– Магда знает о твоих связях. О том, что у тебя есть любовницы.

Я почувствовал себя так, точно с разбегу врезался в кирпичную стену.

– Так что сделай правильные выводы, Алексей, – разглядывая моё лицо, продолжал добивать меня Кристенссен. Речь его лилась плавно, выдавал его только голос: холодный, спокойный, без модуляций, он всё равно подрагивал. – Видишь ли, Алексей, в это трудно поверить, но я и сам когда-то был молодым. Было и безумие, и увлечения молодости. Были и романы… А потом я встретил мать Магды. Анна была правильно воспитанной женщиной и умела закрывать глаза на некоторые мои… истории. Потому что Анна понимала: я знаю разницу между историями. А ты, – и тут впервые за все время нашего разговора Кристоф подвигал пальцами, – и ты, прежде чем войдёшь в мою семью, тоже должен усвоить разницу.

– И в чём же разница? – Я уже начал приходить в себя.

– В том, что истории бывают либо длинными, либо короткими. Короткие истории очень быстро заканчиваются и не имеют продолжения. А у длинных историй – длинные следы. И имена. Например, Света, Юля… Мне стоит продолжать этот список?

«Кто меня сдал? Сиротина? Гостиничный портье? Кто? Его „безопасники“? Впрочем, какая разница? Играть – так играть».

Я выпрямился. Положил руки на стол, отзеркалив позу Кристенссена.

– Извините, Кристоф. Да, я усвою ваш урок, – задушевно начал я, – и сегодня я поставлю точку в своих длинных историях. А что касается коротких историй, то тут есть одна проблема.

– Какая? – поднял на меня взгляд Кристенссен. В глубине его глаз сверкнул очень недобрый огонёк.

– Мы с Магдой пока не женаты.

– Но ты с ней… спишь, – нахмурился он.

– Возможно, – я даже спорить не стал. – Но обсуждать с вами нашу с Магдой постель – это дурные манеры.

Кристоф помолчал. Посмотрел на свои пальцы, которые начали оживать, двигаться, искать, чем зацепить меня. Я терпеливо ждал – я не люблю паузы, но, при необходимости, умею их держать. Сузив глаза, я наблюдал за стариком, который всё контролировал. Который почти подмял меня под себя. Старик поднял веки. В его снежных глазах полыхала ненависть, но Кристоф кивнул мне. И я решил, что я выиграл.

– Кристоф, это всё, что вы хотели мне сказать? – осведомился я.

– Почти, – Кристоф поймал мой взгляд. – Но запомни: с этого дня никаких длинных историй. И ещё. Если ты бросишь мою дочь – я тебя уничтожу. Может быть, даже буквально…

– Так мы встретимся в Каструп? – вернул меня на землю пронзительный голос Магды.

– Безусловно. Конечно, приезжай. Я буду очень рад. Очень.

Магда отключилась. Я нажал на «отбой», посмотрел на часы: пора было на регистрацию. Собрался подхватить сумку, когда ко входу лихо подъехал чёрный «Порш Кайен». Представив себе толчею, которая сейчас образуется в «вертушке» стеклянного входа, вздохнул и притормозил. Пусть пройдут. Вытащил новую сигарету. Краем глаз отметил, как из машины выпрыгнул плечистый чел с зонтиком. Чел открыл дверцу и выпустил из автомобиля девочку. Джинсы, куртка, ботинки. На голове – шапочка. Так, ничего особенного, девчонка не зацепила меня. Я уже готовился чиркнуть зажигалкой, когда золотистый раструб фонаря облил лицо девушки светом, и я моргнул: в каплях дождя стояла она, Ларионова… Дурачась, она запрокинула голову и приоткрыла рот, ловя прозрачные капли. Серебряный дождь приземлился ей прямо на губы, и Ларионова облизнула их. Язык был розовым, движение – мимолетным, но я замер. «Кошечка, – пронеслось в голове, – кошечка… сладкая… кошечка…»

Сердце исполнило сальто, и дикое желание пронзило меня, как мощный удар, исполненный прямо в пах.

– Лена, подержи зонт, – помог мне очнуться её чел. Опомнившись, я потянул ко рту сигарету. Но оказалось, что я сломал её, стиснув в кулаке. Чертыхнувшись, отбросил сломанную сигарету в сторону. Ларионова приняла поданный ей зонт, чел потащил из багажника розовый «Самсонит». Поставил чемоданчик на землю, вытянул длинную ручку и вручил её Ларионовой. А до меня донеслось повелительное:

– Лена, обожди меня здесь.

