Стол начал медленно раздвигаться, но вдруг лампочка под потолком замигала и потухла. Музыка тоже перестала играть. Стол, так и не раздвинувшись, задрожал, закачался и замер.
Джинн склонился над пультом управления. Случилось непредвиденное: техника отказала. Он торопливо нажимал какие-то кнопки, но красная лампочка под потолком не загоралась.
Мы вежливо ждали. Джинн вспотел. Огромными своими ручищами он все давил и давил кнопки.
Торопун-Карапун подошел к джинну.
— Не получается? — спросил он. — Можно мне попробовать? Только здесь нужна отвертка.
И сейчас же прямо из воздуха в руки Торопуна-Карапуна прыгнула отвертка. Он стал отвинчивать, а мы все с уважением смотрели на него, и даже джинн вытаращил глаза, словно бы ждал чуда. И вдруг раздался громкий треск, посыпались искры.
— Короткое замыкание, — сказал Торопун-Карапун и от стыда чуть не заплакал.
— Эх вы, мастера, — сказал дедушка, — одно горе мне с вами! А ну-ка беритесь с боков!
Мы подошли к столику с разных сторон и уцепились за нижние доски.
— Раз-два! Взяли! — скомандовал дедушка. — Еще взяли! Еще!..
Стол затрещал, и мы полетели на пол.
— Ну, Миша, спасибо, угостил… — сидя на полу, ворчал дедушка. Знал бы, не пошел к тебе. Перед гостями только конфуз.
Джинн и сам был смущен: он показывал рукой на потолок, где не хотела загораться красная лампочка, на сломанный пульт управления.
— Ладно, — сказал дедушка, потирая бок, — хватит нам твоей техники, давай по старинке.
Джинн хлопнул в ладоши, и тотчас остатки стола исчезли. И сверху спустился большой стол тонкой старинной работы. Джинн хлопнул три раза в ладоши, и на столе появилось фарфоровое блюдо с яствами.
— Хлеб да соль, — сказал дедушка и поклонился джинну.
— Бер-мачегуру, — произнес торжественно джинн и поклонился дедушке и нам.
— Милости просим, — перевел дедушка. — Миша к столу зовет.
Конечно, мы не заставили себя ждать и быстро сели за стол, потому что очень проголодались. На столе так приятно пахло весенней ромашкой, шиповником, точно мы сразу очутились в благоухающем саду.
Скоро мы наелись. Только один Цыпленок сидел не закрывая рта, — туда так и летели вихрем миндаль, изюм, орешки и пастила.
Как только мы покончили с обедом, сразу сделалось легко и весело и захотелось прыгать и танцевать. Ложка выскочила из-за стада, схватила джинна за руку и запела:
Одна горка высоко, а другая низко,
Один милый далеко, а другой-то близко… И-их! Их!
Даже дедушка притопывал и хлопал в ладоши. А Ложка, бросив джинна, пустилась вприсядку:
Ах вы сени, мои сени, сени новые мои,
Сени новые, кленовые, решетчатые…
— Ране-то, — говорил дедушка, — я тоже ох мастак был плясать! Никто меня не перепляшет.
А Ложка, помахивая платочком, притопывая, подступала к джинну:
Проруби, сударь, ворота,
Проруби, сударь, другие…
Джинн смущенно вертел руками около головы и топал ножищами: топ… топ… топ…
Ложка смеялась и махала платком.
Мы совсем развеселились. Джинн шутя принялся бороться с Торопуном-Карапуном.
— Эй, потише, робята! — закричал на них дедушка. — Так вы весь дворец поломаете!
Вдруг в самый разгар веселья Солдатик крикнул:
— Лодка наша поплыла!
Мы бросились к окну.
Лодка и правда быстро удалялась к другому берегу.
— У-мулты-мучачо! — пробурчал джинн.
— Миша говорит — в лодке сидит кто-то, — пояснил дедушка.
— Увели! — закричала Ложка.
— Сроду такого здесь не бывало! — сказал дедушка. — А ну, робятушки!
И мы все помчались к реке.
У СТАРУХИ
Джинн в два прыжка оказался на берегу. Он перегнулся, точно мост, а лодка стала крутиться, увертываться, как живая.
В это время что-то черное ударило джинна по носу, по глазам, он потерял равновесие и брякнулся в молоко.
У-ух! — вышла речка из берегов. Нас чуть не смыло волной. И тут Солдатика, который стоял ближе всех к реке, накрыло темное крыло.
