Ленин работал с тем неутомимым упорством и энтузиазмом, которые позднее позволяли в Советской России творить настоящие чудеса, создавая и строя при жесточайшей нехватке необходимого исходного материала. Вся его энергия была направлена на то, чтобы подбодрить своих соратников как в России, так и за ее пределами. Как публицист и теоретик, он стремился к тому, чтобы вместо Второго интернационала был создан Третий интернационал, который был бы действительно пролетарским и стал бы центром по координации и руководству борьбой пролетариата во всем мире.
Работать дома было невозможно. Окна их комнаты выходили во двор, рядом с которым располагалось предприятие по производству колбас; из-за зловонного запаха приходилось постоянно держать окна закрытыми. Ленин использовал испытанное поле боя – читальный зал публичной библиотеки (разве большая часть планов по организации большевистской партии не была разработана в мирной тиши читального зала Британского музея?). В Цюрихе служащие библиотеки предъявляли довольно жесткие требования к внешнему виду посетителей. Некоторых соратников Ленина по большевистской партии не допустили к работе из-за их довольно потрепанной и забрызганной грязью одежды и обуви. Однако у Ленина было одно довольно приличное пальто, а также пара хорошей обуви, и он мог спокойно работать в библиотеке. Немногочисленные завсегдатаи библиотеки не обращали особого внимания на невысокого коренастого русского, с лысиной, слегка вздернутым носом, большим ртом и квадратным подбородком, покрытым небольшой бородкой и рыжими усами, который ежедневно приходил сюда и работал с девяти утра до шести вечера с тем неистощимым и неослабевающим упорством, которое свойственно настоящему революционеру. При помощи перьевой ручки он вел яростную и непримиримую борьбу с теми социал-демократическими партиями в воюющих странах, которые пошли на сотрудничество с правительствами и поддержали ведение войны, предав тем самым пролетариат и его дело и став на сторону империализма.
На конференциях в Циммервальде (в 1915 г.) и Кинтале (в 1916 г.) Ленин и его сторонники сформировали цельное, убежденное и действенное меньшинство из представителей левого крыла социал-демократических партий, которое, будучи объединено четко поставленной целью, обрушилось с беспощадной критикой на своих коллег по партиям, находящимся на правом крыле и в центре, и открыто провозгласило лозунг: «Не гражданский мир, а гражданская война». Принятый в Циммервальде манифест призывал «использовать любое народное движение, вызванное войной, для организации уличных демонстраций против правительств и проводимой ими политики; вести пропаганду международной солидарности и братания в окопах; осуществлять поддержку забастовок с экономическими требованиями и предпринимать усилия по превращению их, при благоприятных условиях, в политические забастовки».
Ленин считал, что возможен лишь один подход к европейской войне: использовать ее для ликвидации капиталистической системы и замены ее «диктатурой пролетариата». Война должна была стать похоронной процессией империализма.
Хотя сторонники Ленина были немногочисленны, но влияние, которое оказывали их взгляды, было весьма заметным. Притом что ленинский подход был отвергнут рядом международных конференций социал-демократических партий, он нашел благодатную почву среди крайне левого крыла немецкой социал-демократии. Видный его лидер, Карл Либкнехт, выступая в Нюкёльне в январе 1915 г, поддержал тезис, сформулированный Лениным в Цюрихе: «Ответим на войну классовой войной».
Год спустя совместно с Розой Люксембург он приступил к подпольному распространению знаменитых писем «спартаковцев», в которых содержался страстный призыв к революционной борьбе[22].
Их усилия принесли свои плоды – идеи Циммервальда получили широкое распространение. Только в мае 1916 г. 3 немецких офицера и 32 рядовых были расстреляны за распространение в окопах копий циммервальдского манифеста.
В той жесткой борьбе, в которую оказались вовлечены сторонники Ленина, не все из них придерживались таких же твердых и непоколебимых взглядов, как он. В течение 1916 г. сформировалась группа социал-демократов, которым пришлось сыграть исключительно важную роль в будущих политических схватках. Между Лениным и Троцким уже существовали разногласия. Формула Троцкого – «действительная национальная самооборона состоит в борьбе за мир» – казалась Ленину оторванной от жизни пацифистской проповедью, против которой он яростно сражался. Он писал: «Предполагать, что империалистическая война может окончиться демократическим миром… означает попытку ввести в заблуждение народные массы и скрыть от них ту многократно подтвержденную правду жизни, что демократический мир невозможен без победы революций в ряде стран. Долой сентиментальные проповеди и абсурдные мечты о «мире во что бы то ни стало»!»
