Примерно через три часа, за мной заехали два контрактника на машине с подъемным краном, они оба были с Украины. Одного звали Валек, другого Гена. Валек закинул мой чемодан в будку управления краном, а я сел вместе с ними в кабину, где мы и познакомились. Они оба были уже навеселе и, достав бутылку самогона, налили мне стаканчик, который я с большим удовольствием осушил.
– Слышь, Ленчик, мы сейчас заедем по делам на полчаса, а потом – в часть, – сказал Валек.
Машина, выехав из КПП, двинулась по дороге и вдруг резко свернув, направилась в сторону расположенных неподалеку глинобитных окраин Кабула. Заметив, что я кручу головой, пытаясь понять, куда мы едем, Валек успокоил меня:
– Все нормально.
Подъехав к небольшому дукану торгующему фруктами и всякой мелочевкой, мы вышли из машины. Тут же к нам подбежали маленькие пацаны, которые, к моему удивлению очень чисто разговаривали по-русски:
– Командор, заходи, купи что-нибудь!
Из дукана вышел пожилой афганец, поздоровался с нами за руку и что-то сказал пацанам. Те быстро вскарабкались на кузов крана и начали откручивать проволоку, которой была привязана 200-литровая бочка.
Отсчитав Вальку деньги, афганец попрощался с нами и пошел вслед за пацанами, которые с ловкостью обезьян закатили эту бочку в ворота дома. Так, еще не попав в часть, я в первый раз столкнулся с таким понятием, как «сдача». Только что на моих глазах два кореша с Украины заработали приличные деньги, «сдав» (продав) бочку солярки.
Предупредив меня, чтобы не болтал лишнего, Витек по дороге рассказал мне о части, в которой мне придется служить. Это был пехотный полк, расквартированный на окраине Кабула. Полк практически, не вылезал из боевых операций. Так-же одной из его задач был контроль за несколькими важными дорогами в сторону Баграма и Джелалабада, то есть, проще говоря – служба на блокпостах.
Поселили меня в модуле, где жили такие же, как и я контрактники. В комнату, где было пять кроватей, впихнули еще одну, и я начал знакомиться с народом. В моей комнате жили: Валек, кличка которого была «Шо», потому что в ответ на любой заданный ему вопрос он всегда переспрашивал: «Шо?», Петрович или «Дедушка» – мужик лет сорока трех, Санек и Борик, земляки из Куйбышева, и Гриша из Ленинграда. О них и о других моих друзьях я расскажу дальше подробнее.
Я извинился, что не могу выставить мужикам бутылку и обмыть мой приезд, так как все выпили на пересылке, на что Санек изрек: «Херня война, главное – маневры!» и достал из тумбочки бутылку «Столичной». «Дед» пить отказался, и мы ее приговорили. Мужики оказались компанейскими, они вкратце рассказали мне о порядке в полку, как и на чем народ делает деньги.
Раздался стук в дверь, и вошел какой-то летеха уже изрядно навеселе.
– Есть? – спросил он.
На что Борик утвердительно кивнул:
– Сколько?
– Две.
– Восемьдесят.
Борик покопался в тумбочке и передал летехе пластиковый пакет, тот отсчитал ему бабки. Суть операции, непонятной мне поначалу, была проста. Летеха пришел за водкой, и Ленчик продал ему две бутылки по сорок чеков каждую. Купил же он их в Кабуле по двадцать чеков. В результате навар – стопроцентный. То есть за вечер он заработал сорок чеков, или восемьдесят рублей, что равнялось месячной зарплате медсестры в Советском Союзе. Вот и вся арифметика. Мне это тут же популярно объяснили и я понял, что попал туда, куда надо.
Водки в Кабуле было навалом. Не знаю, по какой линии и кто ее туда ввозил, но она продавалась почти во всех дуканах. В части же в магазине спиртные напитки не продавались и вообще там как бы был «сухой закон», хотя в полку все пили, как кони на водопое. Некоторые контрактники на свой страх и риск пробирались в Кабул и закупали столько водяры, сколько могли донести и различными путями проносили ее в часть. Так как продажа водки устраивала и продавцов и покупателей то этот бизнес расцветал на глазах. Продажа водки в полку каралась, но, несмотря на это в любом кубрике, где жили контрактники, в любое время дня и ночи можно было купить водку по двойной цене. Это был один из способов заработать в Афгане большие бабки. А способов было великое множество, и о многих из них я расскажу чуть позже. Продавать водяру мне как-то было не с руки, и я решил осмотреться, чтобы начать свой небольшой бизнес.
