Танака-Хасэгава уже знал, что делать. Он закрыл глаза и, сказав: «Вот был бы я Мацутой», представил себя посередине поля с кожаной ловушкой на правой руке и с упругим, тяжелым мячом – в левой. Танака открыл глаза и увидел красную землю у себя под ногами, а впереди, дальше, с битой в руках стоял огромного роста чернокожий Блэквуд, а за ним сидел кэтчер и настойчиво советовал бросать на второй уровень. Мысленно ликуя, Танака-Мацута покачал головой. Он хотел рисковать, хотел больше славы. Кэтчер опять показал вторую позицию, но Мацута настоял на первой. С Блэквудом так лучше не шутить, он может сразу выбить «хоумран»19, но Мацута был уверен в себе. Помотав шеей, он набрал воздуха полную грудь и, подняв ногу для «виндапа»20 кинул мяч так, что он пулей врезался в ловушку кэтчера. Блэквуд дернулся, но даже не стал бить. У него осталась только одна попытка.
В раздевалке стоял веселый шум. Особняком переодевались иностранцы Лопес и Бригс, они говорили по-английски и в сегодняшней игре никак не отличились. Кэтчер Тода был недоволен и показывал тренеру выбитый палец. После того броска его пришлось сменить. А тренер Хосокава наоборот был доволен. Его глаза смотрели на Мацуту с восхищением. Он похлопал его по плечу:
– Молодец! Хорошо постарался. Если так пойдет, то в следующем сезоне будешь ведущим.
Танака-Мацута радостно кивал – это большая честь и большие деньги! Такая жизнь Танаке нравилась. Немного болело плечо, но поздравления, хлопки по спине и плечам, довольные улыбки тренеров – всего этого так ему не хватало. Вечером будет вечеринка, а завтра можно даже отдохнуть. Массажист уже разминал Мацуте плечо, а Лопес с Бригсом подошли поздравить его с прекрасной игрой. Лопес говорил по-японски, коверкая слова, а Бригс постоянно добавлял «Йеее».
Танаке такое внимание тоже было приятно. Он, в который раз, чувствовал к себе повышенный интерес. Никогда ещё он не слышал столько лестных слов в свой адрес. И уже определенно верил, что он и есть настоящий Мацута.
В шкафчике зазвонил телефон. Мацута достал его, предвкушая приятную встречу. Сладкий мужской голос стал говорить ему, как он был прекрасен, и что он хочет его. Танака в ужасе отстранился от разговора, а Мацута с мечтательным взглядом говорил, что он соскучился и после вечеринки сразу приедет. Ёдзи ожидал чего угодно – сотни доступных поклонниц, большие гонорары, проигрыш команды и возможные неудачи, но быть «голубым» он не согласен, ему слишком нравились женщины.
Выход наметился во время вечеринки, когда всегда спокойный, с добрыми глазами тренер Хосокава подошел поговорить о плече. Он, положив руку на левое плечо и слегка разминая дельтовидную мышцу Мацуте, посоветовал не пользоваться левой рукой пару дней. Мышцы должны полностью отдохнуть, говорил он.
Но Мацута его уже не слушал, он думал только о встрече с любовником и сдержанно кивал, надеясь поскорее уйти. Танака же был полностью под обаянием Хосокавы. Он казался очень добрым и сдержанным, его глаза выражали уверенность и спокойствие. Глядя на него, Танаку всего заполнила зависть. Он думал: «Вот, по-настоящему удачливый человек! Он спокоен, потому что уверен в себе». Танака-Мацута закрыл глаза и, представив себя Хосокавой, открыл их и первым делом посмотрел на руки. Это были слегка морщинистые, с пигментными пятнами, крепкие руки человека за пятьдесят. Танака поднял глаза и взглянул на Мацуту, который рассеянно кивал, а сам смотрел куда-то через окна зала на ночной город.
Тренер Хосокава уехал с вечеринки рано. Кроме привычных поздравлений и тоста ему пришлось развлекать инвесторов, которые платят большие деньги за иностранных легионеров. А потом, почувствовав легкое недомогание, он тихо ретировался. Годы брали свое. Быть профессиональным спортсменом не просто. У него много травм, растяжений. К тому же, в годы его молодости, медицина только начинала испытывать на спортсменах различные препараты. В итоге, у него были проблемы с почками. Танака даже не мог предположить, что этот человек, в теле которого он был, постоянно преодолевал болевые ощущения и пил лекарства, перечень которых мог ужаснуть любого. А в дни обострений надевал вместо трусов впитывающий подгузник.
