— Надо связаться с шефом и взять у него разрешение, — говорит Вано. — Он строго настрого запретил брать машину без его ведома.

— У нас нет времени, — возражаю я, — бюрократия — враг инициативы и предприимчивости. Если что, скажешь, это я тебе разрешил. Ответственность беру на себя. Мне уже все равно. Держи меня в курсе, я обещаю быть все время на связи и подстрахую вас, если что. Но сами будьте крайне осторожны. Помни: ваше дело только ждать и смотреть. Без толку в разборки не лезьте. Только в случае самой крайней необходимости. Этот человек очень опасен.

— Да помню я, помню, — ворчит он, засовывая в карман подписанную Царегорцевым доверенность. — А может, и ты с нами покатишь? Я буду ждать и смотреть, а ты лезть в разборки.

— Нет. Кто-то же должен остаться в качестве главного стратегического резерва, если тебя постигнет та же участь, что и Хрулева. Да и Жулин должен позвонить сюда. Если мы упустим Карелина, придется выкладывать весь расклад ментам, чтобы поднять их на ноги. Так, что давай сам.

Вано исчезает, а вместо него ко мне подкатывает Тамарка.

— Сережа, ты будешь на месте? — хитро спрашивает она.

— Пока да. А что?

— У меня есть кое-какие дела в городе. Можно отлучится на часок? А ты на телефоне посидишь. Шефа все равно до пяти часов на месте не будет.

— Это какие же у тебя могут быть дела?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — парирует она.

— Ладно, — нехотя соглашаюсь я, — но учти: в избытке кальция я не нуждаюсь. Смотри у меня.

— Не бойся, на повестке дня этот вопрос пока не стоит. Кстати, пока вас всех не было, приходил какой-то тип.

— Что за тип?

— Не знаю. Возможно клиент. Спросил, мы ли являемся «Зетой +», а получив утвердительный ответ, сказал, что нуждается в услугах частного детектива. Я выразила свое сожаление, что никого нет, и попросила придти попозже. Он сказал, что возможно так и сделает.

— Все?

— Еще он спросил, кто из всех наших детективов самый лучший. У него, мол, очень запутанное дело и он хочет, чтобы им занимался самый лучший из наших агентов. Иначе он не будет иметь с нами дела. Он очень хотел знать имя этого самого лучшего.

— А ты? Что ответила ему?

— Конечно же я сказала, что самый лучший — это ты, любимый. Он спросил наш номер телефона и сказал, что перезвонит.

Моя мадам убегает довольная. Оставшись один, я занимаю ее место за столом. Тамара задерживается на гораздо продолжительное время, чем обещала. Пару раз звоню Жулину на работу, но его по-прежнему нет. У Альвареса, который успевает добраться на место, тоже никаких результатов — Карелин дома не появлялся.

Чтобы скоротать время, нашариваю в столе старый номер журнала, но тут в конторе появляется посетитель — очень необычный, я бы даже сказал нежданный. Нежданность эта состоит в том, что этого человека я полагал увидеть, где угодно, но только не здесь — это теперь уже бывший священник храма Андрея Первозванного Лаптев-Карелин, на которого я уже собираюсь подать в федеральный розыск.

Он неторопливо (может быть потому, что осторожно) подходит к месту секретаря, по пути бросив косой взгляд на открытую дверь кухни, откуда слышится звук работающего телевизора. Без своей церковной формы, он выглядит более скромно. Старые потертые джинсы и такая же плащевая куртка на подкладке, из-под которой выглядывает клетчатая фланелевая рубаха. В руке — полиэтиленовый пакет. Он похож на художника, у которого никто не хочет покупать картины.

— Здравствуйте, — говорит он, впиваясь в меня взглядом, словно хочет загипнотизировать.

— Здравствуйте, — отвечаю я.

— А где та симпатичная девушка, которая была здесь раньше?

— Я за нее. Могу я вам помочь?

— Возможно, вы мне поможете, если скажете, как я могу поговорить с Лысковым Сергеем Николаевичем?

Значит, он уже приходил к нам и разговаривал с Тамарой! Это о нем она мне говорила! И это в то самое время, когда мы ломаем головы, не зная как опять выйти на его след?! А он в это время преспокойно околачивается возле конторы, разговаривает с Тамарой и выспрашивает у нее насчет моей личности.

— Вы с ним уже разговариваете. Могу я теперь узнать ваше имя?

Карелин вдруг добродушно улыбается, как проницательный педагог, который прекрасно видит, что его ученики списывают, но относится к этому с пониманием.

— Да бросьте вы, в самом деле. Вы же прекрасно знаете, кто я такой, вы ведь приходили ко мне в храм. Я вас прекрасно запомнил. К тому же от меня не ускользнуло то, как вы чуть не подпрыгнули, когда я вошел. Я прекрасно ощущаю ваше внутреннее напряжение.

— Вы что, экстрасенс?

— Нет, я просто научился очень хорошо разбираться в людях.

— У вас какие-нибудь проблемы, батюшка? Или где-нибудь бо-бо?

