– Тютя, – поворачиваюсь к помощнику. – Всех четверых в городскую тюрьму. Скажешь, чтобы рассадили по разным камерам.

– За чё, Порк? – возмущается Бурый. Cлабенько так возмущается, безо всякой надежды. – Мы же ничё не сделали.

– Вот именно. Вы не назвали убийцу.

– Да этот Червонец… Он ведь сам душегуб, каких поискать. По нему давно верёвка плачет. Тот, кто его пришил, вам же одолжение сделал…

– Нам одолжений не надо, – прерываю его тираду. – И за верёвку делать её работу никому не позволено. Она же, бедная, теперь на слёзы изойдёт, узнав, что вздёрнуть Червонца ей не светит. Может, вас предложить вместо покойничка, чтобы не рыдала понапрасну? А то вдруг убийца так и не сыщется. Ладно, уводи их, Тютя.

Но мой помощник отчего-то хмурится и не сходит с места.

– В чём дело? – спрашиваю.

– Бумага нужна, – бормочет недовольно. Что-то новенькое. Не замечал раньше за своим подчинённым столь ярого соблюдения канцелярских порядков. – Прошлый раз, когда ты гоблина изловил и велел в тюрягу свести, начальник тамошний от ворот поворот мне дал. Почему это, говорит, господин Порк не соизволил сопроводительный тугомент составить. Так и не пустил, выкормыш сардака. Пришлось гоблина во дворе сторожить.

Кошмар! Тютя целую речь толкнул. Похоже, сегодня в лесу кто-то сдохнет. Причём крупнорогатый, да ещё и со всем стадом в придачу. Как бы не пришлось помощника менять. Жаль. Привык, знаете ли, к его молчанию, а тут в нём красноречие вдруг проснулось. Не порядок.

Хотя, он прав, что ни говори. Прекрасно помню тот случай с гоблином. Я же Тютю отправил и об этом благополучно забыл, зная, что помощник исполнит всё в точности. Представьте моё удивление, когда утром прихожу в тюрьму, чтобы засвидетельствовать своё почтение свежепойманному гоблину, и вижу его не в камере на цепи, а связанным во дворе. И рядом Тютя сидит, носом клюёт. Всю ночь не спал бедолага.

Знатно тогда огрёбся у меня начальник тюрьмы. Тот ещё бюрократ. Подозреваю, он просто придрался к Тюте, чтобы не принимать гоблина. От этих сардачьих созданий всегда одни неприятности. Кому охота пускать их к себе, да ещё на ночь глядя. И без разницы тюрьма это или гостиница.

– Будет тебе «тугомент».

Достаю из-за пояса перо и кусок пергамента. Они всегда при мне. Мало ли что… Чернил только вот не ношу. Не хватает ещё в них перепачкаться. Пришлось кликать хозяйку:

– Анжи! Чернила есть?!

– Из жидкостей только вино! – долетает из кухни её недовольное ворчание.

А чего я ждал? Это же притон, а не изба-читальня.

Оглядываю комнату в поисках чего-нибудь пишущего. Внимание привлекает парень с расквашенным носом, который по-прежнему пытается остановить кровь. Через мгновение Тютя крепко держит его за голову, а я, периодически мокая перо в багровые струйки, аккуратно вывожу на пергаменте строчки донесения о задержании подозрительных лиц. При этом похихикиваю, представляя вытянутую физиономию тюремщика, когда он поймёт, что я использовал вместо чернил. Пусть только попробует отказать…

Едва комната опустела, появилась Анжи. В кухню, оказывается, её затолкал мой доблестный помощник. Ну да, как бы он вошёл со своими-то габаритами – прихожка довольно узкая.

Полукровка, гордо вскинув голову, вперила в меня вопрошающий взгляд. «Что дальше?» – читаю по её зрачкам, в глубине которых, на самом дне, прячется испуг: «Что будет со мной?»

Молчу. Мне спешить некуда. Неторопливо обхожу стол, беру шляпу и водружаю на голову. Бандитские ножи по одному отправляются за пояс.

– Ну что, Анжи… – плавно начинаю «наезд». – Решила вспомнить молодость?

– А разве я старуха? – бросает с вызовом.

Вот ведь… штучка! И страх не показывает. Корчит из себя благородную.

Честно признаться, да, выглядит молодо и шикарно. Её бы нарядить в шелка – вылитая графиня. А то стоит передо мной в драном платье, плечи голые, через оторванную заплату на юбке колено виднеется. Впрочем, такая непреднамеренная вульгарность ей даже к лицу.

– Чтобы не состариться в тюрьме за укрывательство преступников, будь добра, скажи, кто и за что прибил Червонца.

