Ничего подобного мне больше не снилось. Вот только с тех пор жутко хотелось попробовать пива. И еще я посматривал в зеркало, ожидая, когда вырастут усы.
Пиво довольно-таки скоро попробовал и полюбил на всю жизнь. Пробившиеся же юношеские усики высмеял отец:
– Что это за три волосинки под носом? Настоящему мужчине украшения ни к чему…
И я сбрил усы, чтобы не спорить с отцом. Но в тайне надеясь, что когда-нибудь все же их буду носить.
Я вырос и стал самостоятелен. Жил отдельно от отца с матерью. И теперь мог свободно отпустить усы. Но каждый раз по привычке сбривал их. Спохватывался и обещал себе:
– Завтра обязательно. Завтра…
И вот отпуск. Жара. Целыми днями валяюсь. Какой день не бреюсь. Весь зарос щетиной. На кого только я стал похож…
Но в холодильнике у меня есть бутылка холодного пива. И я могу встать, дойти до кухни. Открыть дверцу. Свернуть крышку с бутылки и приникнуть к холодному горлышку. И прохлада тут же разнесется по всему телу. И станет хорошо.
И я встал и пошел на кухню. По пути глянул в зеркало. Побриться все же? Или оставить усы?
Я открыл холодильник. Взял бутылку, глотнул. И отчетливо вспомнил вкус того пива, что я слизнул когда-то с пальца, пива, которое пил тогда отец, который никогда не пил пива. Вспомнил и его усы, которых он никогда не носил. И мать, выронившую в то утро тарелку.
Неясная мысль зародилась в моей голове. И тут же ставшая вдруг скользкой бутылка выскользнула из руки. Ударилась о пол и разбилась.
ВОИН
Сразу после окончания института Веня, как отличник, был взят в хорошую компанию на должность помощника главного бухгалтера. Прилично зарабатывал и имел определенную служебную перспективу.
Целыми днями Веня возился с бумагами. Общался в основном со своими коллегами из финансовой службы:
– Добрый день, Клавдия Аполлоновна…
– Здравствуйте, Веня…
– Спасибо за отчет, Маша…
– Ну, что вы Веня…
– Успеем ли мы к окончанию квартала, Софья Николаевна?
– Обязательно, Венечка…
Атмосфера в службе была, что надо. Все относились к Вене с любовью: кто с материнской, кто с дружеской. И ему работалось легко и приятно. Веня отвечал своим коллегам тем же – приятностью слов и поступков. Ему думалось о том, как прекрасны люди и как прекрасен мир. И от таких мыслей он сам себе казался пушинкой, с утра носимой легким ветерком по делам, вечером доставляемой на дом.
В своей квартирке Веня ужинал, чем придется. Размышлял о том, что завтра ждет его на работе. Блаженно засыпал. Первое время. Но потом ни с того, ни с сего со сном начались проблемы: не спалось, хоть тресни.
Веня, вспомнив о чьем-то опыте, начал считать верблюдов:
– Один, два…, сто…, двести…, тысяча двести…
Потом слонов:
– Один, два…, сто…, двести…, тысяча пятьсот…
Пингвинов:
– Один, два…, сто…, двести…, тысяча семьсот…
Разная скотина стройными колонами уходила за горизонт, но сон на смену, увы, не спешил.
Одна утомительная ночь сменяла другую. Помощник главного бухгалтера побледнел, под глазами у него появились круги:
– Веня, вы не заболели? – беспокоились сослуживицы.
Тот послушно сходил к доктору. Белохалатный мужчина, осмотрев, хмыкнул:
– Вы здоровы… В общем и целом. Разве что переутомились несколько? Попробуйте расслабиться, отдохнуть. Если не получится, я выпишу вам снотворное.
Веня не разделял докторское предположение, что бессонница произошла от переутомления. Ему по-прежнему работалось легко и с удовольствием. Дело было явно в чем-то другом.
«Но в чем? – спрашивал сам себя Веня, не забывая вести строгий учет новым тысячам животных, – Один, два…, сто…, двести…, тысяча восемьсот… В чем же дело?»
Верблюдов, слонов и пингвинов сменили жирафы, черепахи и буренки. Безрезультатно. Все караваны по-прежнему навевали отнюдь не сон – лишь тоску и уныние. Каждую ночь.
