Разбито лицо Ельцина,

А нос не поврежден.

У деда была мельница

Да ветхий на снос дом.

Рос Ельцин «зверьком» бешеным:

Кулацкое «дерьмо».

Уралом не «повешенный»,

Разбитое лицо.

Не стал «ублюдок» воином,

Служить не захотел.

Таранил русских «Боингом»,

Устроил беспредел.

Борьба была бескровная:

Разорвана страна.

Но месть вернется кровная.

Мстить будет сатана.

Россия бессловесная

Под Ельцина легла.

Еда для русских пресная,

Соленая вода.

А люди мрут не сотнями.

А в год весь миллион.

И слышится «болотными»

Людей печальный стон.

Верхушка не разрушится:

Стремятся все наверх.

Белье чужое сушится:

Я компромат отверг.

Мне тоже очень хочется

Сражаться наверху.

У самолета мочится:

Не вдарят по лицу.

«Не так сидим» – ведь сказано,

Наверно, сгоряча.

Тем самым всем показано:

Рубить надо сплеча.

Тебя избрали «на ура»,

Уральская «скотина».

Не возмутились небеса,

Не растворилась глина.

И тиши стала тишина:

Слова шумят крутые.

А оренбургская «свинья»

Приносит золотые.

Я отвергаю небосвод

Лихого «самодура».

Не надо брать самоотвод,

Если тончает шкура.

Вновь оренбургские друзья

Лихое отмочили:

Не вспахана опять земля,

А семена все сгнили.

Возглавит кто-то Крестный ход:

Грядет в России голод.

И смерти бешеный поход,

Со смехом дикий холод.

Кудрявый корчится мороз,

Смеется до упада,

Не собирая белых роз,

Бежит дорожкой сада.

В саду давно уже дрожат

Застывшие березы.

Тела рябин уже лежат:

Не вынесли угрозы.

А влажный снег уже искрит

И падает на сушу.

Родное сердце заболит,

Не остановит душу.

А оренбургские друзья

Лихое замутили.

Никто не ждал всему конца,

С Россией загрустили.

Святые русские слова

Втоптали в грязный мусор.

Святая русская вода

Снимает все укусы.

Волшебник вышел за порог,

И совершилось чудо.

Как будто вновь воскреснул Бог

На радость всего люда.

А храм святой не для чудес.

А для святой молитвы.

И в мыслях вырастает лес

Началом большой битвы.

Не надо трогать волшебство

И возвращаться в царство,

Где разоренное гнездо,

Где умирает барство.

Дворяне вымерли давно.

Остались лишь рабыни,

Которым очень хорошо,

Когда дают им дыни.

Не знаю я нерусских слов,

Не расколю полено,

Останусь, видно, вновь без дров

И застужу колено.

Взорвался газовый баллон,

И вывернуло душу.

И я скатился под уклон,

Сменив слезу на сушу.

Я откровенничать люблю,

Но говорить не стану,

Не нарушая тишину,

Подвергну все обману.

Кого-то просто обманул,

С кого-то взял я денег,

Кому-то в морду саданул,

В кого-то бросил веник.

Я не чудак, но я тупой

И валенок дырявый.

Наверно, к женщинам скупой,

Как дуб большой, кудрявый.

Не буду требовать любви

И смелости в постели.

Я не пойду на край земли,

Когда метут метели.

Зачем живу? Зачем пишу

Словесную поэму?

Зачем ревную и дышу,

И поднимаю тему?

Поднимается солнце из леса,

Ярко бьет в больные глаза.

Не боится ни черта, ни беса,

Но творит для меня чудеса.

Я встречаю его с почетом:

Уваженье с утра до утра.

Восхищаюсь солнечным взлетом

И паденьем его в никуда.

Удивленье мое безгранично

И истоки его хороши.

Настроенье всегда на «отлично».

Все эмоции для души.

Я согрею телесные боли,

Излечу свое сердце теплом

И усилием солнечной воли,

Заиграюсь священным лучом.

Никогда мне не горько от солнца,

От великого солнца тепла.

Открываю я миру оконце

И открытым держу всегда.

Мне не грустно, когда его вижу.

Мне не грустно, когда расстаюсь.

Я надеждой великой движим,

Что при встрече снова влюблюсь.