Многие – исключительно на основании стереотипа. А на других повлияли результаты исследования, проведенного не кем иным, как моим старым знакомым Джоном Робинсоном из Университета Мэриленда, который настаивает, что у женщин есть тридцать часов свободного времени в неделю. В 90-х годах прошлого века Робинсон заявил, что в 1985 году, по сравнению с 1965 годом, количество времени, проводимого матерями с детьми, упало на целых 40 %. Средства массовой информации буквально сошли с ума: они процитировали эту статистику в более чем пятидесяти статьях и нескольких книжных изданиях, осуждая «вечно отсутствующих» матерей, оставивших без присмотра детей, что, по их мнению, привело к тяжелым последствиям для общества{309}.
Но была одна проблема. Статистика оказалась неверной.
Робинсон быстро внес исправления. Журнал U. S. News & World Report опубликовал масштабное расследование под названием «Родители в самоволке», где, в частности, говорилось: «Рассказы о дефиците времени родителей – плод ошибок и непонимания»{310}. Прошли годы, но однажды опубликованная неправильная статистика все еще будоражила умы консерваторов. Робинсон даже пожаловался в книге Энн Криттенден[47] The Price of Motherhood («Цена материнства»), что его ошибка была использована теми политиками, кто старался «вернуть женщин к плите»{311}. Но ущерб уже был нанесен. Современные хронометрические исследования показывают, что матери сегодня проводят гораздо больше времени с детьми по сравнению с показателями 1985 года{312}. Они выкраивают это время за счет сна, ухода за собой и, конечно, личного свободного времени.
Джин-Энн Сазерленд, социолог из Университета Северной Каролины, говорит, что живучий, вредный и отчасти подсознательно развивающийся стереотип, что работающие матери – плохие матери, и их попытки доказать обратное приводят к появлению чувства вины. Справедливости ради стоит отметить, что этому чувству подвержены и матери-домохозяйки, ведь они стремятся к идеалу, а достичь его невозможно. Сазерленд начала изучать вопросы гиперопеки и связанного с этим чувства вины, когда у нее самой появился первенец. «Я чувствовала вину все время. Из-за того, что оставалась дома. Из-за того, что работала», – говорит она. Но как только она начала опрашивать женщин с детьми, ей разу же стало понятно, что в попытках достижения высочайших стандартов идеальной матери они все испытывали чувство вины вне зависимости от того, что делали. «Каждая думает, что у других это получается лучше. Как будто на собрании мам вам говорят: “Посмотрите, здесь среди нас только 2 % хороших матерей. Остальные не справляются. И это не смешно!”», – говорит Сазерленд.
Даже сейчас, спустя четырнадцать лет после начала исследований, она не избавилась окончательно от этого стереотипа. «У меня есть подруга, у которой трое детей. На заднем дворе у них живут куры. Дети катаются на роликах по дому. У них девять кошек. Представляете себе обстановку? Но у них дома на самом деле весело и царит свободная атмосфера. А у меня одна дочь. Я мать-одиночка. Я люблю посмотреть кино. У меня в доме всегда чисто. И я очень часто говорю себе: “А не следовало бы мне быть проще и делать все, что хочется? Наверное, и мне стоило завести кур?”».
Когда моя мать была ребенком, в 30–40-х годах прошлого века, у нее была лишь одна вечеринка, посвященная дню рождения, и то она ее пропустила, потому что осталась в кино на второй сеанс. Когда росла я, это были 60–70-е годы, наши дни рождения были очень простыми: дети приглашали домой нескольких друзей, все садились за стол, ели домашний торт, играли во что-нибудь вроде жмурок, а именинница получала незатейливые подарки, например скакалку. Но для моих детей, росших в двухтысячные, дни рождения были очень важными мероприятиями, которые иногда приходилось планировать целыми неделями. Все началось с того, что нас пригласили на день рождения к годовалому малышу. Мой сын был тогда еще совсем маленьким. И на той вечеринке я поняла, что мои познания о мире детей безнадежно устарели. Там были пони. Когда пришло время праздновать день рождения Лайама, я чувствовала, что нужно пригласить на его вечеринку артиста, который будет всех развлекать. Я купила в кондитерском магазине торт. Великолепный, с глазурью, в форме детских подарков. Я прекрасно понимала, что малыши не в состоянии оценить всю эту красоту, а вот испачкаться и облизывать грязные пальцы – запросто. Я помню, как смотрела на себя будто со стороны. Я знала, что это смешно, но я не могла поступить иначе.
