Он много расспрашивал о моей болезни: когда это началось, как долго я лечилась, каковы прогнозы. Затем – о том, чем я живу и с кем. А мне словно хотелось выговориться откровенно и свободно, как можно рассказывать о себе только совершенно незнакомому человеку, не задаваясь вопросами, почему он тебя выслушивает. Когда же пришло время возвращаться домой, вампир проводил меня до подъезда и перед расставанием бросил внимательный взгляд на мою грудь. И я понимала, что его интересует вовсе не зона декольте, – он слушал биение моего сердца.
На следующее утро я проснулась в странном возбуждении за несколько минут до будильника, чего со мной ранее не случалось. Не было ни привычной утренней сонливости, ни лени идти на работу. Я проглотила завтрак, даже не почувствовав его вкуса, долго провозилась перед зеркалом, решив сотворить что-нибудь с волосами, и полетела из дому прочь, словно ноги мои были облачены в крылатые Гермесовы сандалии, а не в обыкновенные осенние ботиночки.
В кабинет я впорхнула с непривычной улыбкой, мурлыча какую-то мелодию под нос, что, безусловно, не осталось незамеченным в женском коллективе, как и новая причёска, и платье, о существовании которого я даже забыла, бегая на работу в удобных брючках. Я и сама не могла понять, отчего именно сегодня открыла глаза и увидела этот новый день от лица какой-то другого человека – девушки, которой хотелось быть весёлой, красивой, женственной, которой нестерпимо хотелось жить.
Как только я приземлилась на стул, опоздав и запыхавшись, мне первым делом сказали, что я сегодня особенно загадочная и романтичная. «Глаза так горят. Это любовь!» – восклицали они. У меня ячмень вскочил, ворчала я в ответ, вот и весь эффект горящих глаз. «Да нет же, действительно что-то такое есть». Я об этом не думала и даже не чувствовала, но в тот момент решила, что это всё из-за такого хорошего вечера накануне.
С этим позитивным настроем рабочий день пролетел незаметно, и домой я ехала с наивной улыбкой на губах, находя красоту в вечерних лучах солнца и последних осенних цветах, растущих вдоль обочины, словно новорождённая, впервые познающая этот мир. Я действительно ощущала себя влюблённой, но не в кого-то конкретного, а в целый мир; в какое-то свежее ощущение жизни, пребывавшее со мной с самого утра; в предчувствие чего-то нового и неминуемого, что ждало меня впереди.
– Света! – вырвал меня из этой задумчивости женский голос, показавшийся смутно знакомым.
Я подняла глаза и, сфокусировав взгляд на окликнувшем меня объекте, увидала простоволосую расплывшуюся молодую женщину в тренировочных штанах и видавшей виды бесформенной куртке, опоясывающей уже довольно округлый живот. На руках она держала маленькую лупоглазую собачку, на прогулку с которой, вероятно, и вышла, а рядом стояла маленькая девочка с русым хвостиком, которая, смешно смущаясь, тоже со мной поздоровалась. Не сразу узнала я в этой женщине свою давнюю школьную подругу, слывшую в классе модницей и красавицей.
– Ой, Надя? – воскликнула я. – Не узнала – богатой будешь!
– Это хорошо бы, – она рассмеялась, и лишь по этому смеху я узнала окончательно свою старую добрую Надюшку. – Ну как ты?
– Да нормально, – пожала я плечами. – А у тебя, я вижу, скоро ещё одно прибавление. Поздравляю!
– Спасибо.
– Сколько ж лет мы не виделись? …шесть?
– Да, кажется, с моей свадьбы и не виделись… – улыбнулась она чуть более натянуто и, как мне показалось, печально.
И я действительно вспомнила, что видела подругу в последний раз очень красивой, счастливой, светящейся, в роскошном белом платье и жемчугом в волосах. А буквально на следующий день она исчезла, словно перестала существовать для внешнего от их новоявленной семьи мира, прекратив с ним всяческие контакты. Я тогда решила, что муж запретил ей общаться с былыми друзьями.
– Слушай, ты торопишься? – спросила вдруг Надя. – Давай зайдём ко мне на чаёк? А то живём в одном доме, но не видимся годами.
– Давай, – легко согласилась я. – Спасибо.
Это была та самая квартира, в которой Надя во время учёбы жила с родителями, где я так часто бывала в гостях. Я ещё помнила запах варёной картошки, которой кормила нас после школы Надина мама, помнила, как была обставлена её комната, как был оклеен всякими вырезками и постерами её шкаф. Здесь мы могли часами болтать, предаваясь мечтам и фантазиям, слушать музыку и танцевать на столе, и мне казалось, что у нас с Надей был целый свой мир на двоих.
