Однажды днем, когда моя третьеклассница Тесса была в школе, я, как обычно, сидела над «горящей» статьей, на этот раз о военном преступнике из Сомали. И вдруг мне позвонила девушка, подрабатывавшая у нас, и сообщила в последний момент, что не сможет забрать Тессу и отвезти ее в балетную школу. Занятия начинались в 16:30, немыслимое время для работающего родителя. Но я, даже не задумываясь о вариантах, начала планировать, как сделать все самой.

Когда мы влетели домой из школы (мой смартфон не умолкал ни на минуту) и я бросила в сумку дочке бутерброды, у нас оставалось всего восемь минут, чтобы через весь город добраться до места. Но Тесса, неторопливо спускаясь из своей комнаты, где она бесконечно долго натягивала розовые колготки, вдруг заявила, что учитель велит ей собирать волосы в пучок.

– Думаю, ободка будет достаточно, – сказала я в попытке сэкономить время.

– Нет, – сопротивлялась Тесса, – у меня волосы уже сильно отросли.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь? Нам нужно ехать! СЕЙЧАС ЖЕ! – взорвалась я.

Однако она сложила руки на груди и сделала недовольное лицо:

– Но учитель так велит!

Мой телефон опять зазвонил. У меня разболелась голова и пульс зашкаливал. Я крикнула:

– Забудь об учителе, бегом к машине.

Я мчалась по городу. Нужно признаться, у меня на долю секунды мелькнула мысль остановиться у магазина и купить заколки для волос. Но я проехала мимо. И буквально почувствовала, как Тесса, сидящая сзади, впилась в меня взглядом.

– Тесса! Твоя мать работает в одной из лучших газет в СТРАНЕ, – сказала я. – Я работаю над главной статьей номера, и у меня почти не осталось времени на то, чтобы ее сдать. Я с трудом нашла время, чтобы отвезти ТЕБЯ на балет. И думаю, ты как минимум могла бы быть БЛАГОДАРНОЙ.

Тишина.

Затем я услышала ее стальной голос:

– А как насчет The New York Times? Она разве не лучше твоей?

Этот случай вошел в нашу семейную хронику как пример бесстрашия Тессы. Но со временем это стало меня беспокоить. Нет, не поведение Тессы. Мое. Почему я обязательно должна все делать за всех? Даже за няню. Это мое чувство вины? Мое желание быть идеальной матерью? Мое слепое стремление не расстроить детей? Я даже не осознавала, на какой безумный шаг я решилась с этой поездкой! Как будто у меня была пелена на глазах. Но самое главное: чему я учила свою дочь? Кроме того, что показала ей пример работающей матери – разозлившейся и ругающейся. Я показала ей, что она – центр Вселенной. Я думала, что учу ее только хорошему, а оказалось – наоборот.

Когда я начала искать время для работы, любви и игры, то обратилась к опыту своей подруги Деборы. Она, как и я, разрывалась на части: возила детей на занятия, делала все, чтобы они занимались спортом, путешествовали, играли на музыкальных инструментах, ходили на детские вечеринки. При этом один ребенок у нее с отклонениями в развитии. Она признает, что вокруг много суеты, но всегда выдвигает встречный аргумент: «Разве все, чем я занимаюсь, не стоит этого?»

