Едва не поперхнувшись дымом, Арсен поднял голову. Напротив него стоял неряшливо одетый тип. Лицо у него было опухшее и небритое. От бомжа исходил такой ужасный запах, что Радеев едва не блеванул прямо себе под ноги. Приставив два пальца к губам, бомж произвел выразительный жест.

– Чо мычишь, как буренка? С утра не доили, что ли?

Молча взяв сигарету, бомж прямиком направился к мусорным бакам. Радеев еще какое-то время наблюдал за ним.

– Эй, постой! А ну, постой тебе говорю!

Нехотя остановившись, бомж не сразу обернулся на оклик… На физии его отчетливо читались неуверенность и страх.

– И давно ты – тут?.. Я имею в виду… Обитаешь здесь давно? – приблизившись на безопасное расстояние к бездомному, чтобы ненароком вновь не учуять ту отвратительную вонь, которую бродяга распространял вокруг, спросил Радеев.

Весь скукожившись, точно сушеный гриб, и, раскрыв, то ли от удивления, то ли по какой иной причине рот, бомж некоторое время молчал.

Арсен второпях вынул из кармана сотню.

– Тебе нужны деньги?

В глазах бомжа, напополам со страстным желанием тотчас завладеть деньгами, зажглось недоверие.

– Скажи, ты ночью, ровно три дня назад, никого здесь не видел?

Но странный собеседник Радеева, словно не понимая, чего от него хотят, продолжал упорно молчать.

– Ты ведь наверняка по ночам здесь в мусорных баках отходы фильтруешь?.. Какую-нибудь черствую корку себе выискиваешь, чтоб с голоду не сдохнуть!

Но бомж, словно забыв обо всем на свете, машинально потянулся рукой к тому, что обещало ему сытный ужин. А то и выпивку в придачу…

– Э э э… Нет, друг любезный! Так не годится…

Уличный бродяга тотчас отдернул руку, точно ее ошпарили кипятком.

– Что – взамен?

Бомж пристально посмотрел на Арсена. Только теперь сыщик обратил внимание на то, как именно был одет уличный пилигрим. На нем, точно на вешалке, мешком висела, то ли куртка, то ли пальто грязного цвета. С неровными краями рукава были оторваны до локтей. Погрузив в карманы похожие на две кочерги, которыми за минуту до того рьяно шуровали притухшую печную золу, длани, вскоре из одного из них бомж с опаской извлек какой-то предмет. С первого взгляда нельзя было точно определить, во что он был обернут. Было ли это девичьим платком из ситца, узоры которого уже нельзя было различить, или же мерным лоскутом ткани, какие хозяйки используют для бытовых нужд до того, как он станет никому не нужным, лоснящимся от грязи, тряпьем?..

– Что это? – подозрительно спросил Радеев, который, как ни старался, не мог перебороть в себе брезгливость.

Не долго думая, человек из ниоткуда протянул сверток Арсену. Тот, взяв его, осторожно, словно ладонь его отягощала граната, которая, если нечаянно выдернуть чеку, могла в любую секунду взорваться, потянул за конец тряпки. Вскоре он сжимал в руке рукоять метательного ножа. Точно такой же в качестве вещь-дока хранился в сейфе у Переверзева.

Радеев даже присвистнул от удивления.

– Ты это… Где нашел?

Бомж указал на мусорный бак.

«Мог бы и не спрашивать! – с досадой подумал про себя сыщик. – И без того понятно, где!»

Только теперь Радеев обратил внимание на то, что бездомный до сих пор не сказал ему ни слова, обходясь жестами.

– Ты – что? Немой, что ли?

В ответ бедняга открыл рот и указал на обрубок языка.

– Да а а!.. Кто ж это тебя – так? Уж, не наш ли маньяк, ненароком, к этому руку приложил?

Немой, согласно кивнув, указал на нож.

– Правильно, правильно, гоните его с нашего двора в шею! – бойко залопотала проходившая в это время мимо Радеева пожилая женщина. – Вы, наверное, из полиции?.. Мало того, что он тут возле наших мусорных контейнеров безобразит, так еще напьется и по ночам спать не дает!

– Да, что вы говорите?

– А, вы думаете, я лгу?.. Примерно, с неделю назад, а может и более того, он тут такой концерт закатил… Орал за полночь так, будто его режут! Не верите, у моих детей спросите… Они в ту ночь, как раз, с гостей возвращались и все видели и слышали!

– А …? – хотел, было, спросить Радеев.

