– Она в ресторане, общается с новым шеф-поваром. Он хотел посоветоваться, какое вино сегодня лучше подать.

– Да, это она должна знать… – Дрю отличалась безупречным вкусом.

Запищал мобильник Томаса.

Завидев возможность сбежать, я бросила пустую бутылку из-под воды в ведро:

– Уже поздно. Мне надо душ принять.

Дверь за мной закрылась, и я вдохнула запах краски. Дрю недавно наложила новый слой красной венецианской штукатурки в гостиной. Уютные кожаные кресла с шелковыми коричневатыми подушками в тон паркета. Одна стена была полностью стеклянная, вдоль другой стояли полки с книгами в кожаных и мягких переплетах. Я провела пальцем по корешкам – мне страстно хотелось взять что-нибудь, устроиться поуютнее и почитать. Но не сегодня. Томас с Дрю переделали бывшее здание телеграфа в шикарный ресторан и решили не продавать его, а оставить себе. И через несколько часов должно было состояться торжественное открытие. Они настояли на том, чтобы я на нем присутствовала, вроде как заново хотели ввести меня в общество нашего городка.

У моего брата был особый талант – он мог заставить старые сломанные вещи сверкать. И я была более чем уверена, он надеялся, что сегодня этот фокус сработает и со мной.

Мы с Томасом сблизились, потеряв родителей четыре года назад, хотя, когда я росла, мы особо не дружили. Я вообще появилась неожиданно, почти через двадцать лет после него. Он не был готов нести ответственность за младшую сестру, и я изо всех сил старалась скрывать от него своих тараканов. Бог откликнулся на мои молитвы и дал мне стипендию. Я мечтала уехать из родного городка, подальше ото всех связанных с ним воспоминаний и старых зданий, которые реставрировал мой брат. И мне не очень нравилось положение, в котором я оказалась, оставшись без стипендии. В основном из-за «моих сложностей».

– Здравствуй.

Незнакомый голос застал меня врасплох. Я резко развернулась и увидела, что у стеклянной стены стоит какой-то мужчина – он, похоже, чувствовал себя крайне уверенно и в то же время выглядел как-то не к месту. Он был невероятно красив, высокий и худой, в безупречном черном костюме. На лицо спадал локон светлых волос, но он не скрывал тонких черт лица незнакомца. Спрятав в карман брюк серебряные часы на цепочке, он убрал руки за спину.

– Я могу вам помочь? – Я изо всех сил старалась скрыть свою тревогу, но она все равно слышалась в голосе. Секунду назад этого человека еще не было.

– Меня зовут Джек.

Мужчина стоял на месте, оценивая меня взглядом ярких синих глаз. Я вздрогнула. И с ног до головы покрылась мурашками. Я изо всех сил надеялась, что это не новый специалист, которого нашел Томас. На мой взгляд, он производил довольно жуткое впечатление.

– Вы к моему брату?

– Нет, с твоим братом я не знаком. – Уголки губ незнакомца приподнялись в легкой улыбке, и у меня на миг замерло сердце. – Я пришел к тебе, Эмерсон.

Его костюм и часы, вероятно, не из нашего времени. Прическу же сложно отнести к какой-либо конкретной эпохе. Возможно, он – очередная галлюцинация, но если это так…

Откуда он знает, как меня зовут?

Томас! – вскрикнула я, задыхаясь от волнения.

Я повернула голову, услышав, что на кухне упал стул. Грохот, казалось, длился целую вечность. Когда я снова повернулась к окну, Джек исчез. В комнату влетел обеспокоенный Томас.

– Почему, почему, почему? – спрашивала я, рухнув возле боковой стенки книжного шкафа и ударяясь о нее головой с каждым «почему?». – Почему ты только реконструируешь старые здания? Ты не можешь построить новое?

У Томаса от неожиданности отвисла челюсть.

– Это опять произошло? Прямо здесь?

Этот вопрос касался моей способности видеть тех… кого уже не было в живых.