Хотел было Веня податься к доктору за лекарством, но в одну из ночей характер его сновидений изменился. На поле счетоводства появились новые герои, которых помощник главного бухгалтера вовсе и не вызывал: размалеванные папуасы с топорами и дротиками. Они не вышагивали строем за горизонт, но нахально врубались в стада Вениных животных. Забивали самые крупные экземпляры. Разделывали их, отплясывая возле костра. Затем жарили и пожирали.
Веня старался забыть о нашест вениках и думать исключительно о мирно удаляющихся колоннах. Но папуасы появлялись снова и снова. До самого звонка будильника.
После нескольких подобных бессонных ночей в Вене накопилась злость на дикарей. «Видит бог, я не хотел» – подумал он и, вытащив из-под подушки арбалет, с двухсот шагов пристрелил вождя папуасов. Потом – главного жреца. И еще – самого крупного бойца. Увидев, как рухнул костяк племени, как бросились в рассыпную оставшиеся без руководства нашественики, Веня улыбнулся и крепко заснул.
Утром он как-то даже и не вспомнил про ночную битву, на работу же пошел с отличным настроением.
Его встретили с улыбками:
– Здравствуйте, Веня.
– Здравствуйте.
– Прекрасно выглядите. Отдохнуть, наверное, удалось?
– Удалось, – ответил Веня и только теперь вспомнил пристреленных вождя, жреца, бойца.
«Странно» – думалось помощнику главного бухгалтера. Он никогда в жизни не дрался. Не служил в армии. А тут так вот за раз убил трех человек. Хоть и во сне, но убил.
А папуасы, как оказалось, навсегда исчезли с горизонта. Но зато тут же объявились конные варвары. Они глумились, истребляли бредущих жирафов просто так, шутки ради.
Веня пытался сдержаться, но в одну из ночей все же сломался и, вынув из под одеяла меч, врубился в самую гущу неприятеля. Валились кони и люди. А он все прорубался к центру. Наконец увидел побледневшего, пытавшегося скрыться за щитом предводителя варваров. Прокричал:
– Ага!
Первым ударом Веня выбил щит из варварских рук. Вторым разрубил негодяя через плечо до самого живота. Кровь хлынула из распавшегося тела. Веня вытер с лица теплые брызги и крепко заснул.
На следующую ночь он недолго думал, когда увидел цепь надвигающихся солдат с винтовками. Вытащил на бруствер окопа пулемет и, установив прицел, дал длинную очередь. И еще одну. И еще одну. Вражеские солдаты падали десятками, как подкошенные…
НАСТЯ И ШОКОЛАД
При родах врач повредил ей ключицу и, объявившись на свет, она день и ночь напропалую орала благим матом. На шестые сутки, чтобы утихомирить новорожденную, перепуганный белый халат ввел морфия. Девочка успокоилась и блаженно заснула на руках матери.
Врач втайне от родителей продолжал колоть ей морфий до тех пор, пока ключица не срослась. И тогда другая боль охватила ее. Ничего не понимая, ребенок привык к наркотику и теперь у него начались ломки.
Маленькая девочка билась в истерике. Ее организм требовал укольчика – лекарства, от которого становилось тепло, уютно и спокойно, как в утробе. Но у врача подоспел отпуск и он улетел на Багамы.
А девочка ничего не ела и почти не пила. Исходила криком и слабела на глазах. Мать, глядя на измученное неведомой болью создание, тихо съезжала с катушек. И тогда другой, не уехавший на Багамы врач, с трудом найдя вену на крошечной ручонке, воткнул туда трубку от капельницы – накормил кровь глюкозой и витамином «Ц». Девочка выжила.
Врач, глянув на календарь с купающимися багамными девицами, вздохнул и посоветовал:
– Везите ее к морю для окончательного…
Родители – известные деятели балета немедля купили билеты в мягкий вагон и в ту же ночь повезли дочь в соленую и теплую сторону. Но на одной из станций мама с папой узрели на перроне продавца мороженного и не удержались, глянув на крепко спящую девочку, выбежали на минутку.
Ребенок не проснулся, когда поезд тронулся. Не разбудили девочку и крики за окном. Это кричала ее хрупкая мать, на которую возле самой двери вагона наехал каток, укладывающий на перроне новый асфальт. И это кричал отец, напрасно вставивший руку в железное колесо – злая машина не остановилась. Без каких-либо документов балетная чета скончалась на месте.
