И столько было в его голосе неприкрытой тревоги за товарищей, за маленьких детей, что все вокруг замелькало с немыслимой скоростью. Вот когда пригодился огромный багажник внедорожника; и шикарные сиденья тоже, в которых удобно расположились семь взрослых и двое детей – все, кроме человека, взявшего на себя бремя командования.

– Гони! – захлопнул он дверцу водителя – Салима, – вон в том направлении.

План в голове Рината так и не рассеялся, и сейчас его рука показывала в направлении, противоположном углу пропасти

Он резонно предположил, что это будет самая длинная прямая, по которой сможет здесь проехать автомобиль, если впереди его тоже ждет обрыв.

– А ты? – стекло внедорожника поползло вниз, и на парня уставились девять пар глаз.

– А я, – усмехнулся Акимбетов, – начинаю войну против американцев… Партизанскую войну…

– А потом, – парень напротив командира переступил ногами, ведь команда «Вольно!» для сержанта Советской Армии позволяло это, – мы действительно попартизанили немного.

Он нагнул упрямый лоб вниз, наверное чтобы скрыть гримасу ненависти к бандитам. А рядом встал огромный парень с открытым лицом, напоминавший чем-то доктора Брауна – квадратным подбородком, наверное. Этот солдатский опыт если и имел, сейчас его никак не афишировал.

– Что значит немного? – громко возмутился он, фыркнув, – да америкосы плакали от него – человек двадцать наш Ринат кончил, пока мы петляли между горами, отвлекая их.

– Не двадцать, а всего четверых, – хмуро поправил его сержант Акимбетов, – больше никак было не подобраться. С одиночками справился, даже оружие раздобыл (он потряс автоматической винтовкой), а к их главарю даже на выстрел не решился приблизиться, – он помолчал, и все таки признался, – побоялся. Этот гад, кажется, безо всякого оружия может на расстоянии убить человека. Не знаю как, но может.

Он посмотрел с надеждой на Кудрявцева, и тот улыбнулся, показывая, что парень не свихнулся во время кровавой бойни, развязанной американцами.

– А почему, кстати, американцы? – вмешался в разговор профессор Романов, – ведь ты не понимаешь ни слова по-английски?

– Зато Салим понимает, – командир маленького татарского отряда коснулся плеча огромного товарища, – он на своей фуре пол Европы исколесил, а там без языка никак нельзя (гигант кивнул). Я одного подранка притащил на допрос…

– Потом этот гад начал на нас охотиться – загонять в угол, – продолжил старший из татар, – в тот, где степь соединяется с гадюшником.

Он посмотрел на полковника Кудрявцева и тот кивнул, показывая, что понял, каких гадюк имеет в виду парень. Больше того, командир продолжил за Рината:

– А вы начали собирать веревки и ремни.

– Точно, – с виду совсем не поразился парень, – и в одну темную безлунную ночь спустились вниз – в самом дальнем углу от места… где эти сволочи сбрасывали с обрыва живых людей.

– Ты тоже видел это? – опять вылез вперед профессор.

– Что значит тоже? – не понял его Акимбетов.

– Мы попали на такую казнь, – негромко ответил ему командир, – там снайперу, про которого ты говорил, и пришел конец. Бэйла его кончила.

Он показал на Никитину, невозмутимо выслушавшую похвалу; лицо Рината впервые озарилось улыбкой.

– Этот гад больше всех народу положил. Мы ведь хотели других спасти – но всегда впереди нас оказывались эти дьяволы. Наверное проклятый колдун их наводил. И мне, кстати, от снайпера один раз досталось. Вот, – он продел палец в отверстие на рукаве камуфляжа, – хорошо, было где спрятаться. А рана за пару часов заросла…

– Только жрать хотелось, как голодному волку зимой? – засмеялся рядом Толик Никитин.

– Точно, – удивился татарин; теперь, когда он узнал, что один из врагов мертв, лицо его сбросило безжизненную маску.

