По заказу Мордки – жида-портного, жившего где-то неподалеку – Иван изготовил машинку для прокатки мацы. То есть особого еврейского хлеба, который они пекут по своим праздникам. Весь смысл которого заключается в том, чтобы лепешки получались тонкими, как бумага. И не поднимались в печи. Чтобы достичь этого, на них нужно было сделать много маленьких дырочек. Которые при нагреве выпускали воздух, не давая тесту разбухать и лопаться.
Придя с заказом, портной Мордка сказал, что когда-то видел подобное приспособление в синагоге – то ли в Бердичеве, то ли в Витебске. Однако, не имея технической сметки, ничего конкретного пояснить не смог; только махал руками да повторял, что листы теста должны быть сплошь продырявлены.
Иван понял суть и, не имея понятия о существующих образцах, сконструировал свою машину. Вероятно, повторяющую ту, о которой говорил бестолковый Мордка. На специально выточенный латунный валик слесарь нанизал тщательно подобранные часовые колесики с мелкими зубьями, перемежая их одинаковыми по толщине шайбами. С концов валика затянул всю конструкцию гайками. Получился плотный зубчатый пакет. Стоило прокатить его по тесту – и следом шли ровные ряды аккуратных одинаковых дырочек. Стремясь довести изделие до совершенства в удобстве использования, Иван приделал к машинке ручку, как у валика для фотопечати.
Еврей заплатил очень щедро и даже вперед, поскольку машинку требовалось изготовить быстро: где-то на днях у них начинался праздник, к которому следовало печь эту самую мацу.
Сейчас драгоценная вещь лежала на подоконнике в ожидании заказчика.
И вот ее-то, оплатившую этот пир, вдруг схватил придурочный Володька.
– Кузьмич, дай-ка мне ключ на двенадцать! – заорал он.
– Зачем тебе? – спросил Кузьмич, сидевший рядом с инструментальным ящиком.
– Гайку подтянуть Слабо завернута.
– Эй, ты! – обеспокоенно закричал Иван. – Положи аппарат на место и не трогай там ничего! Очень хорошо – тоже нехорошо. Все завернуто, как надо. И…
Он кинулся к Володьке, но не успел. Кузьмич с несвойственной для него быстротой подал ключ. Володька пьяно налег на закрученную гайку. В тишине раздался страшный звук – это треснул несущий валик…
– Ты… – только и сумел дохнуть Иван, выхватывая из рук дурака сломанное изделие.
Взглянув, он понял, что дело хуже, нежели подумалось в первый момент.
Обломился не конец с резьбой: перекрученный Володькой, валик лопнул почти посередине. Тщательно подобранные шайбы и колесики с веселым звоном поскакали на пол. На ручке болтались обломанные концы стержня. Косо блестел свежий излом. Казалось, разорванный металл можно сложить, и все срастется заново. Но Иван знал, что это лишь казалось. Валик сломался безнадежно, нельзя было даже просто укоротить его, нарезав новую резьбу.
– Остолоп! – чуть не плача кричал мастер. – Дубина стоеросовая! Олух царя небесного! Кто тебя просил хватать!
– А что! – нисколько не смущаясь, хорохорился Володька. – Я только подтянуть хотел. Ты сам дурак – гнилой металл взял! И что я теперь?
– «Что я теперь» – передразнил Иван. – Счас жид за изделием придет – что я ему скажу?
– Тоже мне, жида Мордку испугался! Скажешь ему, дескать, сломалась твоя машинка для религиозных культов. И ступай ты подальше, трокцист жидовская морда, пока мы куда следует не сообщили! Катись колбаской по малой Спасской! К такой-то матери на легком катере…
Володька, не угомоняясь, продолжал выкрикивать подобную чушь. Кузьмич принялся молча разливать водку по стаканам.
Иван стоял неподвижно, все еще сжимая в кулаке сломанную машинку.
* * *
– Ай-я-я-я-я-я-яй… – стонал убитый горем портной.
