– Нет, к счастью, обошлось без криминала. Причина проста и в то же время необычна. Катюша, жена моя, заболела. У неё обнаружили рак желудка. Требовалась операция. Но она наотрез отказалась. Не хотела, чтобы её резали. Говорила: «Как Бог порешит, так и будет». Сам-то я в то время в Бога не верил.

– А сейчас веришь? – послышался с верхней полки голос Сержа.

– Я просто знаю, что он есть, – ответил Сергей. – По большому счёту, все мы верим в Бога, только не все признаёмся себе в этом.

«Интересно, – подумал Ярослав. – Получается, я тоже верю в Бога, но боюсь себе в этом признаться? А разве не может быть такого?».

– И что, помог Боженька твоей супруге? – спросил Серж с нескрываемым ехидством.

– Да, помог, – сказал Плетнёв спокойно, словно не заметил насмешливого тона собеседника. – Если ты позволишь, я расскажу по порядку.

– Действительно! Чего вы влезаете? – возмутилась Нина Аверьяновна. – Мешаете человеку рассказывать.

– Да ладно, пусть рассказывает, – охотно согласился Серж. – Я под сказки хорошо засыпаю.

– Не обращайте на него внимания, – сказала женщина Плетнёву. – Что же дальше-то было?

– Не волнуйтесь, я не обиделся, – ответил Сергей. – Каждый имеет право на свою точку зрения. А к Богу все мы приходим в своё время. Одни раньше, другие позже.

– Ну, уж меня-то ты в религию хрен затянешь, прости меня, Господи! – отозвался Серж. – Ты ещё Павлуху туда потяни, а я посмотрю, что из этого выйдет.

– А я верю в Бога, – неожиданно сказал Павлуха.

– Что?! – удивился Серж. – Ты-то туда чего подался?

– А я ещё не подался. Дороги не знаю. Не нашёл пока.

– Чего её искать. В каждом городе церквей понастроили. Скоро их станет больше, чем жилых домов.

– Да был я в церкви, и не в одной, – недовольно отмахнулся Павлуха. – Свечки жёг. Лоб крестил. Да только не почувствовал я там Бога. А ты, Сергей, чувствуешь Бога в церкви? – спросил он, обращаясь к Плетнёву.

– Я не хожу в церковь, – ответил Сергей.

– Простите за любопытство, – заговорил Иван Соломонович. – Вы по вере язычник? Я сужу по вашему одеянию.

Сергей немного подумал, прежде чем ответить:

– Это правда, но лишь отчасти. Мы чтим традиции наших далёких предков. Но у меня своё понимание Бога. Не уверен, что смогу объяснить…

– И не нужно, – подвела черту под разговором Нина Аверьяновна. – Пусть каждый понимает Бога по-своему. А вы расскажите про свою супругу. Уж больно интересно, чем всё закончилось.

– Хорошо, – Сергей собрался с мыслями и продолжил свой рассказ. – Пытался я уговорить Катю в больницу лечь, да всё бесполезно. А болезнь прогрессировала. Моя жена-красавица увядала на глазах. Тихая стала, словно тень. Я не знал, что делать. Дочки ещё маленькие. Уже подумывал о том, чтобы увезти её силой, да всё не решался. Катя старалась не показывать своих страданий. Занималась делами, словно ничего не произошло. Но ведь всё до поры – до времени.

Как-то прихожу домой с работы, а Катерины дома нет. Ну, думаю, вышла во двор на солнышке погреться. Май на дворе, теплынь. Пошёл искать, а её нигде не видать. Обошёл все близлежащие дворы, в магазины заглянул – нету. И телефон не отвечает. А потом она сама позвонила: мол, не волнуйся, со мной всё в порядке, скоро буду. Я рассердился. Ну, думаю, придёт – нагоняй получит. А она приходит с такой ясной, светлой улыбкой, что у меня весь боевой настрой разом пропал. «Не сердись, – говорит. – Захотелось мне сегодня пройтись. Да, видно, неспроста появилось у меня такое желание. Сам Бог велел мне прогуляться». Я, конечно, ничего не понял, стал расспрашивать.

И вот что Катя рассказала:

«Иду я, Серёжа, сама не знаю куда. Ноги словно сами меня несут. А солнышко светит ласково, птички щебечут. И так умирать не хочется! А боль то отпустит, то опять вернётся. И вот прохожу я чужим двором, а там на скамейке дедушка сидит. Одет странно, не по-современному. А у меня как раз очередной приступ. Дедуля и окликает меня:

«Присядь, милая, отдохни».