Утром я пошел знакомиться к своему непосредственному начальнику, заместителю полка по тылу подполковнику Оберемченко Василию Григорьевичу. Василий Григорьевич был очень полный человек, типичный солдафон с замашками украинского панчука. Любил поорать, поматериться, покуражиться, но был человек был душевный особенно по пьяни. Из него просто бил фонтан армейского остроумия.
– Солдат, берите лом и подметите плац! Мне не надо, шоб було чисто, мне надо, шоб вы зае..лись!
– Если вы гражданские такие умные, то почему строем не ходите?
Или, например
– Рядовой, вы, что два плюс два умножить не в состоянии?
Про таких, как он, в армии говорят просто: «Наш полковник не любит шоколада: у него фольга в зубах застревает.»
С ним и с другими не менее колоритными персонажами нашего полка мы еще познакомимся на страницах этой книги.
Василий Григорьевич, определил меня на службу выдав короткий инструктаж, изобилующий прелестной ненормативной лексикой и отправил служить начальником смены на дизельную станцию.
Наш полк находился на окраинах Кабула, прямо под горой Курук, и его частенько обстреливали «духи» из РСов (реактивных снарядов), или из минометов, обычно в ночное время. Поэтому ночные дежурства были самыми неприятными.
Зашел солдат и сказал, чтобы я шел на собеседование к особисту полка майору Индюкову. Все, сидящие в кубрике, заулыбались.
– А что смешного? – спросил я.
– Иди, увидишь сам.
Постучавшись в кабинет я услышал тоненький голосок:
– Войдите.
За столом сидел какой-то зачуханный, кургузый мужичок с погонами майора на плечах, над столом висел засиженный мухами лист ватмана с надписью «У чекиста должна быть холодная голова и горячее сердце», которую наши контрактники перефразировали «У особиста Индюкова должна быть холодная голова и холодные ноги в белых тапочках».
– Значит, приехали исполнять интернациональный долг? – С народом уже познакомились? – и, не давая мне вставить слово, выпалил:
– Если что, буду карать по всей строгости советских законов. Понятно?
– А что ж не понять. Очень лаконично объяснили, товарищ майор, вы прямо Сенека какой-то.
– А вы, как я посмотрю грамотный очень. Я вам вот что скажу: голова у солдата чтобы думать, мозги, чтобы соображать, а язык не для болтовни, а для работы, понятно? Вот идите и работайте.
По пути в модуль я все пытался расшифровать последнюю фразу Индюка, но так и не смог.
Придя к себе в кубрик, я увидел все те же улыбающиеся рожи моих новых друзей:
– Ну, как?
– Да урод какой-то.
– Это не просто урод, это феноменальный дебил!!! В чем ты скоро убедишься, – сказал мне Санек.
Майор Индюков люто ненавидел контрактников, и они отвечали ему взаимностью, хотя среди них у него была пара стукачей. Вместе с зампотылом Оберемченко Индюков периодически устраивал шмоны в модуле, изымал водку, которую мужики не успевали спрятать, трофейное оружие. В каждом кубрике был свой тайный схрон, где хранились вещи, не предназначенные для глаз командования.
Индюк устраивал засады в тех местах, откуда в полк заносилась водка, часами просиживал с биноклем, стараясь засечь, кто и что вывозит из расположения полка. Худой, с тонюсеньким голоском, но огромным гонором, он полностью соответствовал своей фамилии. Визит к Индюку я воспринял спокойно, из своего опыта я знал, что не стоит принимать близко к сердцу то, что можно послать в жопу.
Кроме торговли водкой, в полку был еще один распространенный вид дохода, которым пользовались все без исключения, контрактники, офицеры и солдаты. В полковом магазине покупались ящиками конфеты, печенье, шоколад, сигареты – в общем, практически все, что там было. И это потом сдавалось в Кабуле в любом дукане. Например, пачка сигарет «Ява» стоила 30 копеек, а сдавалась за 60 копеек, или по номиналу за афгани. Не зарабатывал в Афгане только ленивый. Купить на сто чеков товара, и перепродать их завтра за 200 ума хватало и дураку. Командование армии всячески запрещало этот «бизнес» однако он процветал.
