Положения Гумбольдта о том, что язык определяет отношение человека к объективной действительности и его поведение, легли впоследствии в основу теории Э. Сепира – Б. Уорфа, согласно которой язык упорядочивает поток впечатлений, а также в основу неогумбольдтианской лингвистической теории Л. Вейсгебера, согласно которой язык превращает окружающий мир в идеи и «вербализует» его.
Таким образом, Гумбольдтом были сформулированы две основные идеи современной лингвокультурологии. Прежде всего это:
1. Идея о том, что любой национальный язык представляет собой продукт развития национальной культуры и общества.
2. Идея о том, что языковая организация оказывает влияние на национальную культуру, национальную картину мира и поведение этнически обусловленной личности.
Оценивая идеи Гумбольдта необходимо отметить, что немецкий исследователь в решении проблемы связи языка и культуры продвинулся ровно настолько, насколько продвинулась и современная лингвокудьтурология. По большому счету после Гумбольдта, несмотря на усложнение тем современной лингвокультурологии, не было выдвинуто ни одной масштабной идеи, равной идеям Гумбольдта.
При этом истинное научное величие Гумбольдта не отрицает критики его позиций. Так или иначе попытка Гумбольдта теоретизировать в принципе известное положение о связи языка и культуры закончилась у этого исследователя констатацией и некоторой конкретизацией этой связи. Конкретизация идеи связи языка и культуры у Гумбольдта проходила как попытка определить первичность языка над культурой или культуры над языком. Вообще идея первичности и вторичности была хорошо известна во времена Гумбольдта и использовалась главным образом философами в определении соотношения материи и сознания. Но и в этом случае ученый был весьма непоследователен: в одном случае у него культура определяет язык, в другом языковая структура – культуру.
Но самое главное, на чем остановился Гумбольдт, это то, что он не определил конкретных механизмов взаимодействия языка и культуры. Впрочем, именно на этом остановилась и современная лингвокультурология.
Тем не менее, в целом вписываясь в контекст науки своего времени, Гумбольдт повлиял будущее развития многих смежных наук: лингвистики, культурологи, социологии, ориенталистики.
Развитие идеи В. Фон Губольдта о связи языка и культуры в начале XX века
Теоретическое обоснование Гумбольдтом идеи о взаимовлиянии языка и национальной культуры так или иначе использовали ученые всего мира. Наиболее подробно разработкой идей исследователя занимались Э. Сепир, Б. Уорф и Я Вейсгербер.
«Язык становится все более ценным… в научном изучении той или иной культуры. …Переплетение культурных моделей данной цивилизации запечатлено в языке, который выражает эту цивилизацию,… когда-нибудь попытка уяснить первобытную культуру без помощи языка этого общества будет расцениваться как дилетантство…»[125]. В другой своей работе Э. Сепир пишет: «язык не существует вне культуры, то есть вне социально-унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш образ жизни»[126].
Отношение к языку как к важнейшему элементу этнологического исследования дало направление антропологической лингвистики. Наиболее ярким представителем которой является Г. Хойер, он понимает ее как область лингвистического исследования, посвященную в основном синхронному или диахронному изучению языков, связь языка и среды понимается представителями антропологической лингвистики как отражение в языке условий жизни данного общества. Представители данного направления (прежде всего Г. Херцог) считают, что язык более чутко, чем другие отрасли культуры реагирует на культурные изменения; при этом лексика, по их мнению, в отличие от грамматики более чувствительна к подобным изменениям. Прямое заимствование, словопроизводство и расширение значений уже существующих слов – выделяются как способы, путем которых словарный состав языка приспосабливается к новым понятиям, предметам и явлениям[127].
В связи с этим был сделан вывод, что язык, располагающий многочисленными описательными выражениями и словообразовательными моделями, скорее передает новые идеи своими средствами, чем тот, в котором новые конструкции и грамматические приемы ограничены; в последнем случае (по мнению Г. Херцога) язык вынужден прибегать к заимствованиям[128].
В работах в области антропологической лингвистики (или этнолингвистики) большое внимание уделяется терминологии (где наиболее ощутима связь языка и материальной культуры), исследования в этом направлении наметили прорыв в лингвистике, рассматривая язык с точки зрения его этнической и ареальной отнесенности. Работы подобного типа зачастую содержат богатый материал для межпредметных исследований.
Исследования этнолингвистического характера, в то же время, проводились в рамках этнографической, а не собственно лингвистической теории (Н.Б. Малиновский и его школа). Другим недостатком вышеуказанных работ является нечеткое разграничение плана синхронии и диахронии, так как подвижный и исторически разнородный материал заставляет исследователя отступать от строго синхронного изложения, тогда как другая часть представителей данной школы, напротив, оперирует не отдельными фактами, а набором моделей[129].
Использование моделей в качестве объектов присуще и представителям других направлений так называемой внешней лингвистики. Так, С Клукхон, последователь Э. Сепира, приходит к выводу, что социокультурное поведение моделировано, то есть поведение индивида рассматривается не только с точки зрения его как биологической особи, но с точки зрения обобщенной манеры поведения, присущей обществу в целом. При этом модель – генерация (или образец для поведения) поведения, конфигурация – отвлечение от поведения[130].
Однако, по мнению Э. Сепира, культура не просто поведение, а «абстрагирование» от поведения. Понимание культуры как совокупности обобщенных форм, моделирующих типы поведения, и языка как систему знаков привело исследователей к идее изоморфности знаковых систем, отличающихся лишь различием в конфигурации составляющих их частей.
Б. Уорф разработал наиболее подробную теорию об изоморфности в моделировании языка, структуры мышления и общества, основанную на положениях, высказанных Э. Сепиром. «Языковые нормы общества», по мнению Э. Сепира, определяют воспринимаемую действительность и тем самым моделируют ее. Поскольку отдельные языки разнятся, то люди «находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения для данного общества»[131].
Б. Уорф считает наличие влияния языка «на различные виды деятельности лбюдей не столько в особых случаях употребления языка, сколько в его постоянно действующих общих законах и в повседневной оценке им тех или иных явлений»[132].
По мнению Б. Уорфа, «рассмотрение лингвистических формул, обозначающих данную ситуацию, может явиться ключом к объяснению тех или иных поступков людей и каким образом эти формулы могут анализироваться, классифицироваться и соотноситься в том мире, который бессознательно строится на основании языковых норм данной группы»[133]. Мы ведь всегда исходим из того, что язык лучше, чем это на самом деле имеет место, отражает действительность»[134].
Б. Уорф приходит к заключению, что язык как система слишком сложен и недостаточно чуток для немедленного отражения новшеств, «тогда как в сознании производящих изменение это происходит моментально»[135]. В связи с этим Б. Уорф решает, что «хотя язык и культура взаимообусловлены и развиваются параллельно, природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути»[136].