— Ох ты батюшки, за штык зацепился! — завизжала Ложка. — Хватай его, братцы!
Мы еще не успели опомниться, а уж Торопун-Карапун подбежал к Солдатику, навалился и… поднял над головой Филина. Торопун-Карапун крепко держал Филина за лапу, а тот вырывался, клевал его руки, клекотал сердито:
«Ух-ух-ух! Ух-ох!»
— Из какой такой сказки Филин прилетел? — удивился дедушка.
— Это не из сказки, это из мешка, — ответил я. — Филин все детство меня пугал.
— Ах, пугал! Тогда вот что… Ну-ка, Самотоха, послужи нам и по-иному.
Дедушка достал из лодки скатерть-самобранку, закрутил в нее Филина и засмеялся.
— Бабушка одна здесь живет. Так очень для нее эта птичка подходящая будет. — Дедушка повернулся к джинну. — Ну, прощай, Миша. Поехали мы.
А тот, весь мокрый, в молоке, улыбнулся нам во весь щербатый рот:
— Чур-гу-чу.
— Значит, приезжайте, мол, еще, зовет Миша, — сказал дедушка.
Мы сели в лодку и поплыли. Торопун-Карапун развернул карту, долго мне показалось очень долго — рассматривал ее.
— Ну что? — спросил я.
— Что-то сбились мы. — И повернулся к дедушке: — Дедушка, тайник тут должен быть по карте. Как бы его найти?..
— Тут кругом тайники даклады, — отозвался дедушка, — да взять их никак нельзя.
— Нет, нам не такой нужен. Вот погляди, дедушка, на карту.
— Эх, робятки, по карте-то я не могу, не обучен. Ты так скажи, словами.
— Вот дяденька этот, — сказал Торопун-Карапун, — он тайник ищет, который в детстве оставил.
— А, в детстве… — Дедушка задумался. — Нет, не знаю. А вот что, робята, мы все равно с птичкой-то к бабушке едем. Ее и спросим.
Дедушка тихо греб, молоко журчало, дул ветерок, принося запахи мяты, полыни и чебреца.
— Вон, — показал дедушка, — за бугром стоит деревня. В деревне коров держат. А коровы молочко дают. Оттуда и начинается наша молочная речка.
Из-за бугра деревня выплыла к нам навстречу. Избы в деревне были старинные, высокие. Тишина вокруг, только и слышалось, как неторопливо жевали коровы.
Шу-шу-шу… — это спит деревня.
Шу-шу-шу… — это лежит над полем и речкой сенной дух.
Дедушка подогнал лодку к противоположному от деревни берегу.
— Вылезайте. Теперь лодочку подтянем на бережок. Вот так… Еще разок… Хорошо. Давай-ка, молодец, шипу, — сказал он Торопуну-Карапуну.
Филин хлопал глазами и поводил стариковским, крючковатым носом.
Мы долго шли через лес, пока не увидели посреди поляны старую избушку, наполовину вросшую в землю. У окошка сидела старуха. Как только мы приблизились к избушке, дедушка закричал:
— Ну, как живешь, старая?
— Какая моя жизнь… — махнула рукой старуха. — Ревматизьма замучила, ноги-руки ломит. Докторов-то нет. Вот я сама разными травками лечусь.
— Да, — вздохнул дедушка, — плохое дело старикамто… И тут болит, и тут мозжит. Давай, что ли, с тобой трубочку покурим. Табачок-то есть?
— Чего ты говоришь? Глухая стала.
— Говорю, табачок есть ли? А то покурили бы с тобой трубочки.
— А-а, табачок найдется.
Старуха вышла из дома, села на завалинку рядом с дедушкой. И они закурили трубочки.
— Ну, чего пришел, выкладывай, — проворчала старуха.
— Подарочек тебе принес. Птичку.
— Что за птичка?
— Да Филин!
«Ух-ух-уу!..» — завертел головой Филин.
— Хорошо поет! — обрадовалась старуха. — Хорошо!
— Вот и будете друг дружку пугать.
— Дедушка, про тайник-то спроси, — зашептал Торопун-Карапун.
— А вот ты и есть торопун! — заворчал дед. — Всему свое время. Ну ладно уж… Скажи нам, старая, как найти то, что в детстве было спрятано?
— Ох! В детстве-то? — отозвалась старуха. — Так это за горами.