– Кто – не знаю, – говорит, глядя прямо в глаза. И, похоже, не врёт. – А за что… Червонец давно нарывался. Работал сам. В рамки приличия себя не загонял. Грабил всех и каждого, не брезгуя ни тёмными, ни светлыми.

Замолчала, обдумывая что-то.

– И в один прекрасный момент… – подталкиваю к продолжению.

Тяжкий вздох, но рассказывает дальше:

– Он порезал какого-то тёмного. А у того подвязки среди ооочень крутых ребят.

– Да? Это каких же? Я, вроде, всех знаю.

– Про Белугу слыхал?

Удивлённо приподнимаю бровь. Хм, не только слышал, притомился уже отлавливать его ребят. Самая разветвлённая преступная сеть в городе, ряды которой постоянно пополняются. А руководит ею подпольный магнат Баскан эль Уга – тёмный, как вы, наверное, догадываетесь. По жизни обычный торгаш, каких пруд пруди. Осторожный и хитрый, сродни сардаку. До сих пор Баскана не прижучили только из-за того, что все ниточки, которые тянутся к нему от исполнителей, вечно обрываются где-то посередине. Этот купчишка создал сложную многоступенчатую структуру. Удивляюсь, как он сам до сих пор не запутался в ней. Лично Белуга рук никогда не марал и постоянно выходил сухим из воды.

Кстати, своё прозвище он получил за привычку подписывать официальные бумаги сокращённым именем – Б. эл'Уга.

Интересно, кому из охламонов Баскана не посчастливилось попасть под нож Червонца? Спрашиваю об этом Анжи. Её ответ заставляет подняться мою вторую бровь:

– Точно не знаю, но поговаривают, что пострадал племянник Белуги.

Интересно девки пляшут!

До меня доходили слухи, что Баскан лечит племянника у лучших целителей после некоего несчастного случая, но стража туда с расспросами не лезла. Официального хода делу, само собой, никто не дал. Да и плевать мне, честно говоря, с высокой колокольни на Угову семейку со всеми её прихлебателями вместе взятыми. Пускай хоть до последнего перережут. Только воздух чище станет.

Чего это я разошёлся? Нельзя же так. Не слушайте меня, люди. Любое преступление должно быть наказуемо! Иначе на кой сардак нам законы? А что до Белуги с его бандой, наступит когда-нибудь их черёд. Сколь веревочке не виться…

Погодите, погодите. Если подняли руку на члена тёмной семейки, а её глава озабочен кровной местью, то должен самолично покарать обидчика. Ну, в крайнем случае, присутствовать при акте возмездия. Уж такие порядки у нас, у тёмных. Это что же получается, Баскан был на месте преступления? Да, как минимум. А мог и сам убить.

Чувствуя, что у меня появился шанс прищемить хвост неуловимому Белуге, срываюсь с места и стрелой вылетаю из дома.

– Заходи, Порк! – несётся вдогонку. – Всегда тебе рада!

Рада она, как же. Впрочем, её клиентов-то я разогнал. По крайней мере, сегодняшних…

С чего начинаются многие сказки? Известно с чего – с истории об отце, у которого было три сына. Как правило, старший умный, средний ни то, ни сё, а младший и вовсе дурак.

Тютя был третьим. Не сказать, чтобы совсем уж недотёпа. Неплохо соображал, когда надо. Будто взял понемногу от каждого сказочного брата. То полным придурком выглядит, то наоборот, выкинет что-нибудь заковыристое, до чего не всякий умник додумается. А бывает, прикинется ветошью, притаится, и плевать ему на всё с высокой колокольни. Сидит себе тихо. Мол, я вам не мешаю, и вы ко мне в душу не лезьте.

Думаю, это из-за того, что старшие братья у Тюти, вроде, и были, но в то же время не было их. Одинокий он с рождения. Спросите, как такое возможно? А вот послушайте.

Мать этого увальня батрачила в каком-то далёком, глухом селении, у самой границы Чёрных Лесов. Нет, места эти не прокляты. Лес как лес, вполне себе зелёный. Опасный только. Там с давних пор обитали огры – совершенно дикие, необузданные твари. Они вообще довольно часто селятся в мало обжитых местах. Редко увидишь их толпой. Чаще одного, двух от силы. Говорят, что это тёмные, давным-давно потерявшие человеческий облик. Что ж, вполне возможно. Только вместе с обликом они, похоже, утратили свой разум. Иначе с чего бы им с дубинами по лесу бегать? Ладно бы на зверей охотились, так ведь и человека могут запросто сожрать. Зазевается путник на лесной тропинке, шлёп его по темечку, освежуют и на костёр. Готово жаркое. А то и в сыром виде употребят.