Сама Елена, впрочем, на все это обращала мало внимания. После свадьбы супруг почти мгновенно оказался под каблучком ее маленьких сафьяновых сапожек. Уже пожилой, по меркам того времени, великий князь Василий Иванович сбрил бороду и переменил полувизантийскую – полутатарскую одежду на польский кунтуш. Бояре обомлели от такого зрелища: не водилось на Руси никогда, чтобы муж скоблил лико в угоду своей супруге, а ей позволял присутствовать и при приемах иностранных послов, и при торжественных трапезах.
Не только бояре – весь народ впал в великое изумление. До сей поры видеть великую княгиню не мог никто: на люди она не выходила, в город выезжала только в наглухо закрытом возке, а если в дворцовых покоях кто-то по неосторожности оказывался на пути великокняжеской супруги, то немедля падал ниц и не вставал, пока государыне не проследует мимо него.
Возле Василия Ивановича тотчас же появились новые люди – прежде всего родственники, друзья и подруги его юной жены, веселые, молодые, совсем непохожие на степенных, молчаливых, скучных бояр, окружавших его недавно – старых, бородатых, одетых в длиннополые ферязи. Теперь около великого князя были братья Елены – Михаил и Иван, их жены – Аксинья и Ксения, и целый выводок молодых красавиц, боярынь да боярышень великой княгини – сестер Челядниных, Третьяковых, княжон Волынской и Мстиславской.
Ближе прочих была Глинской Елена Федоровна Челяднина – родная сестра князя Ивана Федоровича Овчины-Телепнёва-Оболенского – красавца, храбреца и прекрасного военачальника, украдкой бросавшего влюбленные взоры на молодую великую княгиню. И бросал он эти взоры (а по сплетням – не только взоры бросал) всю жизнь, ибо пережил свою государыню очень ненадолго.
А великая княгиня все так и оставалась «порожней». При дворе уже открыто поговаривали, что государь потомства иметь не может, что и первая его супруга забеременела в монастыре неизвестно от кого и родила не наследника престола, а обыкновенного «выблядка» (тогда еще это слово матерным и зазорным не считалось, просто означало суть явления). Во всех монастырях молились за появление сына у великого князя, во всех церквах ставили за это свечи. Но лишь три с лишним года спустя, после очередного паломничества в Троице-Сергиев монастырь Елена Васильевна сообщила супругу долгожданную весть: «зачреватела» она.
Василий Иванович так и бухнулся перед святыми иконами: свершилось! От него, от него понесла законная молодая супружница, теперь, если Богу будет угодно, родит законного сына и такого долгожданного наследника. О том, что у него может народиться дщерь, «молодой» отец и не помышлял: только сын! А как народится чадо, то и помирать можно спокойно: родня у великой княгини сильненькая, вдову с ребенком защитить сумеют. А может, и сам он еще поживет, порадуется на подрастающего сыночка. А то и на второго. Хотя… пусть Бог хоть какое испытание ему посылает, за сына долгожданного и пострадать не жалко.
Великая княгиня родила сына в пятницу, как раз в тот день, когда вихрь небывалой силы в жгут скрутил крест на Архангельском соборе и основательно разрушил постройки Чудова монастыря. И тут же поползли слухи, что это – черти празднуют бесовскую свадьбу, и что младенец родился с дьявольской отметиной, так что надобно ожидать на Руси бед великих, ежели унаследует он отцовский престол.
