Альтернативы, казалось, не существовало. На следующее же утро я отправился на местную почту, послал ей телеграмму в отель «Крийон», где она всегда останавливалась, и вернулся, чувствуя себя в ладах со всем миром. Телеграмма обошлась недешево, так как я не поскупился на слова, чтобы смысл был абсолютно ясен, но на экономии не разбогатеешь.

За обедом в этот вечер никто не мог бы пройтись по адресу моей рассеянности. Меня как раз осенило, что, когда настанет время объявить про скарлатину, я не только обеспечу повальное бегство моих гостей, но, возможно, сумею неплохо обстричь их в возмещение убытков, причиненных нарушением ими контрактных обязательств. И поэтому я блистал, как никогда. Я уже предупредил Бартера, чтобы ввиду изменения условий он перестал иметь озабоченный мрачный вид и прекратил бы зловещие покачивания головой до того момента, когда я подам сигнал, а потому в столовой не было ни единого не улыбающегося лица. Все объявили этот вечер одним из самых лучших и веселых, какие мы только проводили там.

Следующий день прошел столь же отлично. Обед был истинным пиром радости. И когда остальные удалились на покой, я, не испытывая особой сонливости, выудил сигару, смешал себе бодрящий напиток, удалился в кабинет и сел прикидывать, каким будет мое сальдо, когда наконец прииск придется закрыть.

И могу сказать тебе, Корки, что я пребывал в самом солнечном настроении, как и подобает тому, кто в самую последнюю минуту вырвал победу из пасти поражения и благодаря уравновешенной голове на плечах и прозорливости открыл себе путь к колоссальному богатству.

Таковы были мои мысли, старый конь, и они становились все забористее и забористее с каждой секундой, но тут откуда-то сверху донесся треск выстрела. А потом еще один. Всего два выстрела. И что-то подсказало мне, что их следует отнести на счет армейского револьвера полковника Б. Б. Бэгнью.

И действительно, чуть позже, когда я встал у двери в ожидании дальнейшего развития событий, появился полковник, размахивая указанным оружием.

— Из-за чего пальба? — осведомился я.

Полковник как будто был весьма доволен собой. Он проследовал за мной в кабинет и сел.

— Ведь я же говорил вам, — начал он, — что субъект, якобы осматривавший канализационные трубы, был лазутчиком шайки громил? Я уже погружался в сон, когда мне почудился какой-то шум на лестнице. Я взял револьвер и, ступая бесшумно, как леопард, вышел в коридор. И увидел на площадке крадущуюся тень. В темноте можно было различить только смутный силуэт, но я открыл огонь.

— И? — сказал я. — И?

Полковник раздраженно пощелкал языком.

— Очевидно, я промахнулся, — сказал он. — Когда я включил свет, то никакого трупа не увидел.

— Никакого трупа? — спросил я.

— Никакого трупа, — сказал полковник. — Я объясняю этот факт плохой видимостью. Точнее говоря, мы находились почти в полной темноте. Мне уже довелось побывать в подобной ситуации в Пурундапоре. Ну, некоторое время я оглядывался, хотя понимал, насколько это бесполезно. Открытое окно в коридоре не оставляло сомнений, что преступник спасся через него. Стены ведь оплетены плющом, и спуститься ему было легко и просто.

— Этот субчик что-нибудь сказал?

— Да, — ответил полковник. — Странно, что вы про это спросили. После моего первого выстрела он сказал что-то вроде «Ба! Ба!» каким-то странным высоким голосом.

— Ба, ба? — повторил я с некоторым недоумением. — Какая-то бессмыслица.

— Во всяком случае, звучало именно так.

— Свихнутый громила?

— Возможно, он рычал.

— А громилы рычат?

— Очень часто, — сказал полковник.

Он налил себе щедрой рукой и высосал напиток с видом человека, который вел себя со всем достоинством отставного офицера прославленного полка.

Мне вдруг показалось странным, что в доме стоит полная тишина. Казалось бы, мои жильцы, услышав выстрелы в ночи, должны были уже столпиться вокруг и задавать вопросы.

— А где все остальные? — спросил я.

Полковник снисходительно усмехнулся.

