– Алкоголь пить не будем? В смысле, Арак шесум бе?
– Они, Серый, кумыс жрут.
– Ну, ясно.
– Могли бы бараном угостить.
Чика перенервничал, его откровенно трясло, как шанхайский бронепоезд. Хочу отметить, казахи в своем Казахстане довольно неожиданные люди. В этих степях пропасть даже проще, чем в зарослях Камбоджи.
– Надо выпить, пацаны.
– А где взять, с алкоголем засада.
– Найдем в кафе.
– В степи?
– Едем до Кокчетава.
В Кокчетаве было весело, как с похмелья. Пахло грязной водой и прелым кумысом. А молодые казашки шокировали, как Акбара пророчества Салама. Кривизне их национальных ног могла позавидовать самая продвинутая триумфальная арка. Луноликий овал лица и монголоидный разрез глаз. Нет, конечно, местами попадались и ничего себе. Но, видимо, парни бродили не по этим местам.
Некий казахский «зендан» больше смахивал на передаваемый из поколения в поколение перештопанный шатер беженцев цыган. Почти на полу, ну, типа того, где-то около, на низеньких приземленных, словно их воображение, скамеечках, скрестив ноги, расположились вонючие аксакалы в халатах «от Саида». Иногда бомжи у Казанского вокзала выглядят благообразнее. Ну, не будем! Не все они плохие парни.
– Здесь нет водки, – вынес вердикт Чика. – Они чай с пиал хуячат.
– Ага, зеленый.
– Ну, нам нужен алкоголь…
Молодого казахского мачо родители назвали Ракатом. Как раз он и являлся исключением из правил. Аккуратно одет, гладко выбрит. Его светлые отутюженные штаны белым радикальным пятном отсвечивали от серой действительности местных степей.
Алкоголя раздобыть не удалось, но любезный Рома, он же Рокот, рассказал, где возможно приобрести качественного гашиша и Чуйской «Зе Бест» анаши.
– А еще у нас есть русские женщины.
– Это ты о проститутках? – загорелся Некрас.
– Да, да.
– Сможешь решить?
– Говно вопрос.
Вопрос действительно оказался говно. Кстати, профуры тоже. Их привезли на темно-синем (цвета мокрой изоленты) Москвиче-2140. Он махал рихтованным железом и надрывно визжал ремнем генератора. За рулем сидел метис – «казарус». Водитель, евнух и сутенер в одном флаконе, по совместительству хранитель продажных тел. Наложниц было много, как апельсинов во Флориде. Они брикетом утрамбовались в салоне и испуганно моргали точками бесцветных глаз.
– Выбирайте, – гордо бросил Рокот. – Цена – почасовая!
Час с русской красавицей казахстанского толка, как пол ящика «Московской» по спекулятивной цене, плюс стаканчик, три плавленых сырка и три бутылки дефицитного «Байкала».
– Не кисло. Вы их, что, напрямую с тверской доставляете, – наморщил лоб Боря.
– Не вижу достойных, секонд хенд просроченный.
– Есть местные.
– Не надо, оставь вон ту, мелированную, смуглую большеротую…
– И эту с грудями! – дополнил Чика.
Рокот жестом «Бодхисатвы» (помогающий людям. Буддийский миф) пригласил грешниц пройти в шатер.
– Мы их на сутки вцепим, – сказал Макс.
– Покуражимся.
– Хорошо, значит, сутки, – рулевой метис бросил опытный взгляд на хронометр своих командирских часов, и, что-то прикинув, вынес, просчитав при этом как за 24 часа:
– Сейчас у нас 7 часов.
– А у нас девятнадцать.
– Ну, да! Конечно. Значит семь вечера. Завтра с семи до восьми утра я заеду за ними.
– Это у вас такие сутки?
– А у вас разве нет? – искренне не понял сутенер.
– Что ты втыкаешь, гоблин! Барбосов в нас узрел. Филки верни за 13 часов и приходи утром. Математик – не ебаться.
– В натуре, редкий антиквар. По зеленому горбатого лепит.
Но не русский действительно не мог разобрать причин волнения. И даже попытался забраться за пояс и достать кривой нож. Рокот первым понял, что происходит в голове у его соплеменника. Когда до сутера все же дошло решение высшего математического уравнения, он растерянно улыбнулся, наслюнил грязный указательный палец и, отсчитав, вернул лишние деньги.
– На самом деле, на хуя эти бляди нам на целые сутки?!
С кайфом Рокот не обманул. Забили три папиросы чуйкой и крополями гашиша. Казахский гид сказал, что это слишком убойная вещь, и возможно они погорячились.