Танака, испытывая огромное уважение к тренеру Хосокаве, как к легендарной личности в японском спорте, решил смириться с плохим здоровьем тренера и попробовать им все-таки побыть. Но эта ночь…, она навсегда запомнится ему как какой-то кошмар. Танака постоянно просыпался от боли и обреченно шел в туалет. Пожилая супруга, отсыпав положенные лекарства, с укоризной сказала, чтобы он ни в коем случае больше не пил пива.
– Да, да… я помню, – говорил Хосокава, морщась от боли. – Просто для этих ребят я – легенда, а не старая развалина. Если они узнают, к чему приводит профессиональный спорт – будут убегать толпами.
– Никуда они толпой не убегут, – успокоила его жена. – Ты же знаешь, что современные лекарства гораздо лучше, к тому же они зарабатывают хорошие деньги своими руками и ногами.
Хосокава наконец-то допил все и выключил свет на кухне.
– Убегут, Сатико, убегут. Молодежь сейчас очень нетерпеливая, – он вздохнул и медленно направился в спальню.
Танака даже почувствовал какой-то укол в свой адрес. Старики ведь часто сравнивают настоящие и прошлые времена и человеческие качества, свойственные той или иной эпохе, но такие разговоры были для него всего лишь старческим брюзжанием. Он действительно был уверен до этого самого момента, что меняется всё, что угодно, только не человек. Но теперь, наблюдая изнутри за силой воли Хосокавы, он задумался, естественно сравнивая себя с ним, и понял, что стойкость – это то качество, которое ему точно не присуще. И вряд ли он смог бы назвать кого-то из своих университетских товарищей, кто отличался бы особым терпением.
Через пару часов это случилось опять. Острая боль жгла в спине. Хотелось кричать, но рядом спала Сатико. Стараясь не сорваться на громкий вздох, Хосокава встал и, тихо-тихо переставляя ноги, стал выходить из спальни. Боль настигла его еще раз. От неожиданности он упал на колени и уперся руками в пол. Прямо к лицу, почти касаясь маленьким розовым носом переносицы, подошел кот. Он был рыжего цвета, глаза же сильно контрастировали с окрасом, потому что они были голубыми. Кот долго нюхал лицо Хосокавы, а потом сел и, изогнувшись, стал лизать себе ногу. Танака, пережидая боль, думал, что от злости шлепнет ладонью кота. Но наблюдая за ним, он даже отвлекся от своих неприятных ощущений и стал рассматривать животное уже со спокойным рассудком.
В коте была какая-то уверенность, знание жизни и игнорирование людских законов. Его грациозные движения завораживали. Танака где-то читал, что любое животное имеет более совершенные мышцы и структуру тканей, чем человек. Поэтому у них не болят зубы, например, или они умеют прыгать в несколько раз выше своего роста. Чувство зависти опять подкатывало к Ёдзи, но Хосокава мотнул головой, как будто хотел избавиться от наваждения. Но сопротивляться желанию узнать что-то новое он уже не мог. Глаза закрылись сами, а воображение помогло представить себя котом. «Вот, был бы я этим котом!» – подумал Танака и открыл глаза через пару секунд.
Рядом был шкаф, и Ёдзи показалось, что он вот-вот упадет на него. Он дернулся, отпрыгнул и чуть не налетел на что-то мягкое с сильным запахом. Отпрыгнув еще раз, Танака увидел Хосокаву. К кошачьим глазам надо было привыкать. Предметы вблизи казались гораздо больше и четче. Можно было рассматривать любую вещь подолгу, потому что это было интересно и забавно. Даже воздух казался не просто прозрачным, а насыщенным каким-то движением. У Ёдзи была ассоциация с нагревшимся асфальтом летом, когда горячий воздух колеблется, искажая предметы вокруг.
Хозяин Хосокава уже не стоял на четвереньках, а был на коленях на полу и тяжело дышал. Танака прошелся вдоль его бедра и, к своему удивлению, замурлыкал. Это было смешно и приятно, поэтому он сделал это еще раз. Хосокава, пришедший в себя, взял Танаку-кота на руки и, почесывая ему голову, побрел в спальню. Сел вместе с ним на кровать и, еще немного повздыхав, выпустил Танаку на пол, а сам лег.