Но сейчас, конечно, всё здесь было по-другому. Почти сразу после окончания учёбы она вышла замуж за мальчика, учившегося на два класса старше нас, и родители оставили эту квартиру им, переехав в другой район. Теперь это был дом Надежды и Дениса, со своими запахами, с современным ремонтом, и у меня даже не получалось ощутить ту прежнюю атмосферу под слоем новых обоев и ламината.
Маленькая дочка Нади убежала в комнату смотреть мультики и тискать собачонку, и мы остались с подругой вдвоём, как когда-то давно, в тесноте кухоньки.
– Ты отлично выглядишь, – сказала Надежда, наливая мне чаю. – Прямо вся светишься.
Я смущённо поблагодарила девушку, мне хотелось бы сказать: «И ты тоже», но я не собиралась ей врать. И дело было вовсе не во временных изменениях, свойственных женщинам в её положении, – Надя действительно выглядела хуже, чем я привыкла её видеть. Немытые, давно не видевшие парикмахерских ножниц волосы, первая попавшаяся под руку одежда, сочетание которой она раньше никогда бы не надела даже в магазин. Было заметно, что она перестала за собой следить, что она не просто повзрослела и располнела, а как-то даже постарела и внешне, и внутренне.
– Замуж-то ещё не вышла? – задала она такой будничный и банальный вопрос, свойственный типичному однокласснику из анекдотов, с которым не хочется встречаться.
– Замуж? Нет, – немного удивившись, ответила я.
– Пора бы, пора, – со знанием дела и довольной улыбкой покачала она головой. – Но мужик-то есть, я надеюсь?
Меня покоробило от данного словесного оборота, и несколько секунд я внимательно смотрела на собеседницу, тщательно подбирая слова для ответа, дабы он прозвучал не слишком ехидно.
– Мужика, – с лёгким нажимом произнесла я, – нет. Но с моей личной жизнью всё в порядке, если ты об этом.
Произнося эту ложь, я отчего-то вспоминала вчерашнюю прогулку со Штефаном Тумашем. Мне подумалось, что он не обидится на столь невинный обман с использованием его образа, однако я была недовольна тем, что повелась на провокацию, ведь синдромом «тикающих биологических часов» сама не страдала никогда и даже высмеивала тех, кто ищет в данной теме повод для хвастовства и превосходства.
– Ну а вы с Денисом как поживаете? – так же дежурно поинтересовалась я, решив сменить тему. – Где ты училась после школы?
– Ой, а я так и не поступила! – отмахнулась Надя вилкой, которой только что отправила в рот кусочек вишнёвого пирога. – Как Катюшка родилась, так мне и не до этого было, а сейчас вот сыночка ждём. Но Денис молодец, нам на всё хватает, а мне эти учёбы ни к чему, я занимаюсь женским делом – род наш продолжаю, – она рассмеялась, похлопав себя по животу. – Правда, сейчас мы хотим на даче бассейн сделать, чтобы после баньки окунаться, так что приходится экономить.
– Здорово, – кивнула я и зачем-то добавила: – Бассейн – это… хорошая штука.
Меня начало охватывать лёгкое напряжение оттого, что я не знала, о чём говорить дальше. От перебирания банальных тем для бахвальства меня лихорадило, а одноклассников, которым обычно перемывают косточки в подобных случаях, я видела давно. Я не узнавала свою Надюшку, и проблема была даже не в том, что мы обе повзрослели для танцев на столе и подростковых мечтаний. Я просто не могла понять, как человек, которого я считала близким себе по духу, по мировоззрению, с которым мы всерьёз обсуждали вероятность существования потусторонних миров и жизни на других планетах, читали книги и строили общую вселенную, мог после нескольких лет разлуки первым делом спросить про наличие мужика и рассказывать о баньке и бассейне. Подобным ехидным бравированием ведь обычно занимаются лишь ставшие друг другу чужими люди. Почему Надя, которой бы я желала самой лучшей судьбы, так и не получила никакого профессионального образования, вель была такой целеустремлённой и амбициозной; почему не развивается хотя бы самостоятельно; почему перестала хотеть быть красивой и женственной, словно ей не для кого это было делать… Почему у неё такой потухший, неживой взгляд, а слова точно сочатся ядом.