Она мыла, чистила, чистила, чистила, а вид этой ужасной маленькой избы все еще не удовлетворял ее. Здесь не было ни чистых одеял, ни чистой одежды для Томаса. Так или иначе, но он явился опять все в тех же грязных лохмотьях, под которыми виднелась исцарапанная бледная и влажная кожа. Казалось, он испытывал явное смущение, когда Энинву принялась срывать с него эти лохмотья.

— Не валяй дурака, — сказала она ему. — Когда я начну заниматься этими болячками, у тебя не останется времени ни для стыда, ни для чего-то еще.

У него стала заметна эрекция. Сухопарый и болезненный на вид, он все же, как и говорил, не был импотентом.

— Хорошо, — пробормотала Энинву, приятно удивленная. — Тогда сначала получи свои удовольствия, а затем уже болезненные ощущения.

Его неуклюжие пальцы начали было перебирать складки ее одежды, но тут же неожиданно остановились.

— Нет! — сказал он. — Нет.

Он повернулся к ней спиной.

— Но… почему? — Энинву опустила руку на его плечо. — Ведь ты хочешь, значит, все в порядке. Для чего же еще я здесь нахожусь?

Он заговорил сквозь сжатые губы, словно каждое слово причиняло ему страдания.

— Неужели ты все еще так стремишься сбежать от меня, что не хочешь задержаться здесь еще ненадолго?

— Ах, вот оно что… — Она погладила его плечо, чувствуя, как под кожей проступают кости, на которых почти не наросло мышц. — Все женщины забирали твое семя и покидали тебя как можно быстрее.

Он промолчал.

Она подошла еще ближе к нему. Он был ниже, чем Исаак, ниже, чем все те мужские тела, в которых Доро являлся к ней. Ей казалось немного странным смотреть в глаза мужчине, не поднимая вверх головы.

— Так будет и со мной, — сказала она. — У меня есть муж, у меня есть дети. А также… Доро прекрасно знает, как быстро я могу зачать. Я всегда делаю это с ним очень быстро. Я должна получить твое семя и уйти, но я не оставлю тебя сегодня.

Он некоторое время смотрел на нее, не отрывая взгляд. Его черные глаза были очень внимательны, он будто собирался вновь взять под контроль свои способности и проникнуть в ее мысли — именно сейчас, когда он так хотел этого. Она поймала себя на мысли, что ее ребенок, и его ребенок тоже, будет иметь вот такие же глаза. Это было, пожалуй, единственное в его облике, что не требовало мытья или лечения, можно было сразу разглядеть их красоту. Его глаза были удивительными — особенно если учесть, как много он пил.

Он схватил ее так неожиданно, будто ему только сейчас пришло в голову, что он может это сделать, и некоторое время держал в объятиях. Наконец они направились к его полуразвалившейся кровати.

Доро пришел позже, спустя несколько часов. Он принес муку, сахар, кофе, крупу, соль, яйца, сушеный горох, свежие фрукты и овощи, одеяла, полотно и, как бы между делом, завел себе новое тело. Он купил или украл у кого-то небольшую грубо сделанную тележку, на которой и довез весь груз.

— Спасибо, — сказала Энинву, не скрывая своего замешательства. Она хотела показать ему, что ее благодарность была искренней. Сейчас было большой редкостью, чтобы он сделал все, о чем она просила. Ей было интересно, почему он проявил такую заботу именно сейчас. Наверняка он не планировал этого днем раньше.

Затем она увидела, что он смотрит на Томаса. После умывания его внешность сильно изменилась. Вдобавок Энинву побрила его, подстригла и аккуратно расчесала волосы. Но в нем произошли и другие, труднее уловимые перемены. Томас улыбался, с удовольствием помог перенести все принесенное в избу — вместо того, чтобы апатично стоять и бормотать что-нибудь под нос, пока Энинву ходила бы туда и обратно мимо него с полными руками.

— А теперь, — сказал он, позабыв от счастья, что Доро не сводит с него глаз. — Теперь мы посмотрим, как ты умеешь готовить, Женщина-Солнце.

Что за глупое имя , — с отчаянием подумала она про себя. Почему он назвал ее именно так? Должно быть, он прочитал это в ее мыслях. А она не сказала ему, что это имя дал ей Доро.