— Затаились, как могли, — сказал он. — Ну-ну-ну, полагаю, нам не следует их винить. Физическая смелость одним присуща от природы, а другим не слишком. Я и сам удивился, что никто как будто не заметил этого маленького происшествия, а потому совершил обход и убедился, что все они прикорнули в своих постелях. Не стану утверждать, что одеяла были натянуты им на головы, но в одном или двух случаях почти так. Бедная леди Бастейбл была особенно взволнована. По-видимому, она потеряла ключ от своей двери. А что теперь? Не обыскать ли нам дом?

— Есть ли в этом смысл? Вы же сказали, что субчик смылся через окно в коридоре.

— Я так полагаю. Во всяком случае, он исчез с поразительной быстротой. Одну секунду был тут, а в следующую испарился.

— Ну, я думаю, последнюю стопочку — и на боковую.

— Пожалуй, вы правы, — сказал полковник.

Ну, мы выпили по заключительной и расстались на ночь. То есть расстались не сразу, так как спальни наши были на одном этаже. Моя у лестницы рядом с комнатой леди Бастейбл, а полковник квартировал в конце коридора.

Я, как хозяин дома, счел только вежливым постучать в дверь леди Бастейбл и осведомиться, как она там. Но при первом прикосновении моих пальцев к филенке изнутри донесся такой вопль ужаса, что я тут же оставил свое намерение. Полковник уже удалился к своему заслуженному сну, а потому я свернул к себе и, облачившись в пижаму, улегся спать. Конечно, я тревожился при мысли, что в «Кедры» вламываются громилы, но казалось маловероятным, что они вернутся, пока их будет пугать воспоминание о пулях доброго старины полковника. А потому, выбросив все это из головы, я погасил лампу и вскоре погрузился в сон без сновидений.

И тут, Корки, если бы в мире существовала справедливость, если бы Провидение действительно опекало достойных, как ему положено, эта история благополучно завершилась бы. Но завершилась ли она? Да ни на каплю, малышок, ни на каплю.

Как долго я спал, сказать не могу. Ну, может быть, час, может быть, больше. Меня разбудила рука, трясущая мое плечо, и, сев на постели, я обнаружил, что в моей комнате находится женщина. Она была лишь смутным видением, и я уже готов был выразить мое мнение о таком распущенном и богемном поведении в респектабельном доме, когда она заговорила.

— Ш-ш-ш! — сказала она.

— Поменьше «ш-ш-ш»! — парировал я с некоторым жаром. — Что вы делаете в моей комнате?

— Стэнли, это я, — сказала она.

Корки, это была моя тетка! И признаюсь тебе, на мгновение рассудок закачался на своем троне.

— Тетя Джулия!

— Не шуми!

— Но послушайте! — сказал я, и, думается, тон у меня был слегка оскорбленным, ибо несправедливость всего этого сильно меня язвила. — Вы же сообщили в своей радиограмме, что едете в Париж. «Буду в Париже во вторник» — вот, что вы сообщили.

— Я сообщила, что прибуду НА «Париже». «Париж» — пароход, на котором я плыла. Но какое это имеет значение?

Какое это имеет значение! Нет, ты подумай, Корки! Рассуди, старый конь. Я на краю пропасти, все мои тщательно продуманные планы пошли прахом, и лишь и только потому, что эта женщина не потрудилась выразиться точно. На протяжении моей жизни у меня бывали причины для горьких мыслей о женщинах как таковых, но никогда они не были настолько горькими, как в ту минуту.

— Стэнли, — говорит моя тетка, — Бартер сошел с ума.

— А? — говорю я. — Кто сошел?

— Бартер. В Саутгемптон мы пришли поздно вечером, но я хотела спать в собственной постели, а потому взяла мотор и приехала сюда прямо из порта. Открыла дверь своим ключом и поднялась по лестнице, как могла тише, чтобы никого не побеспокоить. И только поднялась на верхнюю площадку, как, откуда ни возьмись, появился Бартер и выстрелил в меня из пистолета. Я окликнула его «Бартер! Бартер!» — и он не мог не узнать моего голоса. Однако и ухом не повел, а снова в меня выстрелил. Я вбежала в твою комнату и спряталась в гардеробе. К счастью, он меня не преследовал. Но конечно, он помешался. Стэнли, ты не замечал за Бартером никаких странностей, пока я была в отъезде?