Алексашка бывал в монастыре и вглядывался в осунувшееся, потемневшее лицо матери. Неистово молящаяся, мать была неузнаваема. Куда подевалась ее веселость, озорство, когда она, будто девчонка, играла с сыном в прятки. А как она прыгала через скакалку, как заразительно смеялась, раскачиваясь на качелях!

Мать, вся в черном, встречала сына в обыкновении у ворот монастыря и торопливо перекрестив волокла за собой, в церковь. После долгих коленопреклоненных молитв, она со слезами на глазах, уговаривала Алексашку отречься от Сатаны.

– Почему? – спрашивал тогда Алексашка.

– Он злой! – ревела мать.

– Нет, – вспоминая спокойную самодостаточную личность Сатаны, которого, к тому времени, Алексашка, как и всякий колдун из сильного рода, видел уже не раз, не соглашался он и добавлял, наблюдая ее тревожное состояние, – я поговорю с ним, обещаю, я добьюсь, и он тебя отпустит!

Мать смотрела сквозь пелену слез.

А Алексашка, покидая монастырь, куда приезжал за тридевять земель, навещать мать раз в месяц, шагая по вытоптанной паломниками тропинке к полустанку, думал, с ожесточением в сердце, что слабых, никчемных колдунишек и ведьм надобно отпускать. Слабые вообще не должны получать силу рода, они либо обезумеют, либо разбазарят свою силу так, что их детям нечего будет наследовать.

После нескольких упорных попыток прорваться к Сатане, Алексашка все же добился справедливости, доказал Князю мира сего, что его мать глупа и Владыка снисходительно улыбнувшись на заступничество сына, отпустил инокиню с миром.

Однако, когда окрыленный победой, Алексашка примчался к монастырю, он даже за врата не смог зайти. Материализовавшийся невесть откуда, Страж принявший облик высоченного монаха встал на пути сына к матери.

– Но она моя мать! – попробовал было возразить Алексашка.

Страж молчал, сверкая глазами, и медленно наступал.

Опасаясь, как бы, не разгорелась битва ангелов, которая, как правило, ведет к разрушению и смерти множества людей, Алексашка отступил. Издалека он крикнул растерявшейся матери, застрявшей в воротах:

– Я буду тебе писать!

И видя, что страж положил руки ей на плечи, удерживая на месте, не давая подбежать к сыну, посоветовал:

– Не сопротивляйся! Не надо!

Отвернулся, чтобы мать не видела его слез и разрыдался. Плача, он припустил к полустанку, где сел на электричку, забился в угол последней скамейки и плакал, беззвучно роняя слезы в рукав куртки, уткнувшись так, чтобы другие пассажиры не приставали с вопросами. Через два часа, Алексашка бросившись в объятия бабушки, все ей рассказал.

И бабушка засобиралась. Это было первое бегство от ангелов Бога.

– Так ты утверждаешь, страж тебя видел? – сердилась бабушка, упаковывая вещи в старый потрепанный чемодан.

– Он смотрел мне в глаза! – вспоминая тяжелый блестящий взгляд исподлобья, которым одарил его Страж, воскликнул Алексашка.

– Это война! – заявила бабушка, останавливаясь посреди избы, жестом зануды поправляя очки на носу. – Видит дьявол, моя дочь всегда была туповатой, в школе училась плохо, стихи не запоминала. Бесы нашего рода ее жалели и никогда не показывались ей в истинном виде.

– Как же она с ними общалась? – удивился Алексашка.

– Прикидывались кошками, – ответила бабушка, со вздохом, – у нас в доме мяукало тринадцать кошек!

Алексашка расхохотался, живо представив себе эту картину.

– Бесы играли с ней, забирались на крыльцо дома, поджидая из школы, притворялись промокшими и озябшими котятами. Всех, представь себе, всех, она тащила в избу! – и бабушка презрительно фыркнула. – Бесы вынуждены были оборачиваться кошками, птицами, собаками, даже детьми, лишь бы охранять ее, наследницу рода, наследницу силы, а она вон как их отблагодарила, в монахини подалась, идиотка!

И бабушка плюнула на чистый пол.

В тот же день, они рванули к дяде Алексашки, сильному колдуну, Богдану.

