8. Мартин и Питер Натан в компании местного священника
(саккоса?). Он поприветствовал Мартина, как старого знакомого, и повёл нас внутрь собора. Мы расселись на широких скамьях, и служба началась. Каноник прочёл с кафедры проповедь в память о св. мученике Фоме Беккете. Затем слово взял Мартин, который с той же кафедры прочёл на среднеанглийском отрывок из «Пролога» к «Кентерберийским Рассказам».
9. Мартин читает «Пролог» из «Кентерберийских рассказов» в Соборе Саутуарк
Под конец службы нам раздали листки с текстом средневекового гимна, который великолепно исполнила специально вызванная для этого случая певица, а мы подпевали, кто как может, слова припева.
10. Исполнение гимна в соборе
Затем, помню, было ещё одно, запомнившееся мне мероприятие: сражение во дворе церкви между рыцарями и простолюдинами. Крик, гам, лязганье мечей о щиты, скрещённые пики, и блестящие, похожие на вёдра, шлемы рыцарей. Как мне потом объяснили, это была сцена, изображавшая стычку между мятежниками Уота Тайлера и рыцарями короля Ричарда II.
День был прекрасный. На небе ни облачка, все залито солнечным светом, но… чертовски холодно, особенно мне, несмотря на толстую шерстяную рясу. Меня бил озноб и лило из носу. Кое-как я дотянул до дому, высидел положенное время за столом, поддерживая себя вином, и под вечер спустился к себе в комнатку в подвале, где, не раздеваясь, свалился на кровать и проспал до следующего полудня.
…На следующий день я один в доме. Завтра снова в поход, на этот раз в Кентербери, а сейчас можно расслабиться. Проснувшись, не сразу соображаю, где я. Почему не у себя дома, а в этой тесной комнатушке с окошком вровень с тротуаром, сплошь заставленной коробками с книгами и вещами человека, которого я в глаза не видел. Комната Бонки. Кто такой Бонки, я не знаю. Знаю, только, что это японец, что он жил здесь раньше, помогая Мартину в устроении спектаклей, но где он теперь? На одной стене висит большая фотография. На ней Мартин с очаровательной улыбкой держит раскрытый зонт, укрывая от дождя симпатичного японца. Наверно, это и есть Бонки, думаю я, но под фото читаю надпись: «Основатель и директор Треста Чосеровского Наследия Мартин Старки вместе с Принцем Хиро (Нарухито), который был его частным гостем на первом Чосеровском фестивале 1985 года». Надо же: Мартин на короткой ноге с наследником императорского трона Японии! Да, он же писал мне, что поставил «Кентерберийские Рассказы» в Японии! Я помню, в 1977 году он прислал мне письмо с описанием своей поездки по Транссибирской железнодорожной магистрали из Москвы в Японию, которое я смог прочесть только два года спустя, потому что работал переводчиком в Нигерии. Как он сокрушался, что мы не смогли с ним тогда встретиться!
Чувствуя себя совершенно разбитым, я направляюсь в столовую. Там, на столе лежит записка: «Уехал в театр. Еда в холодильнике. Если захочешь выйти, ключ от входной двери на столике. Покорми кошек. Мартин». На столе стоит бутылка с молоком и пакет овсяных хлопьев «Келлог». Отлично! Хорошо, когда не нужно ни под кого подстраиваться, отвечать на дурацкие вопросы, прислуживать. … К тому же я могу спокойно погулять по дому. В морозилке я нахожу буханку нарезанного замёрзшего хлеба и несколько пакетов с каменным фаршем. Помню, меня удивило, что куски хлеба разрезаны по диагонали. На кухонном прилавке стоит огромный, пузатый чайник для заварки, в шкафчиках банки с растворимым кофе и разными чаями (вот, это – удача!). Жить можно. Главное, никого не надо ни о чём спрашивать. Вот, если б ещё где-нибудь денег достать! У меня, ведь, с собой – ни гроша! Ничего, займу у Мартина и как-нибудь отработаю. Я пью кофе, наслаждаясь тишиной, не нарушаемой беззвучными передвижениями трёх вполне взрослых кошек, одна из которых трётся мне о ногу.
