ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
День. Улица. Автобусная остановка. Мотор.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Мотор. Сиденье. Плотно прикрытая железная дверь. Ремни безопасности. Автомагнитола. Надсадный хрипотняк. Тридцать рублей.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Вечер. Плотно прикрытая железная дверь. Автобусная остановка. Улица. Дом. Дом. Ещё дом. И ещё. Не тот дом. Необходимый дом. Подъезд. Этаж. Квартира. Звонок.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Плотно прикрытая железная дверь.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (в чёрном шёлковом халате с золотыми драконами, в очках с позолоченной оправой и в персидских туфлях на босу ногу): Олег. Фамилия у меня смешная, предупреждаю сразу. Золухин. Отчеством горжусь. Алексеевич.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (в чёрных джинсах, в тёмных очках с чёрной пластмассовой оправой и в туфлях «Ленвест» на натёртую ногу): Не более смешно, чем Лунин. Андрей. Андреевич, конечно.
ЗОЛУХИН: Прошу к столу. Чай? Кофе? Пиво? Виски?
Кухня. Стол. Стулья. Холодильник. Шкафчики. Полки. Мойка. Стол. Пепельница. Зажигалки. Бутылка виски «Скотч».
ЛУНИН: Спасибо, Олег Алексеевич. На работе не пью. Больше.
ЗОЛУХИН: Я же сказал, сэр, что отчеством именно горжусь, поэтому не употребляйте имя отца моего всуе. Зовут меня именно Олегом. Я только что именно так вам и сказал. Будьте внимательней, пожалуйста.
Пожалуйста. Четыре комнаты
От входной двери полностью просматривался рабочий кабинет – дверь рассохлась, не прикрывается. В кабинете стол. На столе – компьютер-ноутбук. Это тысяча долларов, минимум. Плюс принтер. Лазерный. С режимом сканирования. Это ещё примерно шестьсот. Плюс модемчик чирикал, сообщение по факсу пришло. Это ещё сто или двести. Переманить у Молчалина работника не удавалось даже областной администрации. В области выборы. Кто и откуда хозяин квартиры?
ОЛЕГ: Вы догадались, сэр, какое ведомство я представляю?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК В ПРОТЁРТЫХ НОСКАХ: Ведомство – нет. Чем занимаетесь – да.
ОЛЕГ: Ленище, дай Андрею тапки! Знакомьтесь – моя любимая женщина Лена.
ДЕВУШКА В ЧЁРНОЙ ЖИЛЕТКЕ С ЗОЛОТЫМИ ДРАКОНАМИ: Привет, Андрей. Обуйся, у нас полы холодные.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК В РАЗНЫХ НОСКАХ: Спасибо, я теплокровный.
ДЕВУШКА: Андрей, оставляю Олега под твою ответственность. Суп на плите. Курица в духовке. Чай, кофе, сахар по вкусу.
ОЛЕГ: Ленище, я тебя люблю.
ЛЕНА: Олег, я люблю тебя. Андрей, счастливо.
АНДРЕЙ: Пока. Целоваться не будем.
ОЛЕГ Хорошо, что не пьёшь. Работы невпроворот. Смотри сюда. Вот газета наших конкурентов, «Слово чести». Завтра весь город должен знать, что эта редакция отпечатала спецвыпуск «Слова чести». Не только знать, но и читать. Понимаешь? Именно «Слова», а не «Слово». Необходимо полностью повторить дизайн. Тексты готовы.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ: Сколько?
ОЛЕГ АЛЕКСЕЕВИЧ: Пятьсот.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ ЛУНИН: И к утру?
ОЛЕГ АЛЕКСЕЕВИЧ ЗОЛУХИН: Вы не поняли, сэр. За страницу пятьсот.
АНДРЕЙ: Курить на рабочем месте можно?
ОЛЕГ: На ра-бо-чем? Нет. Ленище дым в комнатах не любит. Будет готово – разбудишь.
АНДРЕЙ: А…
ОЛЕГ: С такими рекомендациями, как у вас, сэр, без охраны по улице не ходят и вопросов вообще не задают. Успехов в труде. Или всё-таки удачи?
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Ночь. Кофе. Табак. Умелые ручки. Узкие зрачки. Щелканье маятника.
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Утро. Та же квартира. Та же кухня
Молодой человек с воспалёнными глазами кладёт на кухонный стол печатные оттиски. Молодой человек с заспанными глазами кладёт на тот же стол конверт.
Плотно прикрытая железная дверь.
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ
Всё то же утро.