А государево чадо тем временем окрестили Иваном, в честь же его рождения счастливый отец повелел возвести в селе Коломенском под Москвою каменную церковь, да такую, какой нигде и никогда не бывало. И денег мастерам отсыпал – изрядно. Дива не было, что через полгода взметнулись над излучиной Москва-реки белокаменные стены, увенчанные огромным шатром. А позлащенные купола сияли так, что были видны за двадцать верст – от самой первопрестольной. Подобного храма Русь еще не видела – един он был, храм Вознесения, возведенный в честь будущего государя Ивана Васильевича, Ивана Четвертого, Ивана Грозного…
Вот только на освящение храма великий князь приехать не смог: скрутила в одночасье лихоманка. Вместо него поехала… великая княгиня Елена Васильевна в сопровождении боярина Ивана Овчины-Телепнева – Оболенского. Была, конечно, при ней многочисленная свита, да злые языки трепали только одно имя – княгининого полюбовника. Нужды нет, что его сам государь к супруге в телохранители определил: всем известно, что отказать княгине Елене державный супруг ни в чем не может. Кто знает, может, и царевич-то Иван вовсе не Васильевич, а… Иванович. И не царевич вовсе, а выблядок…
Шептались об этом с опаской: государь по-прежнему был крут нравом и за такие речи мог любого живота лишить. Тем более что через год с небольшим после рождения Ивана великая княгиня родила второго сына – Юрия. Увы, младший царевич не обладал богатырским здоровьем и вообще, как выяснилось чуть позже, был глухонемым и не вполне нормальным – «несмыслев и прост». Никого он особенно не интересовал, посему довольно благополучно прожил довольно долгую по меркам тех времен жизнь, причем в четырнадцать лет его женили на боярышне из влиятельного рода Палецких, дали в удел город Углич, а со временем чинно погребли в Архангельском соборе в Москве.
Великий князь Василий Иванович особо не скорбел, что младший сын у него убогонький: сам же молился перед иконами, клялся, что любое испытание достойно примет. Вот Бог и послал ему испытание. Зато старший сынок рос на радость родителям здоровым да смышленым, а любимой его игрушкой было подаренное отцом золотое яблоко – миниатюрный символ державы, которое он с превеликой охотой запускал то в зазевавшуюся курицу во дворе, то в недостаточно низко склоненный боярский лоб в тереме. Резвилось дитя…
Однако детство его было безоблачным лишь первые три года: в 1533 г. отец царевича занемог.
Началось все, как обычно бывает, с пустяка: поехал государь на охоту, слегка простыл и на левом бедре вскочила у него багровая болячка с булавочную головку. По ходу путешествия царь еще бывал на пирах у местной знати, но выпивалось уже без удовольствия и до бани доходилось «с нуждой». Охота не ладилась, зверь непонятным обычаем ускользал. Сначала царь еще выдерживал пару верст в седле, потом и за столом сидел на подушках, а там и слег вовсе.
Приехал тесть – Михаил Глинский – с двумя иностранными врачами. Стали они прикладывать к болячке верное средство – пшеничную муку с пресным медом и печеным луком. Болячка стала «рдеть и загниваться», лекари уже только руками разводили.
С охоты Василия Ивановича везли уже в крытых санях. По дороге нарыв прорвало, из боку выскочил гнойный стержень чуть ли не в аршин длиною и вытекло больше таза гноя. Опухоль спала и появилась надежда на полное выздоровление и благополучное возвращение в Москву. По дороге в храмах великий князь слушал службы, лежа на паперти – стоять не мог.
В Москву въехали тайно, да не в саму столицу, а в подмосковное село Воробьево, где был летний дворец. Какое-то время ушло на то, чтобы соорудить особый мост через Москву-реку у Новодевичьего монастыря. Строили очень быстро, поэтому при въезде великокняжеского возка мост обломился. Стража еле успела подхватить возок на руки и обрубить упряжь. Въехали в Москву на пароме, а в Кремле Василий Иванович призвал к себе ближних бояр и объявил им свою последнюю волю:
«Князю Михайле Глинскому, за сына моего Ивана и за жену мою, и за сына моего князя Юрья кровь свою пролить и тело свое на раздробление дать, коли нужда будет… Князю Ивану Овчине-Телепневу-Оболенскому помогать князю Глинскому, да вдовой великой княгине держать государство под сыном до его возмужания».
Последние часы Василия прошли в усилиях спасти душу: его успели постричь в монахи под именем Варлаама. Скончался он в ночь со среды на четверг 3 декабря 1533 года. Елену Васильевну, обессилевшую и полумертвую от слез, унесли в ее покои, откуда она не выходила до похорон.
После отпевания и похорон государя, после сороковин короновали на царство малолетнего Ивана, которому принесли присягу все, даже родные дядья, которые вроде бы навсегда отказались от мечты о власти. Но Елена Васильевна подозревала, что все это – только слова, и что на деле и ее жизнь, и жизни ее детей висят на тонюсеньком волоске: боярская Дума признавала только власть Великого князя, да не всякого, а показавшего себя крутым и бескомпромиссным владыкой. Какой владыка из Ванюшки, когда он еще за материнский подол держится?
