– Короче, тему раскатали, дай вам начало, – злился Макс. Но волну смеха, накрывшую всех по новой, остановить было утопией.

– А прикинь, пацаны, – задыхаясь от веселья, продолжал паясничать в цвет Боря.

– Прикинь, размещать лучше рекламу у нас в лесу или тайге. Заблудился грибник, напоролся на поляну, а на ней щит пять на десять. «Гаражные ворота» или «Ювелирный салон Сливянка».

– Не-не, – на перебой стал предлагать Чика. – В тайге такая тема: «Шоп-туры в Грецию за шубами», «Летур – тур фирма».

– «Автомобильный альянс»!

– Потом станем рекламными монополистами. Чика за тайгой смотрящий. Некрас с Максом здесь в степи. Я акварекламой займусь. Заплывет рыбак в камыши, раздвинет их, а там как буек – курс доллара по данным ММВБ.

– Можно похоронные конторы под себя подмять. В обязалову, чтобы на крышках гробов рекламу размещали.

– Представляю: «Размещение вашей рекламы на бортах гробов» – дешево и эффективно. Пройдет какой-нибудь перец на погост и гордо так: «Вот на этой северной стороне кладбища все гробы с моей рекламой»!

– Эффекта гольц, зато какое самоуспокоение и значимость.

– А у кого денег мало, но реклама один хуй нужна, могут разместить в салоне гроба, на внутренней части крышки.

– А покойник не залупится?

– Вот вы исполняете. Гоните, как семь удавов, – попытался прервать цепочку бреда и кощунства Максим.

– Слышь, ну ты же сам предложил.

– А вы раскачали. Скажите хуйню и ржете над собой же.

– Нашелся правильный.

– Иди, динаму крути, энергию вырабатывай.

– Какую?

– Чтобы прожектора рекламу освещали. Вон она там, где ноги твои оборванные валяются.

– Во, дебилы! У нас телки там, в палатки валятся, ебать, что, никто не будет?

– Пусть они тебя к работе донесут, а то пока доползешь.

Низкое казахское небо вздрагивало от приезжего гогота. Редкие перистые облака не понимая, пожимали седыми от перхоти плечами.

– Хорош одно и тоже, над собою приколись.

Макс уже сто семьдесят шесть раз пожалел о слабости высказать свою неудачную мысль.

Волна эмоций как накатила, так и моментально ушла куда-то в сторону, обнажая берег. Воцарился штиль. Все дружно затупили.

– Может, еще приколотим костыль?

– Гонишь, что отпустило?

– Не знаю.

– Иди, вдуй самке, та губастая, видел, какие флюиды засылала.

Некрас, словно опомнившись, вынырнул из астрала и бодро рванул в шатер на подушки. Сграбастав большеротую, он стал похожим на Стаханова со своим молотом. Сергей зациклился, как это и происходит по накурке, на идее кончить в рот. Он, словно, ломал два ряда берлинской стены, запихивая свой имплантант в пышный и мокрый рот некрасивой проститутки. Она сначала чуть не задохнулась, потом поперхнулась, а когда Некрас подернулся, как подстреленный, и замотал в стороны тазом, девушка чуть не захлебнулась. Потом наложница выбежала за юрту, и там ее два раза вырвало.

– Ты, что, без презерватива к ней макал?

– А что? – пожал ушами Некрас…

По приезду домой у него потекло с конца, как весною с крыши.

Обратно собирались ехать поездом, но по определенным обстоятельствам остались еще на сутки, но уже в гостинице города Петропавловск, до коего добрались на такси. В такси даже скрипело радио, и какая-то попсовая певица давала интервью. Она рассказывала: «Первый день мы снимали клип всю ночь».

Казахский степной «Агролан» (рай) оставался за спиной. В Петропавловске зарождались намеки на цивилизацию, а точнее на то, что от нее успело остаться в постперестроечный вязкий обворованный период. В гостинице разместились в двух номерах.

– Супер-пупер. Даже вода горячая.

– А тараканы ходят в плюшевых тапочках, вон как тихо пробирается к розетке.

– Наверное, это из администрации «отеля».

– Отеля! Круто, мать его!

– Надо телок заказать.

– Не хватило?

– А чего творить будем?

Макс неслышно встал с просиженной кровати. Достал из-под нее дорожный баул и, покопавшись в нем, пошел на выход. Чика был в душе. Боря и Некрас решали вопрос вызывать или нет девочек в соседнем номере.

