Женский голос сказал:

– Хэлло?

– Это мисс Карсон?

– Да. С кем я разговариваю?

Ему было приятно слышать ее нежный голосок.

– Вы меня не знаете. Один мой друг… – Кен замолчал, запутавшись в объяснениях.

– О! – рассмеялась девушка.

Это был дружелюбный смех, и Кен неожиданно почувствовал себя абсолютно непринужденно.

– Да не стесняйтесь вы так! Хотите ко мне прийти?

– Ну, я хотел бы… Но вы, быть может, заняты?

– Нет, нет. Когда вы придете?

– Я не знаю, где вы живете.

Девушка снова рассмеялась:

– Лессингтон-авеню, 25. Вы знаете, где это?

– После Гранбург-стрит, да?

– Вот-вот. Я живу наверху, надо мной только небо. У вас есть машина?

– Есть.

– Не ставьте ее перед дверью. В конце улицы есть стоянка.

Лессингтон-авеню находилась на другом конце города. Ему понадобится двадцать минут, чтобы доехать туда. Сейчас было чуть больше восьми.

– Я буду у вас в девять часов.

– Буду ждать. Парадная дверь открыта.

– Договорились. Итак, в девять.

Девушка положила трубку, он медленно сделал то же самое, потом достал носовой платок и вытер лицо. Есть еще сорок минут на раздумья.

Он вернулся в спальню и закончил туалет. Завязывая галстук, Кен думал о ее голосе и старался представить себе ее внешность. Блондинка ли она? Высокая ли? Судя по голосу, она казалась очень молодой. Паркер говорил, что она потрясающа. Должно быть, очень красива, раз он так отзывался от ней.

Кен надел пиджак и вышел из спальни в гостиную. Там он долго стоял, раздумывая.

«Я ведь могу поехать и посмотреть, – решил он. – Если она мне не понравится, я не останусь».

Он вынул бумажник и проверил его содержимое. Руки немного дрожали, и он иронически усмехнулся.

Выходя из дому, он старался не смотреть на фотографию Энн в серебряной рамке, стоящую на письменном столе.

На большой автостоянке в конце улицы было всего четыре машины.

Сторож, старик в белой блузе, вышел из своей будки и сделал знак Кену поставить машину позади старого «бьюика». Кен выключил мотор и вышел из машины.

– Вы надолго, мистер?

– Не знаю. Зависит от того, дома ли мой друг, – осторожно ответил Кен. – А на сколько я могу оставить здесь машину?

Сторож многозначительно улыбнулся:

– Да хоть на всю ночь. Здесь многие оставляют машины до утра.

Кен с беспокойством подумал: неужели старик догадался, куда он идет? И оплатил стоянку.

– Могу поспорить, что эти парни загуляли на всю ночь. – Сторож показал рукой на машины. – В этом квартале захватывающая ночная жизнь.

Кен смущенно улыбнулся:

– Что вы говорите? А я и не знал!

Сторож подмигнул ему:

– Они тоже.

На улице уже стемнело, и Кен, шедший по Лecсингтон-авеню, мог не беспокоиться, что его узнают.

Это была спокойная улочка, по обе стороны ее росли тенистые деревья, скрывающие прохожих. Дома с виду казались аккуратными и респектабельными, и Кен никого не встретил, пока шел к дому номер 25.

Паркер говорил, что никакой опасности нет, что все схвачено. Похоже, он был прав.

Кен остановился и, прежде чем подняться по ступенькам к дому номер 25, оглядел улицу. Довольный, что там никого не оказалось, он поднялся, повернул ручку входной двери и поспешно шагнул в вестибюль.

Внизу на стене, рядом с лестницей, выстроились почтовые ящики. Кен остановился. Над каждым ящиком имелась карточка с именем владельца.

Он прочел: «Мей Кристи, Гей Хордерн, Эва Баркли, Глория Голд, Фей Карсон».

«Пташки одного полета, – подумал он смущенно. – И куда это меня занесло?»

Кен в замешательстве остановился у лестницы. Решимость его куда-то улетучилась, и он было решил вернуться назад, к своей машине.

«Какая глупость, – говорил он себе, – что я притащился в этот дом, не имея ни малейшего представления даже о том, как выглядит эта девица!»

И если бы не выпитое виски, он повернул бы назад, но спиртное придало ему храбрости.

