И вот, в самый разгар веселья и после восьмой бутылки, в ресторан шумно зашла группа немцев, что-то оживленно обсуждая между собой. Они сдвинули столы и сели напротив гуляющих друзей.
Глеб помнил, как он сам предложил Алексею пересесть на веранду подальше от этой компании, объясняя это тем, что не любит немецкую речь: в памяти сидели рассказы о голодном детстве отца, фильмы про войну и погибшие, еще в сорок первом, оба деда.
Однако перемещение не помогло; настроение стало пропадать, веселье сменили играющие на тяжелеющем лице желваки и он, прихватив стул, неожиданно пошел в атаку на немецкие ряды.
Утром, когда Глеб проснулся, Алексей рассказал ему, как он с криками «Я вам второй Сталинград покажу!» разогнал всю компанию. А те, кто убегал от него и прятался в машинах, в конце концов получили помятые крылья и капоты.
«Да-а, – мысленно протянул Глеб, словно подытоживая свои воспоминания, – что со мной происходит?.. Что творю?.. Жизнями людей уже по своему усмотрению распоряжаюсь! Все это глупо и жестоко… Это, наверное, во мне зло поселилось, это меня спасать нужно, от себя самого. А с памятью что творится, когда выпью? Ничего не помню, ну вообще ничего… Словно слушаю рассказ про другого человека. Бедные немцы… и что я тогда на них взъелся?! Все, все… Пусть уже в сотый раз говорю себе это, но нужно начать жить по-другому, конкретно по-другому нужно жить! Совсем пить перестать я не могу, но контролировать дозу алкоголя у меня должно получиться – это ж не трудно… Телом своим заняться, живот хотя бы уменьшить, в личной жизни тоже нужно навести какой-то порядок…» – на этой фразе размышления Глеб остановились. Он уже давно понимал, что его отношения с женой и есть самая главная проблема, и что все остальное – это следствие. И – что можно поменять все, но как вернуть себе желание жить вместе с ней?!
Еще пять лет назад, когда он, вернувшись из Намибии, открыл входную дверь своего дома и увидел пустые шкафы, валяющиеся вешалки и катающийся от ветра большой пыльный шарик – еще тогда, присев на разобранную кровать, он впервые ощутил пустоту и свою собственную ненужность.
Его оставили, причин не называли, скандалов не устраивали, а просто вычеркнули из списка в телефонной книге.
Потом он долго бегал за ней, упрашивал вернуться, дарил подарки, просил одуматься, не разрушать семью… И через месяц она сжалилась и так же молча внесла свои чемоданы в дом. Но, добившись своего, Глеб впервые ощутил: жена его не любит, не принимает таким, какой есть, не прощает ошибок, а главное – живет для себя. Может, именно в тот период, – сейчас он не мог точно вспомнить, – и начались те сложные пьянки, заканчивающиеся его полной невменяемостью и потерей памяти?..
Продолжая жить вместе с женой, он уже не видел и в ее глазах того света, который когда-то не давал ему покоя; все чаще возникали эпизоды, подчеркивающие их расхождение; молчанки и обиды стали нормой существования. Пустота, поселившаяся у него в сердце, стала стирать даже ранее незыблемые принципы верности в семейных отношениях. Нет, он не бросился в загулы и поиски женщин, не стал провожать взглядами короткие юбки и глубокие декольте, нет, он просто разрешил себе быть свободным, и обязанности мужа ушли на задний план совести… Сейчас, сидя в самолете и анализируя свои отношения с женой, он ощущал всю глупость и нелепость поступков, совершенных им в последние годы; рваный бег отношений измотал их чувства и стер из памяти счастливые эпизоды прошлой жизни.
Глеб, не открывая глаз, восстановил двумя зевками давление в ушах, слегка повернулся набок, всем своим видом показывая Алексею, что спит. Теперь ему нужно было переключиться, перестать бесполезно ковырять прошлое и подумать о том, что он будет говорить в Москве. Вспомнить свои ходы и ошибки, а главное – найти объяснение своему провалу. И начался новый виток воспоминаний…
…Это произошло два месяца назад. Его друзья привели Глеба к одному известному нефтяному олигарху, у которого появилась красивая идея подарить своей девушке голубой бриллиант. Помощники, обзвонив алмазные биржи и уточнив цену на такой камень, предложили боссу абсолютно русский, экономный подход в бизнесе, а именно: найти авантюриста, который сможет поехать в Африку и купить алмаз, потом огранить его и привезти в Москву. А так как за Глеба ручались, и внешний вид его вызывал доверие, то ему и были переданы наличные деньги и инструкции для выполнения заказа.