– Да, вот и – они!

Обернувшись, сыщик увидел высокого парня и девушку. Когда они приблизились, она продолжая держать его под руку, еще плотнее прижалась к нему, словно боялась, что, если ослабит хватку, то совершит в своей жизни самую непоправимую ошибку: улучшив момент, ее голубок рванется из опостылевших пут и навсегда упорхнет от нее… И, конечно же, никакая полиция ей тут не поможет!

– Лейтенант Радеев!

Арсен показал удостоверение.

– Вот, сынок, расскажи товарищу лейтенанту про тот самый случай, а то гражданин из полиции, может, думает, что я тут сказки про белого бычка ему рассказываю… Шляются тут по ночам всякие отбросы общества, спать добрым людям не дают!..

– Вам знаком этот гражданин?

Парень, глянув мельком на бомжа, согласно кивнул.

Немой то ли в знак протеста, оттого, что, как ему казалось, его незаслуженно оскорбили, то ли еще по какой причине вновь промычал что-то нечленораздельное себе под нос.

– Да, еще бы! В ту ночь… Как сейчас помню! Это было больше недели назад… В прошлое воскресенье!.. Он орал тут на всю улицу, как сумасшедший! Вот он как раз возле этих мусорных контейнеров тогда пьяный в стельку валялся…

– А что, если это был не он? Ночь ведь на дворе была, и вы не можете точно утверждать…

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я-то был трезвый. И, к тому же, как раз мимо легковушка проезжала. Фары у нее еще таким неоновым светом горели. Светло-голубым… Так, что все вокруг еще лучше, чем днем было видно. Я, даже не смотря на его ор, вместо того, чтобы рот ему заткнуть, пожалел беднягу. Лицо у него все было в крови… Подумал, еще, что сильно ударился он обо что-то, когда падал…

– А номер? Номер машины ты не запомнил…

Парень скорчил язвительную мину.

– А зачем, мне – это?

Радеев заметил, как девушка легонько толкнула парня в бок.

– Ну, что ж, вам придется все это еще раз мне рассказать в прокуратуре…

Арсен достал из кожаной папки чистый бланк повестки, которые он на всякий случай всегда имел при себе.

– Я… Я заметила последние две цифры!

Радеев с удивлением посмотрел на девушку.

– Почему только две?

– Потому, что все остальное было заляпано грязью…

Последние две цифры были семь и девять! Я хорошо это запомнила.

– Ну, что ж… И на том спасибо!.. Но к нам в прокуратуру вам все-таки придется придти…

Сюзи все больше впечатляла Романа. Рядом с ней было как-то легко и спокойно у него на душе. Словно само ее присутствие лишний раз убеждало его, что, в сущности, дела обстоят не так уж и плохо. Ему даже невольно рисовались картины их будущей совместной жизни. И, конечно же, не в России, а где-нибудь там, на Багамах или Гавайях, куда все ездят по турпутевкам и, где его нога, обутая в ботинки сорок третьего размера, ни разу пока что не ступала. «Ничего, ничего! – тешил себя зряшной надеждой он. – Настанет и наш черед! Уже доберусь я до этих самых паштетов из антилопы Гну и виски с содовой…» Но где-то в глубине своей темной души он понимал, что не видать ему этих самых Мальдивов, как собственных ягодиц! И проблема не в том, что глаз на затылке нет…

Он любовался на изгибы ее молодого женского тела, слушал, как она что-то негромко напевала, гладя на завтра его рубашку, и ему хотелось, чтобы так было всегда. Он даже смирился с тем, что она доставала его своими постоянными расспросами про его работу. И ему приходилось врать про эту самую работу, что на ум взбредет. Не мог же он сказать ей, кем он являлся на самом деле. Но Сюзи, словно чувствовала, что он многого не договаривает, и это ее невольно настораживало.

– Ты ведь знаешь, женщины – народ любознательный!

Бабы на работе интересуются, много, мол, твой заколачивает? Какая у него – должность? А я ничего им в ответ сказать не могу. Секретная, говорю, у него должность! А – какая, не вашего ума – дело… А бабы: «Да, она сама, поди, про него ни черта не знает! Хмыря у себя в хате приютила! Змея подколодного на груди пригрела… Погоди, заползет он в твою бедную душу, потом никакими клещами его оттуда не вытянешь… Будешь выть по-волчьи, судьбу проклинать, да поздно будет!» Дуры, я им говорю. Хорошего человека за версту видать! И, чем это, он – хорош, интересуются?