Позавтракав кукурузными хлопьями с молоком, я решаю обследовать дом, но… сначала надо побриться. У меня есть электрическая бритва, но, зайдя в крошечную ванную комнату рядом с моей, я обнаруживаю в ней целый набор бритвенных принадлежностей. Здесь и несколько безопасных бритвенных станков фирмы «жилет» и всякие, там, тюбики с кремами и зубными пастами и флакончики с лосьонами и афтершейвами, и масса чего-то такого, о котором я понятия не имею. Вот она, цивилизация! Ведь, в Союзе у нас такого ещё нет! Я тут же опробовал одну из «козьих ножек»: лезвие, конечно, не новое, но бреет! Спасибо Бонки! Жаль, что нет запасных. Надо будет выпросить у «хозяев».…
Закончив с бритьём и обильно смочив приятно пахнущим афтершейвом гладко выбритые скулы, я поднимаюсь в гостиную. Здесь масса всего, что возбуждает моё любопытство: и плошка с сухими лепестками роз (зачем?), и полки с книгами и журналами, и изящная бронзовая статуэтка парящей в воздухе женщины (Ника?), и куча пластинок и маленьких дисков (я ещё не знал об их предназначении) с проигрывателем и массивными колонками, и много всего другого. Но главное, здесь стоит длинный, чёрный, явно концертный, рояль. Почему-то меня всегда притягивают эти инструменты. Собственно говоря, я и играть-то толком не умею: так, одной рукой. Но, как только увижу рояль или пианино, сразу хочется сесть за него. Попробовать. И ужасно завидую людям, которые спокойно садятся за инструмент и начинают играть. Эта тяга у меня ещё со времён музыкальной школы. Тогда мне часто приходилось оставаться в школе до вечера. Помню, мне нравилось забираться в пустой класс и … «насиловать» незнакомый мне инструмент, импровизируя и сочиняя странные мелодии. … Вот и сейчас, меня сразу потянуло к роялю. Это старый, как бы у нас сказали, ещё дореволюционный, Бехштейн. Классика. Звук у него просто волшебный: мягкий, чистый и… благородный. Я беру несколько аккордов, мне нравится, и я начинаю импровизировать, пытаясь отловить необычные сочетания аккордов в стиле Скрябина, или ещё круче, Шёнберга (шутка!). Получаются какие-то замысловатые сочетания звуков, без намёка на законченность, которые уходят ввысь и обрываются «на полуслове», из-за недостатка техники. Так, голая экспрессия, «взгляд и нечто».
Я так увлекаюсь «музицированием», что не замечаю, что не один в комнате. В дверях стоит друг Мартина и совладелец их дома Питер Натан (на фото, он стоит посерёдке).
11. Джоанна и Филипп в нашей компании
Я познакомился с ним в первый же день, и мы мило поболтали за обеденным столом, но… я же приехал к Мартину! Со мной он был милым и общительным, но каким-то отстранённым что ли. Задал мне пару-тройку вопросов, рассказал пару анекдотов, и всё тут. Ясно было, что я для него не представляю никакого интереса. Он сам, первый, по-детски шумно, смеётся своим шуткам, и тут надо тоже смеяться, даже если совсем не смешно. Мне он показался довольным собой стариканом, чудаковатым, но… умным, и я решил оставить его в покое. Я не представлял, что передо мной один из столпов британской науки. Мартин мало писал о нем, но я знал, что он занимается проблемами нейрофизиологии. Однажды в Питере в «Букинисте» мне на глаза попалась книжка по физиологии нервной системы на английском языке какого-то чешского светилы в этой области, – что-то вроде учебника для студентов медвузов – и я тогда её купил, для «общего образования». Просматривая её перед отъездом в Лондон, я, к своей несказанной радости, увидел в библиографии фамилию Питера Натана и захватил книжку с собой. И надо сказать, попал в самую точку. Питер с вежливым интересом осмотрел вышитую скатерть и шикарную (на наш с Тусей взгляд) бабу на чайник, но, когда он увидел эту книжицу (и узрел сноску на себя), он был в восторге. Так я завоевал его расположение. А теперь он стоял в дверях, прислушиваясь к моим «импровизациям» и одобрительно покачивая головой. Я, конечно, прекратил терзать рояль и встал, чтобы поприветствовать его и сказать что-нибудь, соответствующее моменту, что мне даётся особенно трудно. Мы прошли в сад, где он попытался заинтересовать меня рассказом о цветах, уход за которыми входил в его обязанности по дому и был его хобби. Потом мы перекусили в столовой, и он сказал, что уезжает в Оксфорд на работу. Мы снова спустились в сад и зашли с тылу в гараж, задняя часть которого была занята костюмами и декорациями для спектаклей Мартина, а в передней стояла пара машин. Я с интересом наблюдал, как Питер уверенно выруливает из гаража на своём Форде Кортина, подивившись его сноровке (ему, ведь, далеко за 70), и не преминул сказать ему об этом. Питер с гордостью показал мне на стальную бляху с цифрой «60», укреплённую на переднем бампере машины. На мой вопрос, что сие значит, он отшутился, сказав, что это для отпугивания дорожной полиции. Оказывается, такой знак отличия даётся водителю, не побывавшему ни разу в аварии. «60 лет без аварии» – «вот это асс», сказал я себе. Как выяснилось, Питер был ассом во многих отношениях, особенно в области культуры и науки. Перед тем, как уехать, он, высунувшись из машины, попросил меня покормить кошек (которых у них целых пять штук), сказав, что еду для них я найду в холодильнике.