Ленин считал, что главной задачей революции и основой успешного осуществления ее целей является установление диктатуры пролетариата, то есть такой власти, которая обеспечит ведущую роль рабочих и крестьян в переустройстве всего общества. В этом своем убеждении он не имел твердой поддержки всех своих сторонников; среди них были сомневающиеся и колеблющиеся. Письма Ленина к своим друзьям – А. Шляпникову[23] и Александре Коллонтай[24] – полны критики и недовольства теми, кто подвержен колебаниям и нерешительности. «Кто колеблется? – писал он в феврале 1916 г. – Не только Троцкий и Ко, но также Пятаков… Радек – лучший среди них. но и Радек тоже колеблется. Пятаков и Бухарин не хотели, да и не могли все понять».
Упомянутые в ленинских письмах люди тогда были практически неизвестны, однако в будущем им предстояло сыграть исключительно важную роль и вновь не согласиться с Лениным и даже выступить против него.
В те же годы в социалистической прессе произошла знаменитая «битва псевдонимов». Бухарин, писавший под псевдонимом Нота Бене (Nota Bene), и Радек, писавший под псевдонимом Парабеллум (Parabellum), навлекли на себя яростный гнев и жесткую критику со стороны Ленина своим непониманием роли демократии в борьбе за социализм. Ленин не оставил камня на камне от аргументов своих соратников, показывая, что экономические факторы – это только основа и предпосылка социализма, а главная трудность заключается в коренном переустройстве всего общества на основе революционной демократии.
Однако в то время как эти революционные теоретики вели свои яростные схватки в области идей, никто из них – и даже Ленин – не знал, когда им придется представить свои теоретические взгляды на жесткий и суровый суд практики. Связь с товарищами в России осуществлялась очень трудно и подчас с большими перебоями. Большевики – члены Думы в ноябре 1914 г. были арестованы; серьезно пострадала и вся партийная организация. Не имея свежей оперативной информации из первых рук, будучи погружен лишь в теоретическую работу, Ленин признавался в одном из писем из Цюриха, что там он чувствует себя «как в могиле». Он продолжал непримиримую борьбу против Второго интернационала; однако было очень изматывающим и утомительным делом ждать, когда произойдет мировая революция, о которой столько мечтали и которую так долго ждали. Хотя он, как никто другой, понимал, какие огромные силы, способные перевернуть все общество, высвободятся в результате неудачной войны, он не мог предположить или рассчитать, в какой степени этот общественный переворот уже назрел. До самого начала Февральской революции он не был уверен, что будет свидетелем осуществления той долгожданной цели, казавшейся кому-то абсурдом, которой он посвятил всю свою жизнь.
В январе 1917 г. в Петрограде широко обсуждалась возможность дворцового переворота; она стала привычной темой разговоров и во время обедов, которые давал английский посол в Петрограде. Единственно, в чем не были уверены, – будет ли убит император вместе с императрицей, или же убьют только последнюю. Выступая перед молодежью в Народном доме Цюриха, Ленин с сожалением говорил: «Мы, представители старшего поколения, возможно, не доживем и не увидим решающих сражений предстоящей революции». Ленин предпринимал усилия, чтобы устранить колебания и разногласия в теоретических вопросах среди своих соратников, однако какой-либо подготовки к этому великому дню он не вел. Вопрос о возвращении в Россию в случае начала революции не обсуждался; об этом даже и не думали. Февральская революция оказалась для Ленина в Цюрихе такой же неожиданностью, как и для лорда Мильнера в Петрограде после четырех недель пребывания в российской столице. В то же время, как последний докладывал своему правительству в январе 1917 г.: «Мне кажется, что разговоры о предстоящей революции являются большим преувеличением», Ленин писал в письме сестре: «Жизнь у нас идет спокойно, все очень тихо… по-прежнему очень холодно… Вести от вас идут очень долго».