Итак, Дебора, нет. Исследования показывают, что не стоит. Не стоит, если все сходят с ума. Не стоит, если это не приносит удовольствия. Не стоит, если у вас нет времени на общение. Не стоит, если родители становятся кем-то вроде прислуги. Не стоит, если дети начинают думать, что мамы и папы существуют, чтобы служить и развлекать. Родители из среднего класса настолько концентрируют внимание на детях, что те становятся «вечными иждивенцами». Вырастая, они не умеют думать, принимать решения и действовать самостоятельно. Такой вывод сделали специалисты Центра исследований семейной жизни Калифорнийского университета, которые изучили жизнь тридцати трех семей из Лос-Анджелеса, принадлежащих к среднему классу, где оба родителя работали. Выяснилось, что и отцы, и матери испытывали чувство вины, когда работа мешала семейной жизни. Они старались проводить свободное время «идеально». Социологи заметили одну деталь: эти родители старались «купить» детям счастье. Они покупали много игрушек, выполняли все желания и никогда не просили помогать в домашних делах. И таких семей очень много. Экономисты подсчитали, что рекламодатели тратят 16 млрд долларов в год на продвижение товаров и услуг, предназначенных для родителей с обостренным чувством вины и их детей, которым чуждо разумное чувство меры. Оказывается, среднестатистический ребенок ежегодно получает в подарок около семидесяти новых игрушек{350}. «Возможно, мы достигли критической точки, – говорит антрополог и руководитель исследований Элинор Окс, – возможно, дети уже не просто центр Вселенной – они захватили над нами власть»{351}.

Результаты исследования показывают, что важно поощрять детей делать то, что им действительно нравится, но во всем нужна мера{352}. И все эти яркие техноигрушки, которые мы покупаем детям, чтобы порадовать и занять их, пока мы сами заняты, все эти гаджеты, вызывающие привыкание, делают нас все более нетерпеливыми, импульсивными, забывчивыми и эгоцентричными{353}. «Мы опустошаем сами себя, – говорит Кэти Мазари, – и наносим вред детям».

В течение многих лет Сания Лютар, психолог из педагогического колледжа при Колумбийском университете, вместе с коллегами наблюдала за детьми из бедных городских кварталов и богатых пригородов Нью-Йорка. Выводы ее просто потрясли: дети из состоятельных семей в два-три раза чаще подвержены депрессиям, тревожным состояниям и нервному истощению по сравнению с их небогатыми сверстниками. К тому же у детей богатых родителей повышаются шансы стать алкоголиками и наркоманами{354}.

«Я сама из таких родителей», – признает исследователь. Сания написала мне сообщение с таким текстом из салона красоты, где ее дочери делали прическу для выпускного вечера. «Я не хочу никого оправдывать, но мы живем в не слишком здоровом обществе, – добавила она позже во время разговора. – Оно поощряет конкуренцию. Люди обращают внимание на материальный достаток. Поэтому многие стремятся побольше сделать для детей. Мы сами подпитываем это сумасшествие».

Детский график расписан по минутам. Их свободное время сократилось с 40 до 25 % в день, но большая часть свободного времени по-прежнему проводится за просмотром телевизора и электронными играми{355}. Бесконечная боязнь родителей привлекать людей со стороны привела к сокращению «естественной среды обитания» детей. Хотя, если вспомнить предыдущее поколение, о чем упоминала мать Карен Граф, дети все время проводили на улице, гуляли свободно по району, играли в футбол. Сегодня места прогулок детей ограничиваются двором{356} и лишь 6 % детей 9–13 лет гуляют и играют за его пределами{357}. В то же время занятия спортом в школах и кружках настолько заорганизованны, что там нет места развлечениям. При этом самая большая степень вовлеченности детей в спортивные мероприятия приходится на одиннадцать лет{358}.

Джин Твендж, профессор психологии Университета Сан-Диего и автор книги Generation Me («Поколение “я”»), утверждает, что современные ученики школ и студенты в пять раз чаще подвержены депрессивным и тревожным состояниям, чем поколение молодых людей во время Великой депрессии. Современные заласканные дети, с младенчества перехваленные родителями, вырастают испорченными, эгоистичными, с завышенной самооценкой, высокими материальными претензиями, но при этом они чувствуют себя… несчастными{359}. Они ощущают, что не в состоянии контролировать собственную судьбу. Твендж говорит, что такие дети одновременно циничны и чувствуют себя жертвами. И будучи так запрограммированы, они, достигнув совершеннолетия, не знают, чего хотят от жизни и не способны оценить, кто они такие на самом деле. И никакие дополнительные занятия и спортивные тренировки не позволяют им приобрести уверенность в собственных силах, благодаря которой формируется одно важнейшее качество, являющееся, по мнению ученых, ключом к успеху и счастью. Это качество они называют твердостью характера.