан не торопился, хотя с учетом фактора времени оставать­ся здесь становилось опасно. Однако было важнее все в точности запечатлеть на камеру. Он должен был окончательно убедиться,что передача состоялась, и трейлер ушел к границе. Жизнь нау­чила его тому, что неожиданности нередко случаются в послед­ний момент, вот и в этой ситуации произошло нечто подобное.

Генконсул забрался в кабину, захлопнул дверцу. Вот сей­час он повернет ключ в замке зажигания. Но тяжелая маши­на стояла на месте. В видоискателе камеры было видно на­пряженное лицо Раззака. Можно было различить даже пот,выступивший на лбу. Судя по движению рук, афганец снова пытался запустить мотор. Тщетно.

—Что бы там ни было, — взволнованно сказала Тасми­на, — нам лучше уйти.

Ее поддержал Усмани. Поправил фуражку, приложив колбу два сомкнутых пальца — расстояние между козырьком и линией бровей должно быть четко выверенным — озабочен­но поджал губы. Миссия удалась, остальное их не касается.

Скоро станет совсем светло, улицы Билья Мины заполнят люди, и уехать незамеченными не удастся.

—    Интересно, что все это значит. — Ксан не рассчитывал на ответ, просто размышлял вслух. — Допустим, у «бедфорда»отказало зажигание, но при чем тут Макмэн?

Козы успели пробудиться и пощипывали чахлую травку.Голос муллы нараспев призывал к намазу. Начинало припе­кать. Все громче верещали птицы, жужжали вездесущие на­секомые.

Внезапно рассветную тишину разорвал пронзительный вопль. Не могло быть сомнений — кричал ребенок. Отчаян­ный, призывавший на помощь крик.

Ксан бросился через поле.

—    Что ты делаешь! Нельзя!.. — попыталась остановить его Тасмина.

Но Ксан пробивался вперед сквозь маковые стебли. Козы с изумлением уставились на него. Они не отличались упитан­ностью, и их морды могли выражать любые оттенки чувств, кроме сытости и удовлетворения собственной судьбой. На­дежда промелькнула в глазах животных при появлении че­ловека, но быстро угасла: в руках у того не было ни капусты,ни морковки.

Вопль раздался снова.

—    Что там?!

Ксан ворвался в дом и увидел жирную спину Терри, ко­торый склонился над девочкой-подростком, распростертой на грубом деревянном столе. Раскинутые ноги, тощий жи­вот, который лапала грубая пятерня.

Схватив австралийца за плечи, Ксан оторвал его от ребен­ка, но Терри отшвырнул нападавшего к стене, ударил в жи­вот. Хватая ртом воздух, Ксан упал на колени. Только сейчас он заметил пожилого пуштуна, безучастно сидевшего в углу.«Неужели, это отец девочки?».

Из груди вырвался хрип:

—    Что смотришь, разве это не твоя дочь?»

Пуштун поднял руки ладонями вверх и обратил свой взор вверх, будто сквозь прохудившуюся крышу можно было уви­деть Аллаха и услышать приговор своей никчемной жизни.

—Ты. шпион! Шею сверну! — прорычал Терри. Он вы­хватил из кармана пистолет, палец лег на спусковой крючок.Однако выстрел прозвучать не успел. Ксана спасло чудо, если чудом можно назвать неожиданное появление генконсула Абдул Раззака. Вот уж воистину

deus ex machina!

В один миг преодолев расстояние от порога до австралий­ца, Абдул Раззак сбил его с ног, рубанул по горлу. Вырвав ору­жие, схватил толстяка за волосы, надавил на глаза, исторгнув из глотки Макмэна крик боли и отчаяния.

—

Бадзада сарай! Намард!

^[9]

— выругался афганец. — Лю­бишь насиловать детей. Смерть тебе!

Австралиец умоляюще замычал. Но прежде чем раздал­ся выстрел, широкий крестьянский нож

чара

рассек камиз Раззака, нырнул под ребра и достал сердце. Афганец с бес­крайним изумлением смотрел в глаза пуштуна, который на­давливал на рукоятку.

