Ночь выдалась беспокойная: он просыпался, пил воду, ворочался, снова пытаясь заснуть, прокручивал в голове одни и те же мысли и почему-то потел.

Утром, когда он проснулся, на краю дивана, сложив руки на коленях, сидела мама. Она внимательно и тревожно смотрела на него.

– Что, мам, что-то случилось? – Глеб потянулся и, отведя плечи назад, слегка прогнулся в спине. Тело было словно чужое и странно ныло в позвоночнике и суставах.

– Сыночек, ты спал очень беспокойно, – тихо произнесла мама. – Кричал во сне, стонал даже, и вот смотрю – потный весь… Не заболел ли? – Она придвинулась поближе и опустила ладонь на лоб сына. – Давай, я принесу тебе градусник?

Не дожидаясь ответа она, подхватившись, быстро пошла в комнату. Было слышно, как открывались дверцы шкафов, шуршание выдавало не только поиски градусника, но и заблаговременный подбор лекарств.

– Мам, не надо таблеток… Ты же знаешь: не люблю я эту химию глотать. Давай уж лучше чайку крепкого с облепиховым сиропом пару чашечек, а недомогание – это акклиматизация началась, так всегда бывает. Иди сюда, не копайся там в своих аптечных закромах.

Она вернулась, протянула ему градусник и начала хлопотать над завтраком, но неприятное предчувствие стало заполнять ее мысли, а холодок страха за сына тонкой струйкой побежал по нервам.

Глеб сидел на диване с градусником и прислушивался к себе.

Шея и ворот футболки действительно были мокрыми от пота, спина ныла, словно всю ночь работала, ноги, особенно ступни, были отекшие; ему хотелось потянуться и немножко поохать.

– Что за ерунда… – сказал Глеб, наконец протягивая градусник.

– Тридцать восемь и четыре… А может, он врет?

– Ничего не врет… Давай-ка ложись! – И мама принялась бегать по квартире. – Сейчас позвоню отцу, чтобы быстро шел домой – он на работе. А тебе давай вызову врача на дом, пусть послушает, посмотрит, выпишет лекарство, какое нужно… Все, друг дорогой, попался ты мне, теперь лечиться будешь!

К приезду врача температура дошагала до тридцати девяти, вылез глубокий, внутренний кашель, тело гудело и становилось чужим.

Дежурный врач с недовольным лицом осмотрел Глеба и, поставив диагноз – острое респираторное заболевание, сел за стол и начал выписывать лекарства.

– Извините, доктор… – Подошла к нему мама. – Может сразу, не дожидаясь ухудшения, выписать ему антибиотик?

– Да нет, это обычная простуда, – не поднимая глаз от рецепта, произнес доктор. – Температуру собьете – горчичники на грудь и отхаркивающий сироп три раза в день.

Глеб закрыл глаза, слабость проникла в его мышцы и отдавалась ноющей болью. Он чувствовал, что происходит что-то неладное: температура поднималась подозрительно быстро.

Отец сидел тут же на кухне и молча переводил взгляд то на доктора, то на лежащего Глеба, сострадание и сожаление застыли на его лице. Вчера еще было так хорошо: сидели за столом, разговаривали, а сегодня какая-то зараза навалилась на его единственного сына и мучает того изнутри.

После ухода врача мама взялась готовить куриный бульон, отец пошел в аптеку за лекарствами, а Глеб, пытаясь отвлечься от мыслей и болезни, стал переключать каналы маленького кухонного телевизора.

Но уже минут через двадцать глаза устали, потекли слезы и стало понятно: телевизор можно только слушать.

Мама, налив в кружку куриного бульона, снова присела на краешек дивана и стала рассматривать своего сына.

На его загорелом лице в уголках глаз отпечатались белые полоски морщин, седины на висках стало еще больше, руки, такие же большие, как у отца, спокойно лежали на груди, сопящие дыхание говорило ей: мальчик заснул.

Сейчас она вспоминала, как кормила его до двух лет грудью, как собирала в детский сад, надевая чулки на пажиках, а он, вернувшись из группы, однажды принес ей нанизанную на травинку землянику. Маленькому ему очень нравилось собирать грибы. Бегал такой, чуть выше травы, щечки круглые… Найдет гриб – и радости на весь лес! Торопится, спотыкается – скорее его в корзинку положить!.. И глаза счастьем светятся.

