Наверное, я что-то действительно произнес вслух, потому что девушка посмотрела на меня странными глазами, приняв, вероятно, за сумасшедшего. Но я действительно сошел с ума, если захотел сделать своей любовницей собственную жену. Я поступил бы разумнее, ревниво оберегая ее.

В час дня я вернулся домой и внезапно предложил Одиль отправиться в путешествие в Арьеж, где у нас было имение, полученное Одиль в приданное. С тех пор, как мы поженились, мы ездили туда только три раза, хотя постоянно обещали друг другу бывать там почаще. Это были те обещания, которые обычно не выполняются: последний раз мы были там года три тому назад.

– В Арьеж! – воскликнула Одиль, даже не дав мне закончить. – Что за странная идея?

Ее рука так резко дернулась, что она опрокинула бокал.

– Какая же я идиотка! Нельзя быть такой неловкой.

Пока она промокала салфеткой пятно от вина на скатерти, я исподтишка наблюдал за ней. Неловкость, в которой она себя обвинила, была на самом деле страхом. Она испугалась того, что ей придется расстаться с Лабордом в самом начале их рискованного опыта. Я был в этом абсолютно убежден, хотя мог и заблуждаться. В ситуации, в которой мы оказались, я был склонен даже в самых незначительных вещах видеть смысл, существовавший, скорее всего, только в моем воспаленном воображении. Это к тому же мешало мне здраво оценивать и анализировать факты. Одиль отказывалась от этой поездки и тогда, когда еще не знала Лаборда. Она и раньше опрокидывала бокалы. Но сегодня вечером Лаборд положит письмо в дупло старого дуба, а моя жена пойдет за ним позднее или завтра утром. За письмом, в котором будет описано первое свидание и будет готовиться второе.

Бокал слегка треснул, хотя и не разбился.

– Белый бокал, – заметила Одиль, и голос ее тоже прозвучал как-то надтреснуто. – Это к счастью.

Я ничего не ответил.

После обеда я снова уехал в Париж и отправился к тому торговцу мебелью, у которого мы в свое время купили секретер для Одиль. Сказал, что потерял ключ, и без особого труда получил дубликат. Теперь я мог следить за развитием авантюры и по письмам тоже.

Незадолго до шести часов вечера я зашел на завод и вызвал к себе Демонжо. Это был очень хороший инженер, которому я полностью доверял, и теперь сердился на себя за глупые вчерашние подозрения в его адрес. Как ни странно, но, читая письма, я испытывал еще и облегчение от того, что соблазнителем оказался другой человек.

Когда он пришел, я сказал ему:

– Я тебя приглашаю пообедать у нас. Жена хочет сегодня вечером поиграть в бридж.

– Хорошо, патрон. Но сначала…

Он провел меня по всему заводу, в деталях объясняя мне некоторые улучшения, которые он намеревался ввести в производство одного из наших самых важных изделий. Я слушал его, но так рассеянно, что он это заметил.

– Что-нибудь случилось, патрон? Вчера ты был так воодушевлен моим проектом, собирался детально поговорить о нем сегодня. А вместо этого…

Я только жалко улыбнулся в ответ. Мое воодушевление, мое спокойствие были у меня отняты вместе с моим счастьем. Отныне моя жизнь превратилась в кошмар, где были только мучения. Кроме того, меня мучила безумная ревность, и я знал, что не найду покоя, пока не возьму реванш.

Я зашел в контору завода, подписал несколько бумаг и мы отправились ко мне через лес и парк. Проходя мимо старого дуба, Демонжо вдруг сказал:

– Его надо спилить.

Я вздрогнул. Неужели он тоже заметил проделки Одиль и теперь предлагает мне уничтожить этот почтовый ящик?

– Зачем?

– Да оно насквозь прогнило, это дерево, того и гляди рухнет и придавит кого-нибудь.

Нет, он ничего не знал, иначе не говорил бы с таким легкомысленным безразличием. Я заставил себя рассмеяться:

– Ба! Дадим ему еще несколько месяцев жизни. Оно еще не выполнило свое предназначение до конца.

Теперь пришла его очередь удивляться.

– Ты говоришь какие-то странные вещи…

– Странные?

– Ты словно ждешь от этого дерева какой-то услуги.