Я и присела рядышком. А он спрашивает:

«Худо тебе, голубушка?»

«Худо, дедушка. Очень худо», – отвечаю.

«Что же ты к врачам за помощью не обращаешься?».

«Обращалась я к врачам. Говорят, что операцию срочно делать надо».

«И что ты решила?».

«Да вот не могу я решиться».

«Стало быть, не веришь медицине?», – опять спрашивает он.

«Не знаю, – говорю. – Сама ничего не знаю. Только вот словно противится во мне что-то. Страх, наверное».

«Это душа твоя противится, – объясняет дед. – Она, душа-то, знает, как правильно. Да разучились люди слышать душу свою. Всё больше на ум полагаются. Оттого и столько бестолковостей в мире творится».

Странными, необычными показались мне его слова, но только совсем не пустыми и не глупыми.

«Как же быть мне, если я подсказок своей души не слышу? На операцию идти боюсь, а что делать – не знаю».

«А ты меня послушай. Я ведаю, что тебе поможет».

У меня в душе надежда всколыхнулась. Что-то было в этом дедушке притягивающее, завораживающее, словно в добром волшебнике.

Спрашиваю:

«Что же меня может спасти, дедушка?».

А он отвечает:

«Корни. Корни тебя спасут».

Я сразу же ухватилась за совет, стала уточнять:

«Какие корни? От каких растений?».

Он так хитро на меня посмотрел.

«Об этом они сами тебе расскажут, когда научишься с ними разговаривать. А пока ты свои корни должна найти».

«Свои? – спрашиваю удивлённо. – Где же я их найду?».

«В земле, голубушка, – отвечает дед. – Где же ещё корням быть, как не в земле?».

«А где искать эту землю, в которой мои корни?».

А он пожимает плечами и опять улыбается.

«То мне неведомо. Да и зачем спрашиваешь меня о том, что сама знаешь?».

Я ещё больше удивилась.

«Но я не знаю! Я даже представить себе не могу, где искать свою землю».

Дедушка перестал улыбаться и посмотрел мне в глаза. А глаза у него синие-синие, словно васильки в поле. И так на душе вдруг стало светло и спокойно от его глаз. А он говорит мне:

«Это голова твоя ничего не знает. Потому часто подсказывает неверные решения. Не её слушай, а сердце своё. Сердцу всё ведомо. Научись слышать его. Оно не обманет».

И знаешь, Серёжа, показалось мне, что услышала я своё сердце. Закрыла глаза, и словно картинку увидела: поляна с сочной зелёной травой; рядом лес – есть лиственные деревья, но больше хвойных; а с другой стороны – ни то озерцо, ни то болотце – у берега осока тянется из воды. Хотела я дедушке рассказать о своём видении. Открыла глаза, а его уже нет».

Сергей умолк, погружённый в свои воспоминания. На лице его светилась нежная, трогательная улыбка. А Ярослав, потрясённый только что услышанным рассказом, вглядывался в лица попутчиков, пытаясь определить, как они восприняли историю. Сам он, услышь такое вчера, не очень-то поверил бы, сочтя встречу со странным дедом больным воображением измученной страданиями женщины. Но теперь всё воспринималось совершенно иначе. Иначе, потому что с таким же дедом он не далее, как сегодня, встретился сам. Конечно, старик не мог быть тем же самым. Расстояние между Москвой и Новосибирском приличное, не для преклонного возраста. А с другой стороны, почему бы не предположить, что дед был тот же самый?

Как же другие слушатели отнеслись к странной истории?

Лица Павлухи Ярослав не видел, так как полка, на которой тот лежал, находилась над головой. Серж откровенно ухмылялся, и Веселов порадовался тому, что Сергей не видит его лица. Иван Соломонович сидел с задумчивой улыбкой, словно заглядывал внутрь себя самого или вспоминал что-то далёкое и светлое. Трудно было понять, поверил ли он услышанной истории или нет. Но рассказ зацепил его, затронул душу. А Нина Аверьяновна, затаив дыхание, смотрела на Плетнёва с трепетным ожиданием продолжения.

– Что же дальше было? – спросила она взволнованно.