Затем у нас были дни рождения – спектакли, спортивные вечеринки в ближайшем досуговом центре, вечеринки «астронавтов», вечеринки-мюзиклы, а еще тусовки на картодроме и дискотеке. Добавлю еще чайные вечеринки и праздники с приготовлением сладостей. Апогея мы достигли, когда устроили масштабное детское представление, имитировавшее высадку войск союзников в Нормандии в 1944 году на восьмой день рождения сына, большого поклонника Второй мировой войны, и когда взяли напрокат пластиковые античные колонны, превратив задний двор дома в Олимп, чтобы моя дочь отметила день рождения в образе древнегреческой богини.
Мне даже стыдно писать о том, что мы, вернее я, делали для детей. В то время нам казалось это нормальным: вечеринки в «гавайском» стиле, выезды на природу, научные эксперименты. Просто так поступали все. Маркетологи выяснили, что в среднем родители тратят сотни долларов на создание праздничной атмосферы на днях рождения детей{313}. Телеканал Learning Channel однажды показал шоу «Невероятные детские вечеринки», в котором было все: красные дорожки, спа, колесо обозрения, цирковые клоуны, полеты на самолете, поездки на пожарных машинах и тусовки на 350 человек стоимостью от 30 до 60 тысяч долларов. «Я сделаю все что угодно для своих детей», – заявляла с экрана одна мать{314}. Карен Граф тоже потратила не одну сотню долларов, чтобы сделать вечеринку своему сыну не хуже, чем у его друга. Возможно, таким образом мы – родители – снова переживаем свои детские годы, как полагают некоторые ученые. Социологи же утверждают, что такими вечеринками мы стремимся продемонстрировать свой статус другим родителям. Что касается меня, то у меня и в мыслях не было пережить собственное детство еще раз или что-нибудь продемонстрировать соседям. Скорее я старалась показать окружающим, что я тоже хорошая мать, несмотря на то что работаю, и что я очень сильно люблю своих детей.
И потом, не будем забывать о страхе. Страхе перед будущим.
Как говорит Маргарет Нельсон, социолог Миддлбери-колледжа из Вермонта и автор книги Parenting Out of Control («Воспитание без контроля»), матери начали испытывать беспокойство в начале 70-х годов прошлого века, когда стабильно оплачиваемые рабочие места перестали быть таковыми из-за закрытия производств или переноса их за границу. Вместе с этими изменениями на рынке труда появилось множество социологических исследований, в которых говорилось, что в течение жизни выпускники высших учебных заведений зарабатывают в среднем на один миллион долларов больше, чем люди со средним образованием{315}. Все стали считать получение высшего образования единственным путем к вершине. Родители теперь напрямую связывали элитарность вуза с успешным будущим своих детей. «Интеллигенция и средний класс были первыми, кто отреагировал на новый тренд. Они хотели быть уверенными, что их дети не останутся на обочине жизни. А уровень конкуренции повысился, потому что ставки были слишком высоки», – рассказала мне Маргарет Нельсон.
Мы боимся еще и того, что недостаточно развиваем интеллектуальные способности своих малышей{316}. Вес детского мозга на четверть меньше взрослого, но работает он в два раза активнее. Каждый нейрон становится сильнее и мощнее, формируя нервные волокна и создавая десятки тысяч новых ответвлений с огромной скоростью. Это квадриллион новых нервных связей – вдвое больше того, что есть у взрослого человека. И представьте себе, все это формируется к трем годам{317}. Нас, матерей, учат, что мы должны правильно стимулировать эти связи, иначе они навсегда пропадут, когда младенец подрастет. Поэтому, чтобы не быть плохой матерью, снижающей потенциал развития собственного чада, нужно обязательно развешивать над головой ребенка цветные кружочки, ставить Моцарта или показывать ему видеоролики из серии «Маленький Эйнштейн», которые похожи на что-то вроде «кислотного» концерта группы Grateful Dead[48]{318}.
