– Отзвони Фоке, забей стрелу, поищем компромисс, – маякнул Борек.

Чика сдернул с кресла радиотрубку и скопировал с помятого, как утренняя блядь, клочка бумаги судьбоносную комбинацию цифр…

* * *

Макс вне конкурса оседлавший коня сибирского универа, уже через два-три месяца выплюнул набивший оскомину гранит науки, и принял решение проживать его на заочном факультете. Дружба – святое чувство, а солидарность – подтверждение тому. Костя Горе – авторитет местного разлива достаточно котировался в криминальном табеле о рангах, с ним и стали работать те, о ком идет речь. Колпаки, рыночный отъем, квартиры на десерт, но этой банальщиной читатель сыт, по самое не хочу. И сладким и горьким. Возможно, не покажусь оригинальным, но всю эту шнягу описывать не стану. Как у известного диссидента: «Я уверен, не случайно дерьмо и шоколад примерно одинакового цвета, тут явно какой-то многозначительный намек. Что-нибудь относительно единства противоположностей».

Профиль проявился сам собой, как изображение на белом глянце в красном освещении, погруженное в рефренную ванночку фотографа. Ребята специализировались по автоугонам. Работали дерзко, при случае за них могли сказать слово, тот же Горе и его пацаны. Пятерка работала справно, чужого не брали, доляжку отстегивали, словом, как и было нарисовано по сценарию тех лет.

Помните времена Горбачевского «прохибишена», то бишь сухого закона.

Бутлегерский бизнес на железнодорожном вокзале держал под контролем Кава – коронованный авторитет с фиолетовой распальцовкой, хранитель и поборник неписанных воровских законов. Нет, разговоров быть не может, каста есть каста, но монополия… Работаешь, и дай другим. Так решил Савка Смехов – Шутил.

* * *

– Пойми, корешок, тут тема воровская. Она не только на бизнесе выстроена, – размышлял Макс, общаясь с Шутилом. – Это жиганское племя. Они и за базар подтянут. Ты сказал «Насрать на него», то есть на Казанского…

– Ну?

– Гораздо проще, если бы ты не говорил «на него».

– Просто «насрать»?

– Ну, как бы, легче раскидать, а тут…

* * *

Он встретил ее…

– Вообще-то я холостяк по натуре, но «амурам» на это глубоко насрать, – сказал Шутил.

Он был влюблен не по-детски, его либидо достигло наивысшей точки эскалации. Она ворвалась в его жизнь, как ручная граната, разбросав повсюду свои осколки. Пацаны отработали очередной заказ.

– Это мерин, сто девяностый, – передал просьбу клиента Боря.

– Кто заказчик? – осторожностью Макс никогда не брезговал.

– Есть разница?

– Вдруг красный.

– У нас практически весь город красный, – вставил Некрас, ковыряясь обломком спички в глубине своего пещерного рта.

– Его рекомендовал Горе. Этот фуцын – коммерсант из Новосиба. Ты бы лучше спросил, на чей Мерседес он глаз положил! – и Боря выдержал театральную паузу. – Коля Глобус.

– На глобусовский мерюк!? Ни хуя, девчонки пляшут.

– По любому, до него ветер донесет, чья делюга, – резонно предположил Чика.

– Мы можем уйти в отказ.

– Будем работать… Если вы не против, – взял на себя миссию трибуна Макс, когда узнал за сумму.

– Мне до пизды, отступать – бежать, наступать – бежать, – фыркнул Борек и почесал пятерней подбородок.

– Говно вопрос, давай исполним, – оживился Шутил, – я всегда за здоровый кипеш.

Работали впятером. У каждого мобильная радиостанция Моторола. Макс и Боря делают мерина. Шутил с Некрасом ведут впереди. В случае мусорской прокладки на дороге, цинкуют по рации Кентам, и те в свою очередь либо тормозят, либо продолжают движуху в другом направлении. Чика страховал сзади на серой копейке.

Мерседес Глобуса появился в городе один из первых. Коля, авторитет с коммерческой прослойкой, пригнал его из Первопрестольной. И надо полагать, что они и не догадывался о заказе Новосибирского гостя.