Бородатый, худой и сутулый еврей лет сорока, он незаметно вошел в открытую Ивану и брошенную пьяным Володькой дверь.
И стоял теперь посреди мастерской, горестно раскачиваясь из стороны в сторону.
– Не получилась сегодня твоя машинка, Мордка… – виновато бормотал Иван, опасаясь глядеть ему в глаза. – Материал негодный вышел…
Остальные молчали.
Кузьмич, уже принявший стакан оплаченной евреем водки, равнодушно курил, пуская дым из-под Буденновских усов. А виновник всего, паскудный бездельник Володька отвернулся к окну, делая вид, что занят важным делом.
– Но как так, Иосиф? – причитал портной, прижимая бледные руки к груди. – Как же так… Азохенвей, ведь ты обещал-таки сделать сегодня, и я заплатил вам вперед…
– Ну вот так… – угрюмо краснея, отвечал Иван.
Он не собирался говорить правду о Володьке, в один миг сломавшем машинку. Ему было стыдно самому, и он даже не заметил, что еврей почему-то называет его Иосифом:
– Поломка случилась… И на старуху бывает проруха. А насчет денег ты не беспокойся, Мордка. Я тебе завтра энту машинку сделаю. Еще лучше. Зав-тра, слышишь?
– Завтра?! – еврей отпрянул в ужасе, как от удара. – Но мне нужно сегодня. Се-год-ня, понимаешь?
– Да не смогу я сегодня! – в отчаянии выкрикнул Иван. – Ну как тебе объяснить! Я же валик из латунного шестигранника сделал, чтоб он у тебя от воды ржой сразу не покрылся! А счас Фрол Петрович ушел и цех запер. Сегодня ж воскресенье – он на полчаса с утра и забегал, чтоб посмотреть, чем мы тут заняты! И ключ унес – понимаешь? А мне станок нужен, чтоб тебе заново валик выточить, понял?
– Но Иосиф, Иосиф… – продолжал портной, не слыша его. – Ты же сам еврей!
– Какой я тебе еврей…
– …Сам еврей, и должен-таки понимать! Мне нужно сегодня! Прямо сейчас! Я же обещал…И Шифра уже тесто собирается ставить! Впервые тут решила сделать кошерную мацу, и такое ай-я-яй… Тесто перекиснет. Сейчас надо, а не завтра. Ну придумай что-нибудь, я тебя прошу-таки! И я заплачу тебе еще!
– Никак сегодня, Мордка, – Иван тихо покачал головой. – Так вышло.
– Но… Но у меня же Пейсах! Пей-сах! – повторил портной так, будто кто-то мог понять важность этого слова.
– «Песах-посох», – грубо передразнил Кузьмич. – Ты по-человечески говорить можешь?
– Пейсах – это наша пасха, – покорно объяснил еврей.
– Пасха?! Какая у тебя может быть пасха, если вы, нехристи, нашего Христа распяли?! Это у нас пасха через неделю, и ты нас в грех не вводи своими жидовскими кознями!
Портной горестно вздохнул. Он прекрасно понимал бессмысленность – тем более сейчас – объяснять пьяным гоям, что Христос тоже был евреем. И христианская пасха всегда бывает примерно в одно время с иудейской, поскольку Иисуса распяли в пятницу праздника. Он молчал, зная, что начни спорить – и эти люди бросят привычное с детства обвинение, будто евреи добавляют в мацу кровь христианских младенцев…
– Пасха, скажешь тоже…
Взяв стакан, Кузьмич налил из чайника водки.
– Вот у нас в деревне бывала пасха… – мечтательно продолжал он, выпив и хрустя огурцом. – Как с соседними мужиками дрались… Тебе и не снилось, жидовская твоя харя! С вилами да с косами. Года не случалось, чтобы кого-нибудь до смерти не убили! Во как! Это тебе пасха.
Он сладко вздохнул и снова потянулся к чайнику.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.