Вылетев в Анголу, – а именно там он рассчитывал найти этот редкий камень, Глеб целый месяц безрезультатно мотался по жутким провинциям, спал в дешевых отелях, каждую ночь мастерил себе марлевый полог, защищаясь от маленьких малярийных комаров, ел дурацкую пересоленную рыбу и искал, упорно искал алмаз…
И вот, в начале пятой недели поисков, ему все-таки улыбнулась удача: в Лубанге какой-то богатый перекупщик, в свое время меняющий продовольствие для унитовских солдат на алмазы, в полуразвалившемся доме, охраняемом странными подростками в вязаных шапочках и с автоматами, показал «его» Глебу. Он и сейчас помнил свое состояние трепета и поклонения природе, разглядывая в лупу алмаз: внутренний мир того был словно рисунок пальца – единственный и неповторимый.
Взяв листочек бумаги, он нарисовал для себя схему расположения еле заметных пике и маленьких воздушных пузырьков в верхней части кристалла. Тут же рядом он, как разметчик, схематично определил, как его лучше разрезать, чтобы убрать включения и сохранить для огранки массу кристалла.
«Если, – рассуждал Глеб, – кристалл не лопнет при распилке, не поменяет свой изумительный фантазийный цвет при огранке и на выходе составит более четырех карат – это будет фурор, победа, лотерея! Словом, огромная удача».
Он планировал привезти кристалл в Бейрут, где уже много лет, найдя понимание и друзей, спокойно, без всяких пошлин и проблем гранил алмазы в частной компании одного старого араба.
Потом с этим произведением природы и человеческого искусства он должен был выехать в Антверпен, где в гомологической лаборатории при алмазной бирже бриллианту придавалась легальность и точно, в сертификате, прописывался его фантазийный цвет. Сладкий вкус этого бриллианта зависел от двух букв «КФ» – коэффициента, умножающего цену в разы. И в данном случае Глебу мечталось о серовато-голубом цвете и коэффициенте 3.85.
Эти воспоминания даже сейчас рождали в глубинах его сознания приятный шепот денег и радость от выпавшего случая. Его план был отработан годами труда, личных контактов и в его собственном сознании выглядел очень убедительно и надежно.
Разговаривая с продавцом алмаза о возможности покупки этого камня, он узнал, что продается целый лот, собранный из нескольких камней. Разглядывая в лупу остальные алмазы этого лота, Глеб сразу пришел к заключению, что они являлись довесками к этому единственному и уникальному камню. Тратить деньги на покупку всего лота было неправильно и с финансовой точки зрения неперспективно, но, вспоминая это сейчас, он понимал, что именно тот первый шаг и был его главной ошибкой, отклонением от прямой линии.
Почему он вбил тогда себе в голову, что ему нужно найти партнеров на участие в покупке лота? Решил сэкономить? Побольше заработать? А подумать забыл – схватился за первую мысль и давай ее раскручивать…
Зачем-то полетел в Намибию и, в поисках кооперации денег для приобретения лота он, обходя известных ему алмазных теневиков, дошел до Мэтью.
Этого хлыстоватого, понтующегося негра он знал давно: несколько раз они пересекались в интересах бизнеса, и однажды Глеб даже покупал у него алмазы небольших размеров для своих ливанских друзей.
Мэтью согласился быстро, тут же после разговора набрал номер продавца и стал обсуждать условие обмена товара на деньги.
И если бы Глеб сейчас, сидя в самолете, начал загибать пальцы своих ошибок, то вспоминая следующий эпизод, ему пришлось бы прижать и второй палец.
Он дал Мэтью координаты ангольского продавца и предоставил им возможность поговорить между собой, отдав инициативу в сделке в руки, мягко говоря, сомнительных людей. Дальше было еще хуже: лес ошибок становился гуще и темнее. Алмаз стоял у него перед глазами, и казалось – был так близок, что сам падал в руки. Видимо, поэтому его следующий необдуманный шаг смело претендовал на загибание сразу всех остальных трех пальцев этой руки.