Сама ходячая уверенность, то бишь Коля Глобус, считал, что не родился на свет еще человечек, который в этом городе строил бы ему препоны. Глобус якшался как с бандюгами местного пряного посола и со столичным криминалитетом, те в свою очередь жаловали Николая, а Николай не испытывал в связи с этим дефицита пространства в родном городе, и даже порой «царские милости в боярское решето сеял».

Пасли Колю с неделю. Заказчик не торопил. Необходим один и самый верный момент. Сорвется, больше подойти никто не даст.

– Заебет этот Глобус-компас, чего он все дефилирует вокруг, – нервничал Чика.

– Походу, сегодня тоже не срастется, – обреченно вздохнул Некрас.

– Как говорил Бомарше: «Если добиться успеха трудно, нужно просто приложить больше усилий», – процитировал Макс.

– Чего предлагаешь?

– Просто ждать, терпение будет оценено.

– Кем? Глобусом?! Он скоро срисует нас.

– Чего ты меньжуешься. Не так он и умен, если плешь как у Ильича, это еще не показатель.

– Это да, если бомж босяком рысачит, это не говорит о том, что «Война и мир» рождается под его патлами.

– Пацаны, ништяк, походу наш день, – насторожил всех Борек.

Глобус подкатил к своему офису и, прихватив из салона жесткий файл, не заглушив ДВС, выпулился на воздух.

– По местам? – спросил Шутил.

– Время нет, проебать можем. Сейчас, как он войдет в офис, я падаю в мерина и на свал. Вы за мной. Уходим дворами. Сначала по «Иванова», затем на «Набережную», дальше на объездную. Короче, будет видно…

Широкая кашемировая спина и шикарная лысина Глобуса скрылись за дверью с логотипом фирмы. Боря уже сокращал дистанцию от шестерки до Мерседеса. В голове крутилось одно, лишь бы успеть. Глобус может в любой момент вернуться, двигатель работал в унисон Бориным мыслям. «Почему так долго, почему он так далеко». Мимо проносились целые эпохи, ветер менялся местами с дождем, зима с летом. Внутренняя часть головы Бориса живо напоминала наше государство в то смутное время. Вот она, вот… она, заветная, блестящая, как лысина хозяина, дверь автомобиля.

Боря дернул податливую ручку на себя и бросил свое туловище на велюровое сидение. Дверь из офиса распахнулась. Мысли роились в голове… Акселератор в пол… Руля влево… Глобус уже на капоте. Его черные глаза встретились с синими Бориными. Мерседес гальманул скатами и туловище Коли Глобуса, перекатившись через правую часть крыши, мешком рухнуло на скользкий асфальт. Боря пытался не смотреть в прямоугольник зеркала заднего вида, но он видел, как тучный Глобус бежал и падал, махая руками, словно опухшими от долгого перелета крыльями. Скоро дородная фигура материализовалась в жирное ляпистое пятно на листе грязного города и исчезло вместе тем, как Мерседес ушел в поворот.

Все было ровно. Делюга срослась в цвет. Мысли Савелия были чистые, как слезы Хакамады, и вдруг в короткие мгновения такое дикое нагромождение абсурда.

Лязгнули ворота СТО, Мерседес плавно, как сырок «Дружба» вкатился в оборудованный бокс. Здесь с ребятами должны были расплатиться Новосибирские эмиссары, а дальше у мерина, увы, иная судьба.

– Полтинник, как говорили! – шевелил резиновыми губами представитель. С ним общался Борек

– О чем ты говоришь, и с кем ты договаривался? Мы работали за пятьдесят пять, если для вас пять не филки, нам, босякам, и это не кислая прибавка.

– Горе же кричал…

– Горе кричал, а я говорю. Если, пацаны, вас что-то не устраивает, не сочтите за грубость…

Шутил дальнейших раскладов слушать не хотел. Его уебало током, потом забили индейские барабаны, и родилось в этом хаосе светлое чувство. «И снова наступила тишина». Я молчал, потому что родился в бедном семействе. А значит, я буду небрежным и сдержанным. И прежде чем действовать, буду узнавать – во сколько мне это обойдется.

Перед ним стояла она, заплаканная и растерянная. Ее конолевая восьмерочка ни в какую не желала слушать свою прелестную и хрупкую хозяйку. Как шкодливое дитя, она плевалась, пукала и дергалась, когда Марина ехала на диагностику.