Доро в это время улыбался.

— Никогда не думал, что ты можешь делать это так хорошо, — сказал он ей. — Я бы и раньше отправлял к тебе всех своих больных.

— Я же лекарь, — сказала она. Однако его улыбка вызывала у нее опасения за безопасность Томаса. Это была улыбка в полный оскал зубов, в которой не было ни капли юмора. — Я уже зачала, — сказала она, хотя и не собиралась говорить ему этого еще несколько дней, а может быть, и недель. Несмотря на это, она совершенно неожиданно решила увести его от Томаса. Она знала Доро. За все эти годы она узнала его очень хорошо. Он привел ее к человеку, про которого заранее знал, что тот обязательно ее оттолкнет, и тем самым показал, как хорошо ей было прежде. Но вопреки его ожиданиям она тут же начала помогать этому человеку, лечить его, ухаживать за ним, так что в конце концов этого человека стало просто не узнать. И было совершенно очевидно, что ее невозможно наказать таким образом.

— Уже, — усмехнулся Доро, слегка удивленный. — Тогда мы можем уходить?

— Да.

Он взглянул в сторону избы, где находился Томас.

Энинву обошла вокруг тележки и схватила Доро за руки. Сейчас он был в теле круглолицего и моложавого белого мужчины.

— Зачем ты принес все эти вещи? — требовательно спросила она.

— Ты же сама просила, — ответил он вполне резонно.

— Для него, чтобы он мог выздороветь.

— А теперь ты хочешь покинуть его, прежде чем выздоровление произойдет.

Томас вышел из избы и увидел, что они стоят рядом. — Что-то не так? — спросил он. Позже Энинву сообразила, что вероятнее всего его насторожил эмоциональный всплеск ее мыслей. Ах, если бы только он мог читать мысли самого Доро!

— Энинву хочет отправиться домой, — достаточно вежливо сказал Доро.

Томас взглянул на нее с недоверием и болью.

— Энинву?..

Она не знала, что делать — вернее, не знала, как может заставить Доро почувствовать, что он уже достаточно сильно унизил ее. Что может остановить его сейчас от запланированного убийства?

Она взглянула на Доро.

— Я уйду вместе с тобой сегодня, — прошептала она. — Пожалуйста, я уйду с тобой прямо сейчас.

— Однако этого недостаточно, — сказал Доро.

Она покачала головой, упрашивая с безнадежностью в голосе:

— Доро, что еще ты хочешь от меня? Скажи мне, и я сделаю это.

Томас приблизился к ним, не спуская глаз с Энинву, его разум переполнялся гневом и болью. Энинву хотела крикнуть ему, чтобы он к ним не приближался.

— Я хочу, чтобы ты запомнила, — сказал ей Доро. — Ты пришла к мысли, что я не смогу тронуть тебя. Но думать так — слишком глупый и опасный путь.

Она только наполовину продвинулась в лечении. Она вынесла брань и оскорбления со стороны Томаса. Она выдержала часть ночи около его грязного тела. В конце концов, она сумела добраться до него и начать лечить. Ведь не только язвы и болячки на его теле были предметом ее внимания. Еще ни разу Доро не забирал от нее больного в начале лечения, ни разу! Как только она не подумала, что он может сделать нечто подобное? Это было равносильно тому, как если бы он угрожал кому-нибудь из ее детей. Да, разумеется, он угрожал ее детям. Он угрожал всему, что было ей дорого. По-видимому, он еще не закончил с ней, и только поэтому еще не убил. Но с тех пор, как она ясно дала понять, что не любит его и подчиняется только его силе, он чувствовал необходимость напоминать ей об этой силе. И если он не может это сделать, отдавая ее в руки человека-дьявола, потому что этот человек тут же перестает быть дьяволом, то он может забрать у нее этого человека именно сейчас, когда ее интерес к нему стал особенно сильным. А кроме того, возможно, Доро догадался, что она сказала Томасу, — что скорее разделит постель с ним, чем с Доро. Для человека, привыкшего к обожанию, такая догадка могла быть страшным ударом. Но что она могла сделать?

— Доро, — продолжала упрашивать она, — этого вполне достаточно. Я все поняла. И я была неправа. Я буду помнить об этом и вести себя гораздо лучше.