– Хорошо, Максим.

Так значит, это – её архитектор? И он любит командовать? А она? Любит подчиняться? Но в «Systems One» Ларионова отбивалась от меня просто с кошачьей яростью. Тогда в чём же дело? Во мне? Я сузил глаза, разглядывая того, кого она себе выбрала. Высокий. Как я. Широкоплечий. Как я. Но – более массивный. Старше меня лет на десять. Тяжёлый, уже «поплывший»: ленивая сила и взгляд вечного баловня судьбы. Он мне не понравился. Мы были разными. По жизни, по натуре. По сути, по характеру. Но самое главное отличие между нами лежало в нашем отношении к женщинам. Я был охотником, а он позволял на себя охотиться. Мы только в одном совпадали – ему и мне очень нравилась маленькая Ларионова.

Между тем архитектор уселся за руль и направил свой «Порш» к парковке. Ларионова достала из кармана миниатюрный дамский портсигар. Вытянула «ментолку» и с наслаждением затянулась. Пока я размышлял, пройти ли мне мимо неё или всё-таки поздороваться, архитектор Макс успел вернуться, уцепить чемодан за ручку, приобнять Ларионову и, позволив ей толкнуть для него дверь, потопал в зал ожидания. Выждав пару минут, я отправился следом. Держась на расстоянии, я наблюдал за ними. Я хотел понять, почему она его себе выбрала? Архитектор сдал «Самсонит» на стойке регистрации, по-хозяйски взял Ларионову под руку и повёл её в кафе на второй этаж. Сам выбрал столик, но услужливо отодвинул ей стул. Подождал, пока она сядет.

Заняв место у лестницы и, косясь на них в висевшее на стене зеркало, я смотрел, как этот Макс заказывает ей кофе с мороженым. Не выдержал я только, когда Ларионова принялась вытирать своему архитектору «молочные усы» от капучино. Я поднял сумку, чтобы уйти. Последнее, что я слышал, было:

– Макс, я буду по тебе скучать. Очень-очень. Честно.

«Нет, кошечка, – с неожиданной злостью подумал я, – поверь мне: ты – не будешь».

28.

«В понедельник, в полвосьмого утра обнаруживаю себя сидящей в «боинге», в десятом ряду салона экономического класса. Моё место рядом с проходом. Спасибо Тане Сиротиной: заказывая для меня билет, Таня вспомнила о моей аэрофобии. Справа от меня, у иллюминатора, разместился не самый трезвый молодой человек с блуждающими глазами. Между мной и соседом – пустое кресло. Оборачиваюсь: позади также много пустующих мест. Ну да, а кому охота подниматься на рассвете, чтобы сесть в самолёт?

Пока я размышляю о превратностях судьбы, заставивших меня в семь утра лететь на конференцию в компании с алкоголиком, картинно улыбающаяся стюардесса закрывает синими шторками бизнес-класс. Значит, и там рассаживаются. Причём, судя по всему, размещаются с явным комфортом, потому что из бизнес-класса долетает чей-то смешок и голос стюардессы, которая игриво переспрашивает: «Так вам только содовую, или всё-таки содовую с виски?»

И вот, наконец, заветное:

– Доброе утро, дамы и господа! Командир корабля и экипаж авиакомпании «SAS» рады приветствовать вас на борту нашего самолета, выполняющего рейс….

– Нет. В полвосьмого утро это мы рады вас приветствовать. На борту нашего самолёта! – доносится остроумная реплика из бизнес-класса.

Мой сосед справа немедленно заходится визгливым смехом. На другом ряду тоже кто-то хихикает. Те, кто сидят сзади, переспрашивают или пересказывают шутку, и в итоге весь самолёт приходит в бодрое настроение. В это время командир корабля, не подозревая, над чем все мы тут киснем, переводит приветствие на датский язык. А из бизнес-класса тот же острослов также переводит шутку на датский, безупречно вклинивая её в то же самое место. Теперь к смеху присоединяется и миловидная стюардесса, вышедшая в коридорчик. Она показывает давно набившее всем оскомину шоу (где аварийный выход, как надевать маску), но в её глазах вместе обычной тоски – смех.