—    Зачем. — Раззак хотел сказать что-то еще, но на губах у него появились розовые пузыри, потом хлынула кровь. Девоч­ка забилась в истерике, прикрывая наготу изорванным пла­тьем. Отец вытащил нож из тела афганца, отбросил на пол.Исподлобья глянув на Ксана, кивнул в сторону Макмэна:

—    Не трогай его. Я сам отдал ему дочь.

В этом месте Ксан закашлялся и сделал паузу. Он устал говорить и почувствовал необходимость «смазать» голосо­вые связки. Для этого отлично пригодились паштет из гуси­ной печенки и две рюмки водки. Разумеется, я сидел как на иголках, ожидая завершения истории. Однако Ксан не спе­шил. Подкрепившись, закурил, а после признался, что устали с удовольствием отправился бы на боковую.

—    Но чем все закончилось?

—    Мы покинули Билья Мину, вот и все.

—    А австралиец?

—    Это действительно оказалось совпадением. Тот самый случай. Терри и не подозревал о ракете, просто пакостил по своему обыкновению.

—    Его судили?

—    Слишком о многом пришлось бы рассказать пакистан­скому суду. К тому же Макмэн пользовался дипломатическим иммунитетом. Единственный прок от всей этой истории был в том, что талибы так и не получили «Хатф-1», и отряд Ис­ламской милиции зря прождал на границе.

— Раззак проявил благородство, — фраза прозвучала не­сколько патетично, но, на мой взгляд, уместно. Подумав, я добавил, чтобы не обидеть Ксана: — Так же, как и ты. Услы­шал призыв о помощи.

Я все забывал упомянуть, что Ксан не страдал от избытка хо­роших манер. Может, на дипломатических раутах он и держался в установленных рамках, но в моем обществе расслаблялся. Вот и на этот раз — запустил пальцы в рот и после некоторых уси­лий вытащил пару волокон говядины, застрявших между зубов. Прополоскал рот водкой, снисходительно посмотрел на меня:

—    При талибах Раззак был начальником службы безопас­ности провинции Кундуз и лично отдавал приказы о казнях.А казнили так: привязывали осужденного к стволам танков, потом разводили орудия. До тех пор, пока несчастного не разрывало пополам.

—    Привязывали за руки?

—    Или за ноги. Это дело вкуса. Я к тому, — он ощупал язы­ком рот, проверяя, не осталось ли где кусочков непрожеван­ной органики, — что благородство подразумевает милосер­дие, доброту. А Раззак...

—    Он спас девочку. Ей повезло, что афганец не сумел сра­зу завести двигатель.

—     Наверное, разволновался. С зажиганием было все в по­рядке. Так бывает, — Ксан привычно переключился на соб­ственный опыт. — Однажды я так разнервничался, что мину­ту ключом в замок не мог попасть.

—     Все равно. Это настоящее благородство.

—     Даже самые отъявленные негодяи способны на благо­глупости. Раззак предал товарищей по оружию ради какой-то оборвашки. Оспорил право родителя поступать с чадом по своему усмотрению. А пуштуны — гордый народ. Понятно,отчего тот схватился за нож.

—     Отдать Макмэну собственную дочь.

—     Они бежали из Нангархара^[10], мать у них умерла во вре­мя засухи. Выращивание опийного мака было для этой се­мьи единственным источником пропитания. Сластолюби­вый Терри знал об этом. Он был охоч до малолеток, и не в первый раз наведывался в Билья Мину. Припугнул бедолагу международной инспекцией и тюрьмой. Посулил денег. Пуш­тун обрадовался возможности откупиться. Такие вещи в тех краях в ходу. Правда, этому папаше хотелось больше разноц­ветных бумажек, а Макмэн был скуп.

—Что стало со стариком? — торопливо спросил я, чув­ствуя, что Ксану уже надоело рассказывать, и он не прочь поскорее выпроводить меня.

—     Попал в тюрьму, там и сгинул. Пакские тюрьмы — ге­енна, люди в ней исчезают без следа.