– Ладно, укуримся в хлам, – смело парировал Некрас.
Отдельный косяк заделали жрицам любви.
– Взрывай, чего ждешь?
Аромат далеких иллюзий вонзился в ноздри присутствующих, седым облаком повис под потолком шатра. Когда ему надоедало висеть, он ломался и тяжелыми кусками тяжело падал на тюбетейку Рокота.
Все дружно попали уже на косяк, накрыло, как КамАЗ брезентом и перло, что тот паровоз.
– Ты чего нам подсунул, корешок? Меня таращит как индейца.
– Я предупреждал, – растерянно оправдывался Рокот.
Нижняя челюсть Некраса упала ему на грудь и не хотела возвращаться. Чика походил на истерика без спроса покинувшего приют для душевно нездоровых. Наложницы забились в углу из подушек и нервно хихикали. На Макса и Борю накатила волна неконтролируемого, но санкционированного смеха.
Максим держался за живот, и весь вибрировал, как испорченный миксер.
– Слышь, – еле выговаривал он, обращаясь к Борьку. – Этот кричит, что его зовут Рома.
– Кто?
– Ну, … Он.
– Рокот?
В ответ Макс заржал и указал пальцем в сторону нового товарища.
– Рома? Так он русский?!
Теперь хи-хи словили и остальные, даже сам Рома – русский брат с монголоидным лицом. Они, как наркосерфенгисты оседлали волну нездорового смеха и летели по ней на встречу неизвестного. Если лететь наверх, то на самое высокое небо. Если падать, то с самой высокой горы. И, наверное, это правильно, по крайней мере, по настоящему.
– Пойдем на воздух, порожнячка покурим, – предложил Чика, вытаскивая пачку «Бонда».
Предложение было принято без прений и поправок. Сигареты догоняли, словно скорый фирменный поезд. Впереди, по бокам и даже позади, там за шатром раскинулись степи с хаотично посаженными по ним бесформенными камнями. Некоторые из них в свою очередь оседлали беспредельные птицы-хищники. То ли орлы, то ли соколы, я в них не разбираюсь, только дефилируют они там, как наши голуби, а срут с особым цинизмом и в четыре раза больше. Могут на плечо за раз целую мышь высрать после органичной «дистиляции».
На воздухе было жарко, но все же не так душно, как в этой прокуренной палатке. Куда-то к скучному горизонту тянулось кривое, как турецкий ятаган, лезвие дороги. Оно рвало папирус степи на две абсолютно неровные половины. Небо было низким и весело сразу же над конусом шатра. А может оно просто давило на тех, кто вышел покурить. Свинцовый дым наполнял легкие, а в голове плавно, как засранцы птицы, кружили фиолетовые мысли с бархатным оттенком.
Макс увлеченно рассматривал просторы, и уже тогда у него зародилась цветная идея рекламных банеров. Это сейчас они по всему городу. Увлеченный своими идеями, он стал выкладывать их ровными рядами на поверхность слуха. С момента первой хапки Чуйской марихуаны, ты глубоко проникаешься тантризмом и понимаешь, что наука о нирване и просветлении непременно должна сопровождаться ароматом этой пряной травки.
Макс живо напоминал Шанти Деву. В позе буддийского мыслителя, он извергал коммерческие мысли, разумеется, не время в их жизненное продолжение.
Вы же понимаете, дабы создать все это и настроение в том числе, мне пришлось впасть в состояние персонажей. А что делать!
– Какие просторы и дороги здесь, в принципе, проходные.
– Вон три фуры.
– Как гусеницы.
– Нахлобучить предлагаешь?
– Да тут и без нас разбойников как говна.
– И что у них, карт-бланш?
– А ты как думал! Прикинь, пацаны, на этих просторах рекламные щиты ставить можно, – и Макс истомно зажмурился.
– Ага, ништяк ты сообразил, – подколол Борек. – Орлы все твои плакаты обделают, а рекламодатели тебе за эту пургу ноги выдернут. Какой идиот в этом влагалище свой бренд намажется раскручивать.
Все представили нелепо торчащие лозунги, призывающие потных аксакалов и беспардонных птиц вкладывать финансы в концерн МММ или приобретать биотуалеты по праздничным ценам в цеху по производству туалетных кабин, который расположен на территории завода по производству лифтов. А под рекламными банерами ползает безногий Макс. Ноги ему выдернули, как и пообещал Боря, и крутит динамо, вырабатывая электроэнергию для прожекторов, освещающих рекламный слоган.