— Не называйте меня больше батюшкой, — он мягко, опять по-отцовски снисходительно улыбается. — А проблемы? Проблемы, скорее всего, у вас, а не у меня.

— Если даже так, то вам-то что с того? — вместо того, чтобы радоваться, что я нашел Карелина, я раздражаюсь оттого, что он, а не я контролирует ситуацию: если он не побоялся сюда придти, значит, что-то за этим кроется, значит, есть и у него на руках козыри, о которых я не знаю.

— Мне неприятно, когда у такого симпатичного и счастливого человека, могут быть проблемы. Ведь вы счастливый человек? — спрашивает он, и сам же отвечает: — Конечно, счастливый. Вас любит такая красивая и славная девушка. Я видел, как сверкали у нее глаза, когда она произносила ваше имя. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять этого. С вашей стороны было очень неосмотрительно отпускать ее одну. Мало ли, что может случиться на улице с молодой красивой девушкой?

Его наглое и беспардонное здесь появление и еще более его слова выбивают у меня из-под ног опору, и я теряю над собой контроль и срываюсь:

— Что ты с ней сделал! Да, если с ее головы упадет хоть волос…

Я делаю попытку схватить его за шиворот, но он точным, сильным ударом ладони отбивает мои руки и отступает назад. При этом на его лице сохраняется вся та же добродушная ухмылочка.

— Спокойно, Лысков! Спокойно! Ничего я с ней не сделал. И не сделаю, если вы будете вести себя более хладнокровно, как и должно, наверное, хорошему детективу!

Из кухни на шум выскакивают охранник — маленький вертлявый парнишка, увлекающийся восточными единоборствами.

— Проблемы, Лысый? — спрашивает он.

— Все нормально, парень! — отвечаю и показываю жест, означающий удалится, но не расслабляться.

— Если что, я рядом! — отвечает охранник, отступая на кухню.

Раньше, при некоторых делах, мне приходилось вот так вот заваливать к разным людям, у которых тоже была охрана, на которую мне было совершенно наплевать, так как все козыри были у меня в руках. Теперь ситуация похожая, только с точностью до наоборот. Объект, на который мы ведем охоту, преспокойно высаживается прямо у нас в логове с явным намерением диктовать нам свои условия, так что становиться совсем непонятно, кто охотник, а кто добыча.

Мы стоим друг против друга, разделяемые Тамаркиным столом. Я злюсь на себя за несдержанность. Худо-бедно, но мне удается немного успокоиться.

— Что вы хотите, Карелин?

— Вот видите, а вы говорили, что не знаете, кто перед вами, — удовлетворенно замечает он, добившись таки своего. — А что я хочу от вас? Я хочу вам помочь. Мне кажется, вы в этом сильно нуждаетесь.

— Помочь?

— Да, помочь, как это не странно звучит в подобной ситуации.

— Мы никогда не отказывались от помощи, — дипломатично заявляю я, — смотря в чем она будет заключаться, эта помощь. Присаживайтесь, Карелин, в ногах правды нет.

Я показываю ему на стул и сам хочу опуститься в крутящееся Тамаркино кресло, но не тут то было.

— Стойте, Лысков! — слегка повысив голос, вскрикивает он. — Стойте! И руки держите, пожалуйста, так, чтобы я видел. Над столом… Извините, что командую, Сергей Николаевич, но вдруг у вас под столом спрятано какое-нибудь записывающее устройство, а мне это было бы нежелательно. Если я буду постоянно думать об этом, никакого разговора не получится… Суть в том, что с некоторых пор, я ощутил на себе чье-то пристальное внимание. Если бы вы знали, как это неприятно, когда кто-то постоянно ходит за тобой, вынюхивает. Пришлось принимать ответные контрмеры. Я узнал название фирмы, которая устроила слежку за мной. Она называется «Зета +» Эта ваша фирма. Даже сейчас, когда мы с вами разговариваем, ваши сотрудники торчат возле моего дома, с которым я уже распрощался, где меня ничто и никто не держит, где меня уже никогда не будет. Естественно я забеспокоился. Но это не значит, что я имею что-либо против вас конкретно. Любой бы другой на моем месте злился бы на вас, но только не я. Я сказал себе: эти люди просто выполняют свою работу, им тоже приходится не сладко. Ночью, я сплю под теплым одеялом, а они вынуждены торчать под окнами, не смея отлучится, без отдыха и без сна, при любой погоде. Официальным, государственным сыщикам легче. Они могут вызвать меня к себе, и попробуй не явиться, потом они будут задавать разные каверзные вопросы, запутывать и давить на меня, обещать посадить в одну камеру с убийцами и насильниками. Поэтому я и решил вам помочь. Я предлагаю по обоюдному согласию открыть… если не все, то хотя бы некоторые карты. Итак, вы мне предъявите обвинение, чтобы я знал, в чем меня подозревают и что от меня хотят, а я, в свою очередь, отвечу на все ваши вопросы, которые вы мне зададите. По-моему, так будет справедливо.