Всё тот же город. Всё та же страна
Всё тот же молодой человек в тёмных очках идёт среди построек, телеграфных столбов и рекламных щитов.
Книжный магазин. Отдел «Психология».
Карл Грюнд. «Явь и Забытьё. Распадение времени».
в начале была тьма
– Ты когда-нибудь видела часы без циферблата?
– Видела. Что в них такого особенного?
– Работающие часы без циферблата? Отсчитывающие время без цифирок, без точек отсчёта?
– Ну и что?
– Когда я впервые увидел это, было такое впечатление, как если бы, к примеру, увидел человека с содранной кожей или дышащий скелет. Представляешь? Пританцовывающий скелет.
– Фу! Вя! Так зачем тебе тогда такие часы?
– Как талисман. Или как отличительный знак
– Отличительный от кого? Что ты чем-то отличен от других? Есть желание отличаться?
– Возникает желание внедриться в механизм всего происходящего. Добраться до всех скрытых пружинок и шестерёнок, и…
– И – время станет течь по прямой?
– Станет течь так, как я считаю нужным. События будут происходить в том порядке, который я считаю наилучшим из всех возможных порядков. В том порядке, который устраивает именно меня.
– С чего ты взял, что имеешь на это право? Кто дал тебе право распоряжаться всем происходящим? И с чего ты взял, что знаешь, что лучше?
– Либо я вращаю колесо моей любви, либо зубцы чужой воли рвут меня в клочья.
– Мир невозможен?
– Мир – часы, потраченные на примирение намерений.
– Колесо любви? Колесо, но всё-таки любви?
– Надеюсь.
– Есть те, кто считает: любовь – просто чувство. По-твоему, Любовь – это особый скрытый порядок чувств?
– Уверен.
В начале была тьма – влажная и вязкая. Потом Эльза сгустилась, сверкнула и помчалась между звёздами. Мелкие, как светлячки, притекали к ней, роились вокруг, но Эльзу тянуло вперёд, и потускневшие жизнишки, отслоившись от неё безо всяких скандалов, терялись позади, в шлейфе, и постепенно отставали, растворившись в пустоте… Иногда встречались по-настоящему мощные, величественные – к ним начинало притягивать уже на подлёте, и Эльза понимала, что пройти мимо них ей было просто невозможно, что карта странствия сложилась вместе с её рождением, что вот она включается в кольцо спутников именно этого сатурна именно потому, что в ней именно столько звёздной силы, чтобы не блуждать в одиночестве, но кружить возле надёжного ядра, и Эльза кружила. Но что-то страгивалось, звёзды перестраивались, складывалось новое созвездие, и Эльзу выносило к новому властелину солнечной мощи. Последняя орбита оказалась самой причудливой – однажды Эльза сорвалась вдруг с германической траектории и вдребезги разбила несколько приблудных астероидок, возмутительно настырных. В другой раз рассеяла пару метеоритных шквалов, угрожавших всему германату – германитной планете, и ей самой, и двум народившимся германятам, и множеству соседствующих планеток. Никто не сказал ей за это спасибо – на громадной планете попросту не заметили её метаний, а германята были слишком малы, чтобы начать выглядывать из-за её спины на жизненный путь. Эльза потеряла, конечно, в силе сияния, но потом решила, что вела войну за свою собственную орбиту, а такие схватки наградам не подлежат.
Иногда Эльзе случалось пересекаться с весьма чудесными мимолётками, и тогда на планете наслаждались её внезапными вспышками и лучениями, но астрономических расчётов не проводили, а уж тем более не составляли прогнозов и гороскопов – просто жили под светом круглосуточной звезды. Эльза постепенно привыкла к такому отношению планетян, ведь никому из них не стало от её похождений труднее жить, а её собственная палитра свечений только богатела, и Эльза боялась уже только одного – остыть, утратить блеск. Германитная галактика продолжала жить, жить, жить рядом с кем-то, с кем-то разлетаться, с кем-то сливаться, и это было надёжно, просто, природно – естественно. Но что-то уже приближалось, стремительно неслось навстречу грозное, пока ещё невидимое Нечто, какое-то Это, и Эльза начала волноваться – сможет ли предотвратить столкновение, сможет ли сойти ненадолго с орбиты, чтобы встретить неведомого противника? Возможно ли это вообще – сойти с орбиты? «Чтобы я-то – и не смогла?» – задохнулась от возмущения Эльза и тут же увидела прямо перед собой лунную поверхность – всю в кратерах, всю в шрамах метеорных атак и почему-то зеркально блистающую.