Паркер говорил, что все при ней. Паркер регулярно ее навещает. Значит, с ней все в порядке.

Кен начал подниматься по лестнице.

На площадке третьего этажа сквозь выкрашенную красной краской дверь доносились приглушенные звуки музыки. Должно быть, работало радио. Кен продолжал подниматься и, когда ему оставалось всего четыре ступеньки до четвертого этажа, услышал, как какая-то дверь сначала открылась, а потом резко захлопнулась, и на лестничной площадке показался невысокий, толстоватый, лысый мужчина одних лет с Кеном. В руке держал шляпу с отвисшими полями, которую прижимал к бедру. Он остановился.

В его внешности было что-то неприятное. Он был похож на засохшую булочку с кремом. Черные глаза навыкате, белки с красными прожилками, тонкогубый омерзительный рот, небольшой нос с горбинкой и остроконечные уши, близко прилегающие к голове, производили отталкивающее впечатление. Таких ушей видеть Кену еще не доводилось. На мужчине был мешковатый засаленный костюм с оранжевым в синюю клетку галстуком, заляпанным жирными пятнами.

В руках он держал рыже-коричневого пекинеса, длинная шелковистая шерсть которого говорила о тщательном уходе. Пес был настолько ухожен, насколько небрежен в одежде хозяин.

Толстяк отступил назад.

– Проходите, сэр, – сказал он тихим, почти женским голоском. – Вы, случайно, идете не ко мне?

Черные глаза с красными прожилками оглядели Кена, и у него возникло неприятное ощущение, что толстяк разглядывает его, стараясь запомнить.

– Нет. Мне выше, – поспешно ответил Кен.

– В доме нужен лифт, – пожаловался толстяк. – Эта жуткая лестница разрушает мое сердце. Лео тоже ее ненавидит. – И он погладил голову пса толстым грязным указательным пальцем. – Посмотрите, какой красавчик! – Мужчина протянул пса Кену, чтобы тот смог его получше рассмотреть. – Вы любите собак, сэр?

Кен обошел толстяка сбоку.

– Думаю, да. Замечательная собака.

– У него много призов, – продолжал толстяк. – А в этом месяце он получил золотую медаль.

Пес уставился на Кена. Его глазки были похожи на глаза хозяина – черные, навыкате и белки с красными прожилками.

Кен продолжал подниматься по лестнице. Добравшись до верхней площадки, остановился. Пока он поднимался, то все время прислушивался: спускается ли вниз толстяк, но шагов не услышал.

Кен тихонько подкрался к перилам и посмотрел вниз.

Толстяк стоял на лестничной площадке и смотрел вверх. Их взгляды встретились. Владелец пекинеса улыбнулся лукавой, всепонимающей улыбкой, которая испугала Кена. Пекинес тоже смотрел вверх. Его плоская черная мордочка оставалась бесстрастной и выражала полнейшее равнодушие.

Кен поспешно отпрянул и повернулся лицом к двери, выкрашенной зеленой краской. Сердце его бешено колотилось, а нервы были на пределе. Встреча с толстяком потрясла его.

Если бы толстяк не стоял внизу, Кен ушел бы немедленно. Но мысль о том, что ему еще раз придется пройти мимо толстяка, приводила его в ужас. Сожалея о собственной глупости, которая привела его в этот дом, Кен робко нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу же.

Девушка, открывшая дверь, оказалась темноволосой, живой и хорошенькой. На вид двадцати трех – двадцати четырех лет. Черные как вороново крыло волосы распущены по плечам. Глаза – синие, широко расставленные, губы в ярко-алой помаде, улыбка дружелюбная. И эта улыбка вернула Кену его самообладание.

Бледно-голубое летнее платье соблазнительно обрисовывало ее изящную фигуру. И у Кена сильнее забилось сердце.

– Привет, – сказала она, отступая в сторону. – Проходите.

Девушка осмотрела его с головы до ног. И было видно, что он ей понравился, потому что она одарила его ослепительной улыбкой. Кен, смущаясь, вошел в большую просторную комнату.

Перед пустым камином стоял массивный, обтянутый кожей диван. Три глубоких кресла, радиоприемник, телевизор, большой, орехового дерева бар и обеденный стол, стоящий у окна с видом на залив, завершали обстановку. На столе, на каминной полке и на радиоприемнике красовались вазы с цветами.