Назвать их мертвецами было бы неверно. Я не совсем понимала, что именно я вижу, но ни в одном из многочисленных чужих рассказов о привидениях они не лопались как шарики и не исчезали, когда в них ткнешь пальцем. Это началось, когда мне было тринадцать лет, незадолго до того, как погибли родители. Томас реконструировал старый завод по производству стекла – задачей брата было превратить его в офисное здание.

Оказавшись там впервые, я завела приятную беседу с пожилым мужчиной в каске. От него пахло табаком и потом. Его мясистый нос был слегка скособочен, и его красный цвет свидетельствовал о том, что он любил кирнуть. Но старик оказался довольно милым, даже пригласил меня пообедать с ним. Я отказалась, но он настойчиво предлагал попробовать пирог, который жена положила ему в старенький контейнер.

И тут я заметила, что что-то было не так. Старик положил мне в руки какой-то кусок, и я поняла, что его еда не имеет веса. Мой новый знакомый пришел к точно такому же заключению обо мне – он уронил коробку, и пирог и развопился, словно дама, забывшая снять трусики с веревки перед приходом священника. А потом он исчез. Пшик!

Добро пожаловать в мир безумия, Эмерсон. После этого случая я частенько стала видеть людей – мертвых людей, – которые появлялись в самых неожиданных местах и исчезали, только когда я до них дотрагивалась. Я могла встретить их где угодно – и в кабинке туалета в забегаловке «Деннис», и в раздевалке в универмаге «Мэйсис», – но я к ним так и не привыкла.

– Господи, как тебе только удалось уговорить меня поселиться здесь? Я должна была бы подумать о том, что в таком старом здании просто не может быть безопасно. Этот человек знал, как меня зовут.

Такого раньше не бывало.

Томас напрягся:

– Он знал, как тебя зовут?

Я кивнула, закрывая глаза. К тому же Джек сказал, что пришел ко мне. Но Томасу это было знать не обязательно.

– Эм, я думал, что все уже давно прекратилось.

Частная школа, в которой я училась последние годы, располагалась в Седоне, Аризона. Поселенцы добрались туда только к началу прошлого века, и разница между гончаром из племени явапаи и, скажем, моим учителем по физкультуре была очевидна.

Я считала, что мне стало лучше, но после событий того дня я начала сомневаться. Только в тех случаях, когда одежда была явно старомодной, удавалось догадаться, что человек – пришелец из прошлого, что он не стоит передо мной на самом деле – здесь и сейчас. Я уже стала специалистом по нарядам различных эпох, но не потому, что меня интересовала мода, а потому, что по этому признаку можно было распознавать людей. С женщинами дела обстояли проще, а вот классические мужские костюмы менялись довольно редко, исключение составляли лишь бабочки и голубые смокинги, которые носили в семидесятых годах прошлого века.

В музеи, где работники одевались в костюмы разных эпох, на маскарады и реконструкции исторических событий я старалась не ходить. Такого я вынести просто не могла. А еще я избегала физического контакта с людьми. Исключением были женщины в кринолине, которые стояли прямо у меня на пути.

– Прекратилось. По крайней мере, я так считала, – вздохнула я.

То есть так было до тех пор, пока я не спустила в унитаз таблетки.

Брату нелегко со мной пришлось. Я держала все свое горе в себе – и по поводу утраты родителей, и по поводу этих своих безумных видений, – а для душевного здоровья это оказалось не очень хорошо. В итоге меня увезли в больницу и прописали целый коктейль лекарств от моих «галлюцинаций» – который на время помог. Но прошлой зимой, когда мне окончательно надоело ходить все время зомбированной и жить как в тумане, я решилась на серьезный шаг и слезла с таблеток, никому не сказав.

Даже Томасу.

И видения потихоньку вернулись. Эм-зомби исчезла, но Эм – потенциальная психопатка все же не со всем справлялась. И теперь я снова была вынуждена задаваться вопросом, с настоящими ли людьми я разговариваю на улицах.

– Прости, Эм.

Я посмотрела на Томаса.

– Тебе не за что извиняться.

– Я же купил это здание. – Он свел брови так, что стало казаться, будто по его лбу ползет гусеница.