Я судорожно выдохнула и поняла, что не дышала всё это время. Не оглядываясь больше назад, на негнущихся ногах я поспешила домой. Болело сердце.
Дома папа снова меня отругал, и мне было стыдно смотреть ему в глаза. Я понимала, что он, конечно же, прав. Но и не знала, почему это существо пощадило меня, не могла предположить, как всё сложилось бы, если б со мной был отец. Был бы он сам сейчас жив?
В ту ночь мой сон был очень беспокоен. Мне казалось, что я вообще не могу сомкнуть глаз, но, проваливаясь в дремоту, слышала чей-то шёпот, он звал меня, но я не могла различить ни слова. Затем мне снилась тёмная ночная улица возле дома, совершенно пустая и оттого пугающая. Я спешным шагом возвращалась откуда-то, боясь оглядываться, словно ощущала кожей некое нараставшее позади давление в этой неживой, неестественной тишине. Смотреть прямо перед собой было довольно сложно, ведь боковым зрением то и дело я улавливала движения в непроглядной тени кустарника; в какой-то момент я, не выдержав, повернула голову, и сердце ухнуло вниз. Медленно и плавно, точно паря над землёй, на меня надвигались бесформенные чёрные фигуры, словно бы сотканные из первозданной тьмы, с зияющими провалами в бездну вместо лиц. И лишь руки, костлявые и длинные, которые существа тянули ко мне, были белёсого с сероватым оттенком цвета.
Я понимала, что ни в коем случае нельзя позволить им коснуться меня этими мерзкими пальцами, холод которых ощущала даже на расстоянии, поэтому в испуге ринулась с места. На сей раз не оглядываясь, я добежала до своего подъезда, трясущимися руками вытащила ключ от домофона, едва не обронив его на землю, и ворвалась на лестницу, казавшуюся призрачным спасением. Безумно долго тянулись секунды ожидания лифта, и когда двери наконец закрылись за мной, я с облечением глубоко вздохнула. Только мне показалось, что теперь-то я в безопасности, как вдруг взгляд, скользнув по полу, отметил странную тень на линолеуме, которую ничто не могло отбрасывать в этом замкнутом пространстве. Прямо на глазах эта тень начала отделяться от плоскости пола, и передо мной выросла одна из тех страшных чёрных фигур, а её белые кривые пальцы тотчас потянулись к моему лицу.
Издав нечеловеческий вопль, я отшатнулась назад и упёрлась в стену лифта. Отступать было некуда, а тем временем чёрные тени отделялись уже от потолка и дверей. Фигур стало непомерно много для такого маленького пространства, и я уже приготовилась к ужасающей кончине, закрыв лицо ладонями, но вдруг лифт остановился, и всё кончилось. Недоверчиво открыв глаза, я увидела, что чёрные существа исчезли, а двери лифта отворены, и вышла на лестничную площадку.
Болело сердце: ныло и жглось меж лопаток насквозь до солнечного сплетения. Внезапно я ощутила прикосновения, сильные, решительные, но не грубые и, пожалуй, не совсем материальные. Кто-то растирал мне спину. Я вновь слышала голос, не разбирая толком слов или не понимая их, но он словно звучал внутри моего сознания.
Спустя пару мгновений боль как рукой сняло. Я благодарно обернулась и увидела его. Мне больше не от кого было убегать, и, казалось, сейчас вообще никого больше нет, кроме меня и него, стоящего молчаливой тенью поодаль справа. Сама жизнь замерла во всём сущем в тот миг. Я видела отдельные его черты, но образ никак не складывался в цельную картинку, словно он не хотел, чтобы я запомнила его внешность. Кажется, он был бледен лицом, и только небесного цвета глаза полыхали холодным пламенем. На плотно сомкнутых губах не было даже усмешки, и лицо с точёными чертами как будто вообще не выражало никаких эмоций, но от всей этой выделявшейся из человеческого мира фигуры распространялась немая и такая сокрушительная сила, что меня бросило в дрожь.
Ощущая, как по коже побежали мурашки, я вдруг упала на колени и схватила его красивую, сильную руку. Трепеща, я целовала прохладную кожу, роняя на неё горячие слёзы, и только повторяла:
– Благодарю тебя за эту жизнь, за то, что я могу жить дальше, за то, что ты есть рядом. Благодарю тебя…
Волны исходившей от него властности полностью подчиняли, и мне это нравилось. Мне нравилось чувство полной сломленности такой неистовой внутренней Силой, которой нет ни в одном человеке. В груди словно что-то сорвалось в пропасть. Беспощадный, заполонивший всю вселенную внутренний ожог.