Богдан жил, как это уже и говорилось выше, отшельником, но все же не совсем отшельником, потому как дочь Мила была тут же, при нем.

Мила, будучи старше Алексашки на два года росла веселой и легкой. Она, словно пушинка, взлетала кверху и через мгновение насмешничала над двоюродным братом с верхушки сосны.

– Как ты это делаешь? – недоумевал Алексашка.

Мила учила:

– Забудь про вес тела, вымести его куда-нибудь!

– Куда? – торопливо спрашивал Алексашка.

– К облакам! – лукаво щурилась Мила и советовала, – закрой глаза, сосредоточься, вымещай вес и взлетай, а ветки сосны тебе помогут на первом этапе.

Алексашка бился месяц, через месяц упорных тренировок задача была решена, он научился вымещать вес тела за пределы Земли, научился перелетать от сосны к сосне.

Часто, они с Милой играли, выстраивая воображаемую широкую лестницу с перилами. Лестница вела к небу, к белоснежным пушистым облакам.

И тогда сторонний наблюдатель был бы поражен необычайным зрелищем. Двое детей, под веселое чириканье птиц, азартно прыгали, забираясь все выше и выше и все это, в прозрачном воздухе!

Достигнув облаков, легко сбегали вниз, опять-таки, как бы по ступеням лестницы, изредка, правда, они задерживались у верхушек кедров, чтобы нарвать шишек полных кедровых орехов. Отец Милы любил растолочь кедровые орехи в ступке и после, перемешав с медом лесных пчел, ел вместо конфет, частенько запивая крепким настоянным на травах, горячим чаем.

Иногда, им вслед несся крик бабушки:

– Не поднимайтесь выше облаков, там нет щита!

Щит поставил колдун. Богдан умел создавать щиты да такие, что сильные дожди с грозами обходили его избушку стороной.

Используя щиты, Богдан приманивал зверей и кормил диких волков с рук. За ним бежали и летели все звери, птицы лесные.

С помощью птиц он знал происшествия в округе. Нередко, первым прибывал на лесной пожар, первым спасал заблудившегося грибника, выхаживал раненых животных, а на браконьеров насылал такой морок, что браконьеры могли проплутать не сходя с места несколько дней и ночей. А после, повредившиеся в уме, рехнувшиеся от ужасных видений, браконьеры отпущенные на свободу, вылезали на четвереньках из леса. Люди находили их невменяемыми и абсолютно безумными.

В округе говорили, будто колдун заставляет браконьеров с помощью морока переживать минуты, а порой и часы страха, когда жестокий охотник преследовал беззащитную зверушку, с той только разницей, что на место зверушки он ставил самого браконьера…

Алексашка спасался у дяди все лето и осенью решил вернуться, полагая, что ангелочки уже позабыли о его существовании, бабушка поддержала внука, лишь Богдан был против:

– Учись держать щиты! – говорил он Алексашке. – Тогда сможешь выжить!

Алексашка кивал и обещал. В последующие дни, недели, месяцы и годы он прилежно учился, донимая ведущих рода, нескольких сильных демонов вопросами о щитах. Скупые крупицы информации, что он получал от ангелов сатаны, Алексашка использовал в полную силу, что-то дополняя, что-то преобразовывая, с матерью он больше не виделся, не решался съездить и таким образом, напомнить о себе Стражу монастыря. Письма писал редко, мать ему почти не отвечала, а с маниакальной тупостью присущей всем фанатикам Бога без исключения, в каждой открытке, в каждой строчке напоминала сыну о необходимости отречения от дьявола, забывая, что именно дьявол ее и отпустил…

На самом деле его звали Костя. Прозвище Кока прицепилось с детства и перешло во взрослую жизнь благодаря усилиям трех старших братьев. С братовьями у Коки не заладилось с самого начала. Они – крепкие, мускулистые парни с запросами сексуально-озабоченного свойства посвятили свою жизнь поверхностным бравадам, а он, болезненный, тщедушный писал стишки в тоненькой тетрадочке. Тетрадку прятал в кладовке, где посреди старых вещей наполненных пылью, она и хранилась, недоступная для братьев-чистюль.

Братья начищали ботинки до зеркального блеска и лачили волосы маминым лаком для волос, а он дотаскивал ненужные им, растянутые в гимнастических упражнениях футболки и спортивные штаны.