Мог ли я сказать ему, чего на самом деле жду от старого дуба? Вот-вот Лаборд положит в его дупло свое очередное послание. Поздно вечером или рано утром моя жена придет за ним, а чуть позже я найду это письмо в ее секретере. Отныне нас троих затянули колеса безжалостного механизма моего плана мести. Меня могли спасти либо желание Одиль освободиться от наваждения, либо смерть Лаборда.

Его смерть! Я думаю, что если бы в тот момент, когда мысль об этом пришла мне в голову, я мог бы нажатием какой-то кнопки оборвать жизнь Лаборда, я бы это сделал. Но уже в следующую минуту прежние чувства – ненависть и жажда мести – вытеснили эту мысль у меня из головы. К тому же я слишком хотел узнать другую Одиль, а для этого существовало только одно средство – Лаборд, который день за днем кропотливо вызывал в ней новые желания, лепил новую женщину…

Одиль, должно быть, заметила нас из окна, так как вышла нам навстречу. Ничто в ее поведении не выдавало ожидания появления ее полу-любовника. Никто ничего бы не заподозрил. Как всегда она была одета так, что выглядела грациозно, юно и соблазнительно, привлекая внимание мужчин. Она была прекрасна – эта блондинка с огромными зелеными глазами и нежным лицом. Однако, рот не был чувственным, губы были не слишком тонкие и не слишком пухлые, обычные, изящные, розовые губы молодой женщины. Вот до чего я дошел: я изучал собственную жену, словно совершенно незнакомую женщину. Но ведь она действительно оказалась для меня незнакомкой.

Мы отправились в гостиную. Одиль весело болтала с Демонжо, а я разглядывал ее лицо, ее профиль и думал: эта – моя, вот эта – немного другая, а что же касается вот этой…

Мы сели ужинать. Одиль была восхитительна, но в этом была большая заслуга Демонжо, веселое оживление которого компенсировало мою задумчивость. Иногда я делал над собой усилие и вставлял несколько слов в их разговор, но больше слушал. Сплетни, кино, литература, театр философия – они непринужденно переходили от одной темы к другой, не задерживаясь подолгу ни на одной из них. Почему они начали говорить о верности? Не знаю. Но эта тема была затронута, причем говорили они в прежней шутливой манере.

– Я, например, – смеясь заявил Демонжо, – придерживаюсь мнения Ларошфуко: большинство порядочных женщин – это скрытые сокровища, которые остаются в безопасности лишь потому, что их не ищут.

– Что означает, – подхватила моя жена, – что как только их начнут искать…

– Их найдут. Исключения, по мнению Ларошфуко, бывают крайне редко.

Одиль засмеялась:

– Я как раз такое исключение.

Она повернулась ко мне и спросила:

– А что думает об этом мой муж?

Я не мог уклониться от ответа:

– Ба! Главное, чтобы ты была таким исключением.

Я заметил, что бессознательно гневно комкаю в руках салфетку.

– Если хотите знать мое мнение, – сказала Одиль, – ваш Ларошфуко был обманут одной или несколькими женщинами и пытался, бедняга, отомстить.

Одиль снова посмотрела на меня ясным взглядом и спросила:

– А что бы ты сделал, если бы я тебе изменила?

Признаться, я был ошеломлен таким проявлением дерзости с ее стороны. Она же по-ребячески надула губы и продолжила:

– Ты бы меня убил?

Демонжо расхохотался:

– По-моему, есть более элегантное решение проблемы.

– И какое же?

– Взять в любовники женатого мужчину, чтобы ваш супруг мог утешаться с женой соблазнителя.

К этому времени я уже достаточно ожесточился и вмешался в их спор:

– При условии, что она будет так же хороша, как Одиль, что очень ограничивает мои шансы на достойную компенсацию.

Комплимент явно доставил ей удовольствие, она пожала мне руку и сказала:

– Спасибо, дорогой. Но… если бы это был холостяк?

Она продолжала свою рискованную игру. Я пожал плечами:

– Что ж! Тогда компенсация вообще оказалась бы невозможна.

Наши взгляды встретились. В этой игре была какая-то извращенная прелесть: никто, казалось, не подозревал, что мы обсуждаем реальную ситуацию. Одиль думала, что мне ничего неизвестно, Демонжо вообще ни о чем не знал. И только один я…