Очнувшись, я ощутила жар во всём теле, мне показалось, что в комнате очень душно. Не проходило ощущение присутствия этого таинственного спасителя, словно бы он сидел сейчас подле меня, а я слышала его дыхание и чувствовала прикосновения к коже, но никого, кроме меня, в помещении не было. Выпив на кухне залпом стакан холодной воды, я вернулась, открыла окно и вновь забылась тревожным поверхностным сном, полным шёпота и голосов, пока будильник не вырвал меня из плена этих сумрачных видений.
***
Прошло несколько дней, но ни в районной газете, ни в новостях не было никакой информации о найденном теле мужчины. Мне даже начало казаться, что всё произошедшее также приснилось мне в бреду той беспокойной ночью. Так или иначе, но я ощущала успокоение оттого, что родители ничего не узнают, и отец не вздумает сделаться моим вечным телохранителем от несуществующего маньяка, ведь то существо… тот мужчина был несравненно опасней любого преступника. С того дня тёмные дороги и подворотни я стала обходить стороной, но это меня не спасло.
Возвращаясь с работы, я обыкновенно искала способы разнообразить изрядно надоевший путь домой и сбежать от клаустрофобии метро. Так, время от времени я делала крюк, чтобы гарантированно сесть на кольце в маршрутку или дождаться электричку на вокзале. Втыкала в уши ракушки и ехала в Никуда, в Музыку, уносящую меня вдаль, во Время, которое точно замирает, несмотря на то, что дорога становится дольше. Я щурилась на солнце и слегка улыбалась, глядя в голубую бесконечность, за которой сокрыты неведомые далёкие миры. В наушниках гремела музыка, и когда машина победоносно взмывала на мосту, мне казалось, что за спиной у меня раскрываются чёрные, как у валькирий, крылья.
С детства любила я и умиротворяющий стук колёс электрички. Едешь в толпе каких-то людей, и тебе очень хорошо внутри себя, только вот солнечная сторона припекает. В какой-то миг поезд останавливался, некоторые люди выходили, некоторые заходили, мой взгляд то и дело замирал на случайном лице. Например, на молодом мужчине, cпри виде которого я испытала нечто сродни озарению. Вроде бы тот же поезд, те же люди, только я, словно очнувшись ото сна, видела всех так ясно, что стало противно от режущих глаза вместо яркого солнца недостатков.
Тот мужчина, на котором остановился мой взгляд, очень неприятен, и я не могла понять, что именно не так. Вроде бы такой молодой да складный, наверное, многим он нравится, но эти наглые большие глаза выдавали в нём нечто страшное. Он недобр, он производит впечатление какой-то духовной грязноты. Вот другой, сидит себе и не смотрит по сторонам, на щеке у него мелкие прыщики, хотя они тут ни при чём. Он тоже неприятен, перед моими глазами словно проносились картины из его жизни, где он гоготал в компании каких-то распущенных девиц. Он поверхностен и насмешлив. Вот и многие другие… В толпе не встретилось ни одного пассажира, который произвёл бы положительное впечатление с первого взгляда, и мне захотелось спрятаться от всех этих людей, при этом, возможно, даже вымыться.
В сумке лежала книга о Фридрихе Ницше – такой неожиданный выбор для девушки, читающей подобное не по принуждению преподавателей, а из искренней заинтересованности. И мне невольно вспоминались строки философа, написанные им в письме сестре, о том, что он никогда не находил никого, кто бы был его «расы». Это было письмо о пронзительном одиночестве человека, который не смог обрести духовной близости ни с кем из друзей, не говоря уж об остальных людях. Человека, который в итоге свёл себя с ума.
Я отвернулась к окну, и поезд в тот же миг погрузился в темноту, проезжая под мостом. В стекле я увидела девушку, молодую женщину с безрадостным взглядом. Лицо её мне казалось до боли знакомым; оно было тускло, как выцветающая фотография, но ещё не так бесцветно, как лица порабощённых привычками и пороками попутчиков. Электричка выплыла из-под моста, и яркое солнце больно ударило в мои глаза. Вздрогнув, я отвернулась и поняла, что то была я сама, и что серая безликая бездна уже разверзлась за моими плечами, готовая принять новую жертву. Я стояла на самом её краю.