Он еще больше расслабился – наверное забыл, как вытянулся недавно в струнку перед человеком в форме полковника Российской армии – и огляделся вокруг. Рината и его товарищей окружали друзья; лица их были полны сочувствия, и профессор не сомневался, что совсем скоро эти десять человек вольются в большую семью русского лагеря. Вот только как быть с теми, кто бесчинствовал, а может, продолжает это делать на плато? Татарин словно прочел его мысленный вопрос.

– А что будет с остальными американцами?

– Ничего не будет, – ответила на этот раз Оксана Кудрявцева, – в смысле их самих не будет, когда наш командир (она ласково коснулась рукой плеча мужа) придумает, как забраться к ним.

Акимбетов покачал головой, мол: «Вы еще не видели это чудовище в человеческом облике!». Оксана ответила ему взглядом – своим, фирменным, доставшимся в наследство от Седой медведицы. Парень стремительно побледнел, словно увидел рядом главного американского бандита; Алексей Александрович тоже невольно отшатнулся, почувствовав на себе отголосок метального воздействия.

– Вот, – улыбнулась Кудрявцева, и сразу вокруг словно посветлело, – мы тоже кое что можем. А товарищ полковник (она снова коснулась плеча Александра) такой взгляд легко выдерживает. Ему даже нравится, когда я так смотрю – правда, Александр Николаевич?

Кудрявцев негромко засмеялся – то ли от того, что с ним так официально разговаривает на публике жена, то ли от ее предположения по поводу взглядов.

– Хорошо, – оглядел он собравшихся вокруг него товарищей, – сейчас обедаем, а потом устроим мозговой штурм – как нам попасть на плато и навалять бандитам.

– С минимальными потерями, – подхватил Ринат.

– Без всяких потерь! – строго уточнил командир… и улыбнулся, услышав, как громко зазвенел колокол – тот самый, с которым прибыл в этот мир Серега Благолепов.

– Значит, в школе перемена; нет, – поправил себя Алексей Александрович, глянув на часы, – занятия кончились. Сейчас ребятишек покормят; они побегают – и опять заниматься, теперь уже в кружках. И ни один ведь не болтается без дела.

Шумная ватага заполнила обеденные столы, которые специально изготовили для школьников. А следом спешили учителя со своем директором. Впрочем, Набижон Одылов круто повернул к «взрослой» столовой; у него явно были какие-то дела к командиру. Обычно это были какие-то школьные проблемы, к которым Александр Николаевич подходил с необычайной серьезностью. Впрочем, полковник Кудрявцев к любой проблеме относился очень ответственно. Вот и теперь он встал навстречу директору, а рядом – заметил профессор – вскочили Ринат с Салимом. Лица их выражали крайнее изумление. Огромный татарин первым бросился к Одылову с криком: «Наби!». Невысокий директор утонул в объятиях, а рядом уже переминались в нетерпении, ожидая своей очереди его товарищи.

Как оказалось – и Набижон был в числе тех одноклассников, кого свела судьба двадцатого сентября на встрече в доме Амира и Мунаввар. Только он не стал, вернее не смог пировать всю ночь, даже если бы хотел этого. Потому что утром должен был идти на работу, а появляться в школе с пропитой физиономией, да еще учитывая напряженные отношения с начальством…

– А вот это уже интересно, – протолкался вперед через толпу одноклассников Романов, – это очень интересно. Кажется, мы сейчас узнаем, был ли я прав в своих предположениях.

Уже через десять минут расспросов и Алексей Александрович, и бывшие поселенцы маленького татарского анклава сияли лицами – и больше всего Ринат Акимбетов. Потому что он теперь точно знал, что в родном мире, в двадцать первом веке, друзья проводили его через три дня после памятной ночи в аэропорт, и Ринат улетел в родной Татарстан, к семье. А профессор Романов получил первое реальное подтверждение своей теории…

Когда профессор с Таней-Тамарой подошли к большому столу в лаборатории, там уже вовсю трудился, высунув от усердия кончик языка, сержант Акимбетов. Его проснувшиеся, или приобретенные способности в области виртуальной топографии сейчас ложились уверенными линиями на большой лист ватмана. Впрочем ту схему, которая уже была нанесена на плотный лист, Алексей Александрович мог изобразить и сам – может не так аккуратно – все те же двадцать пять квадратиков. В центральном был нарисован жирный знак вопроса.