Она вздохнула… Сколько прошло времени, событий пронеслось, сейчас он сам дедушка, скоро пятьдесят лет, а что-то в его жизни не так, видно. Что-то не ладится, да разве он расскажет, упрямый такой…

Она снова вздохнула, поднялась и пошла в комнату. Проходя мимо фотографий на стене, задержалась – все самые дорогие люди были тут: муж, сын, внуки, правнук. Она молча, наверное, уже в тысячный раз посмотрела на снимки и, пройдя в комнату, легла отдыхать.

Глеба разбудил яркий свет люстры; рядом с ним стояли двое мужчин в белых халатах, родители сидели на стульях, лица их выглядели напуганными и трагичными.

– Так, мужчина, – сказал врач, – давайте поднимайтесь, я вас послушаю… Значит, вы вчера прилетели из Африки, а сегодня у вас температура тридцать девять и пять, кашель… так-так… – продолжал доктор, приступив к осмотру Глеба. – Ваши родители нас вызвали. Говорят, вы во сне сильно стонали и они не могли вас разбудить. Ну-ка ложитесь, я потрогаю печень… Странно, но все симптомы вируса гриппа. Знаете что, вас нужно отсюда забирать: вы можете заразить родителей. Кроме того, считаю нужным отвезти вас в инфекционную клинику – пусть они по анализам поставят вам точный диагноз. Собирайте его в дорогу. – Повернулся он к притихшим родителям. – С собой белье, средства гигиены, продуктов не нужно.

Мама со слезами на глазах заметалась по квартире, отец, ощутив приближение какой-то беды, сидел на стуле и от безысходности слегка покачивал головой. Все происходящее пугало: его мальчика сейчас куда-то увезут, и что покажут анализы – неизвестно. Страх за здоровье сына сковал его – неужели опять беда стучится в дом…

– Ну, что ты, отец, – сказал Глеб, прерывая его размышления.

– Не грусти, со мной все будет хорошо. Я чувствую: два три дня – и вернусь. Тогда и договорим, и допьем. Пошли, поможешь мне до машины добраться, а то от температуры голова кружится…

Когда «скорая» отъехала, родители еще долго стояли у подъезда – им не разрешили сопровождать его, объяснив это карантином и неясностью заболевания.

Лежа на носилках, Глеб в окошко видел только ночные фонари; где-то вдалеке мелькали высотные здания. Он любил ночную Москву. Еще студентом гоняя на мотоцикле по вечерним улицам, ему нравилось чувствовать меняющиеся запахи свежего хлеба, вымытого асфальта и фабрики «Красный Октябрь» на набережной Москвы-реки.

Встречаясь с девушками, он обязательно показывал им свои любимые места: Воробьевы горы, подземный дебаркадер Калининского проспекта, куда завозились товары для всех его магазинов, Александровский сад и, конечно же, Лужники с его аллеями и тропинками. «Скорая» незаметно подъехала к какому-то серому зданию и остановилась. Поднимаясь с помощью санитара по ступенькам крыльца, Глеб успел прочитать на табличке, висящей над входными дверями, что-то о вирусологии Азии, Африки, паразитах и прочей, тому подобной ерунде.

Голова его кружилась, ноги еле слушались; было чувство, что сейчас, несмотря на все усилия, он рухнет прямо тут, в приемном отделении. Ему кто-то начал задавать вопросы, но все вокруг стало распадаться и проваливаться. Последнее, что он запомнил – его подхватили чьи-то руки.

…Открыв глаза, Глеб посмотрел в окно: сумерки. Голова не кружилась, видимо, снизилась температура, попа болела от уколов, из вены к капельнице тянулась белая трубочка.

Осматриваясь по сторонам, он заметил на стене черную кнопочку с надписью «вызов». В сознании промелькнула мысль, что пора кому-то задать целую кучу вопросов, и он с усилием несколько раз нажал на этот контактор с внешним миром.

Секунды ожидания тянулись неприятно долго, за дверью ничего не происходило, даже приближающихся шагов не было слышно. Он позвонил еще раз, более настойчиво.

Минут пять, уже теряя терпение, он резвился с кнопкой когда, наконец, услышал цоканье каблучков по керамической плитке. Секунда, другая – и дверь открылась. На пороге палаты стояла красивая, средних лет женщина-врач с добрым, улыбающимся лицом.