– Слышь, Чика, – бросил на ходу Максим. Тонкая дверь охотно пропустила оба слова в «душевой кабинет».

– Чего хотел?

– Я пойду, пройдусь.

– Далеко? – перекрикивая журчание, спросил Чика.

– До вокзала и назад.

– Валяй.

Максим не любил не законченных симфоний. Релаксирующее воздействие на его душу, всегда оказывал здравый прагматизм. Он был собран, как хороший боксер, и хотел лишь сохранить приобретенное совместно. Угловатый, как пентагон, он покинул белые стены привокзальной гостиницы. Подобно «Шерипутре» стоящим на лепестке лотоса. Он почти всегда принимал прозорливые и своевременные решения. И ни один кайф в мире не мог засрать ему мозги, его мысль работала в ритме швейцарских часов.

– Ячейку, будьте добры, – сказал Максим, войдя в вокзальную галерею, где располагалась камера хранения.

Русская девушка с казахскими ногами показала на свободную дверцу, и, взяв названную сумму, запихала сграбастанные купюры в боковой карман застиранного рабочего халата. Максим бережно вложил желтый туго набитый пакет во чрево стальной ячейки и, захлопнув, набрал код: год рождения своей матери.

Выйдя на спертый воздух, он закурил и уныло вздохнул, когда вспомнил, что не за горами зима. Попинывая воздух, Максим побродил по улочкам, поплевал в сухой загаженный арык. Смятые пачки «Астры», «Примы» и болгарских сигарет пылились на дне некогда живой системы водостока. Из-под некоторых, как из-под обвалов, торчали уже пожелтевшие и разбухшие трупы бычков. Искореженные пустые спичечные коробки походили на подорванные танки и молчаливо напоминали о некогда сильной империи. Максим еще раз плюнул на всю эту тяжелую действительность и, помочившись за ржавым гаражом, пошагал к гостинице.

– Ты где бродил? – спросил Некрас. Он и Боря были уже в их номере.

– Да так, променад, город посмотрел.

– Дрек?

– Ну, а ты как думаешь?

– Сейчас телочек доставят, и водовка будет, – гордо возвестил Чика и заерзал на покрывале.

– Петропавловского «Рому» нашли?

– Не-а, тут «Ромой» администратор работает. У него как у волшебника Сулеймана, все по-честному без обмана.

– Шнягу втулит какую-нибудь.

– С чего ты решил?

– А чья водка?..

– …

– Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!!! – пропел Некрас, и, кажется, остался доволен своей своевременно вставленной удачной шуткой.

Через час с небольшим гостиничный дипкурьер по имени Андрей доставил четыре бутылки местной водки.

– Сейчас будут девчата, – пообещал он, после чего запустил в номер двух стриженых азербайджанцев.

Сутенеры выглядели так, будто водили на случку не девочек, а горилл. Сверкнув фиксатой частью своего рта, один из них произнес на удивление елейным голосом. Не все было понятно, но из сказанного удалось разобрать, что девушки из самого Тадж-Махала, наложницы Эмира, красивы, как сакура весной; спелые, как персик летом; совсем свежие, с глазами, словно звезды и… и хорошо сосут. Ну, а стоили они, как путевка на Венеру.

– Расчет потом.

– Пятьдесят процентов сразу, – деловым тоном обрезал второй азер.

– Без проблем, – ответил Боря. Отсчитал денег и, закрыв за гостями скрипучую дверь, налил, выпил пол стакана алкоголя.

– А знаете, о чем я вспомнил, – выдохнул Борис.

Видимо алкоголь помог вспомнить важное.

– ? – повисло молчание.

– Ведь того фуцына, охранника с автосервиса, где мы отработали Бэху, мы вместе с тачилой казахом продали.

– Вот они тихо приколются. Кент в багажнике с торцом разбитым и в форме охранника.

– Во, слива.

– Да, он сам виноват, мог бы признаки жизни хоть подать, а то затихорился там на измене. Мы и забыли за него, – оправдал всех и сразу Боря и снова налил, но уже не только в свою тару. – Давай, пацаны, не микрофонь за успех.

Наложницы-гимназистки прекрасные как луна проносились, как осенние листья, мелькая розовыми ягодицами с орнаментами легкого целлюлита.