– по интерпретационному компоненту – переход абстрактного типа отображения реальности в конкретное, понятийно-логического в образное, а также осмысление психического как физического.

2. Другой стороной антропологизованного представления общественно-политической лексики в языковой картине мира художественной прозы А. Платонова является своеобразное олицетворение – осмысление концептов типа коммунизм, социализм, революция в качестве одушевленных субъектов деятельности, приписывание им свойств и характеристик живых существ. На наш взгляд, это – наиболее крайний случай мифологизации. Ведь при нем полностью разрывается связь концептуального содержания слов общественно-политической лексики у А. Платонова с их общеязыковым содержанием (где отсутствует даже минимальная возможность олицетворенного представления общественно-политической лексики).

От концепта вещества, свойства мифологическое сознание делает переход к концепту живого существа', в мифе вообще ослаблено разграничение между одушевленным и неодушевленным – можно сказать, что в нем практически все сущее одушевлено.

Революция в «Чевенгуре» становится персонифицированной одушевленной силой, она наделена способностью к активному влиянию на мир, «заряжена на действие». Этому переходу способствует модель метонимического переноса, характерная для языка революционной эпохи (ср. партия велела…). Например, революция в «Чевенгуре» может характеризоваться присущими только живому существу действиями и состояниями:

Революция завоевала Чевенгурскому уезду сны и главной профессией сделала душу (с. 376).

… в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура… (с. 307)

… Заголится вся революция и замерзнет насмерть… (с. 292). Революции могут быть приписаны атрибуты живого существа:

Дванов объяснил, что разверстка идет в кровь революции и на питание ее будущих сил (с. 325).

Дванов понял…, что у революции стало другое выражение лица (с. 336).

Любопытно, как общеязыковой перенос по функции для глаголов движения идти, приходить и т. п., вполне нормативный для употребления в значении процесса по отношению к неодушевленным сущностям (типа время придет, дождь идет), у А. Платонова возвращается к первозданному представлению о действии одушевленного субъекта Это достигается избыточной характеризацией действия признаком со значением конкретного способа передвижения, присущего лишь живому существу.

– И знать нечего: идет революция своим шагом (с. 309).

Или – пространственным/временным детерминантом конкретизирующей семантики, возвращающим глаголу идти значение передвижения одушевленного лица:

Чем дальше шла революция, тем все более усталые машины оказывали ей сопротивление (с. 342). Олицетворение действия поддержано здесь и дальнейшим контекстом – одушевленным представлением мира машин и изделий (машины и изделия сопротивлялись ей).

Революция прошла, как день… (с. 469).

Революция миновала эти места, освободив поля под мирную тоску, а сама ушла неизвестно куда… (с. 470).

Социализм в «Чевенгуре» тоже может быть осмыслен как живая материя, и в качестве таковой он способен самозарождаться (а не создаваться, строиться как искусственное, неживое явление):

… побеседовать о намечающемся самозарождении социализма среди масс (с. 256).

Социализму приписана способность совершать действия, присущие миру живой природы:

Социализм придет моментально и все покроет (с. 297).

Ср. в «Котловане»:

Социализм обойдется и без вас, а вы без него проживете зря и помрете (с. 98).

Ведь спой грустных уродов не нужен социализму (с. 165). В «Ювенильном море».

– … у нас нет воды, ее не хватит социализму… (с. 36).

Коммунизм в языковой картине мира героев и автора «Чевенгура» также

может осмысляться в качестве персонифицированного, одушевленного существа:

Значит, в Чевенгуре уже есть коммунизм, и он действует отдельно от людей (с. 463).

– Так ты думаешь – у тебя коммунизм завелся? (с. 472).

Коммунизму могут быть приписаны антропоморфные свойства. Он, к

примеру, обладает волей:

Он думает, весь свет на волю коммунизма отпустил… (с. 381).

Он способен испытывать чувство ожидания:

… коммунизму ждать некогда… (с. 410).

Он способен испытывать нужду в чем-либо:

… словно коммунизму и луна была необходима… (с. 465).

Но олицетворение общественно-политической лексики в языковой картине мира А. Платонова не ограничивается этими тремя ключевыми словами. В «Чевенгуре» – для слова буржуазия, а в «Котловане» – для слова капитализм (капитал) укажем аналогичную позицию активного одушевленного деятеля:

… если так рассуждать, то у нас сегодня буржуазия уже стояла бы на ногах и с винтовкой в руках, а не была бы советская власть (с. 238).

– Ничего: капитализм из нашей породы делал дураков… (с. 87).

– … Терпи, говорят, пока старик капитализм помрет (с. 95).

– … меня капитал пополам сократил… (с. 106).

В «Ювенильном море» партия обладает способностью любить :

– Как теперь партия? – спросил Умрищев. – Наверно, разлюбит меня?(с. 25)

Олицетворение общественно-политической лексики поддерживается типовыми для дискурса платоновских героев и автора контекстами – ненормативной сочетаемостью слов общественно-политической лексики с глаголами и глагольными оборотами со значением переживаемого только по отношению к живым объектам психического чувства (любовь, ненависть, жалость и пр.). В «Чевенгуре»:

… и сердце в нем ударилось неутомимым влечением к социализму (с. 359).

– … А я смотрю: чего я тоскую? Это я по социализму скучал (с. 293–294)

Может, он тоже по коммунизму скучает… (с. 487).

Он [Захар Павлович] ничуть не удивился революции (с. 235).

В «Котловане»:

[Деревенский активист]… не хотел быть членом общего сиротства и боялся долгого томления по социализму (с. 136).

В «Ювенильном море» – Федератовна.

– Я всю республику люблю… (с. 19). В

«Сокровенном человеке»:

– Да так, – революции помаленьку сочувствую' (с. 65).

Видимо, в языке революционной эпохи существовала модель подобного антропоморфного представления общественно-политической лексики. Это, к примеру, отразил М. Зощенко – но как средство сатирической характеризации «речевой маски» своего Повествователя, то есть в качестве «остраняемой» в повествовании аномалии «чужого слова» как объекта изображения:

И к тому же, имея мелкобуржуазную сущность, он не решался сказать о своем крайнем положении (Романтическая история, с. 255).

Барышня, действительно, выражает собой, ну, что ли, буржуазную стихию нашего дома[29] (Горько, с. 526).

В последнем примере ясно видно, что «антропологизация» общественно-политической лексемы осознается как примета «чужого слова» в процессе его освоения.