Добравшись до столицы, Грант сразу же направился в Белый дом, где решительно прошел к президенту, несмотря на поздний час. Линкольн давал не слишком пышный прием, но народу собралось достаточно. Поведение президента при появлении Гранта изумило всех: заметив в дверях одетого в простой полевой мундир невысокого генерала и сразу узнав его по фотографиям, Линкольн, вопреки протокольным правилам, сам пошел навстречу гостю. «Да это же генерал Грант! — восклицал президент на ходу. — Вот это радость!»[1] Разумеется, у многочисленных врагов Гранта (число их, как водится, росло вместе с ростом популярности генерала) сразу же возник новый повод обвинить его в невоспитанности, «неотесанности» и пр. Но Грант и не разыгрывал из себя аристократа: увидев, что вокруг них с Линкольном образовалась толпа и многие усиленно пытаются пробиться вперед, генерал как ни в чем не бывало оперся на плечо долговязого президента и прямо в запыленных сапогах взгромоздился на соседний диван. «Что, господа, не всем видно? — крикнул он, перекрывая шум. — Вот он я!»[2]

Удивительное «восхождение» Гранта на президентский диван, сразу ставшие знаменитыми (тут уж постарались газетчики) слова: «Вот он я!» произвели сенсацию. Недруги огрызались, хулили Гранта, а и глазах простых людей он стал не просто военным кумиром, как прежде, но и человеком, ведущим себя с президентом на равных и в то же время остававшимся простолюдином, вышедшим из их среды. Кто знает, быть может, тогда и решился вопрос о том, что стоит только. Гранту захотеть стать президентом, как народ пойдет за ним. Читателям, разумеется, известно, что в марте 1869 г. Грант вошел в Белый дом уже как полноправный хозяин и оставался им в течение восьми лет.

На следующий день после знакомства с Линкольном, 9 марта, Грант был приглашен на заседание кабинета министров, где Линкольн огласил указ о присвоении ему звания генерал-лейтенанта. А после заседания Линкольн в частной беседе сообщил генералу, что на днях он станет главнокомандующим всеми армиями Союза. Приказ об этом президент подписал 12 марта. Но еще до этого Линкольн встречался с Грантом, причем в присутствии Хэллека и Мида. На этой важнейшей для судеб войны встрече новый главнокомандующий высказал свою стратегическую концепцию дальнейшего ведения скоординированных крупномасштабных операций.

Упрощенно суть стратегии Гранта можно выразить так: систематически, неотступно бить противника на всех фронтах, не давая ему ни дня передышки и используя при этом весь мощный военно-экономический потенциал Севера. Конкретно же Грант предложил провести в ближайшее время четыре синхронные операции, которые в разных местах разорвали бы оборону мятежников. Главной из них был удар Потомакской армии по армии Ли; его предполагал возглавить сам Грант, что также было неожиданностью: прежде считалось, что командующий должен из столицы осуществлять общее командование. Но Грант предпочел постоянно находиться с Потомакской армией, формально сохранив ее за Мидом. Вторая по значению операция намечалась в Джорджии: там генерал Шерман должен был по тылам мятежников прорваться к Атланте, а оттуда — к Мобилу, к побережью Мексиканского залива (по согласованию с Грантом Шерман затем изменил этот план и от Атланты двинулся к Саванне, что оказалось еще эффективнее). Это рассекло бы территорию, оставшуюся у мятежников, надвое, приблизив гибель Конфедерации. Джемская армия Б. Батлера, «запертая» мятежниками на небольшом виргинском полуострове Бермуда-Хандрид, должна была вырваться оттуда и захватить крупный город Питерсберг, что сразу же сделало бы безнадежным и положение Ричмонда. Наконец, в Долине намечался удар силами войск Ф. Зигеля.

Итак, удары Мида, Батлера и Зигеля были так или иначе направлены на постепенное уничтожение армии Ли, тогда как разящий марш Шермана отсек бы от Ли весь Запад, фактически оставив его в одиночестве перед этими тремя мощными силами. Линкольн одобрил предложения Гранта.

На этой беседе-совещании были приняты и другие важные решения. Хэллек назначался начальником штаба при главнокомандующем, где его педантизм и дотошность пришлись как нельзя кстати. (Заметим, что за последний год войны Грант и Хэллек быстро забыли инспирированную последним недавнюю неприязнь и работали в тесном деловом контакте.) Был выделен и отдельный мощный кавалерийский корпус во главе с Ф. Шериданом. Формально корпус входил в Потомакскую армию, но Грант обещал Шеридану полную самостоятельность в вопросах тактики и свое обещание в целом сдержал. Наконец, в преддверии решающих операций Грант приказал извлечь из укреплений близ столицы тысячи беззаботных артиллеристов, ординарцев, бесчисленных штабистов, кавалеристов эскортов и пр. Проводя дни напролет в питейных и иных увеселительных заведениях столицы, эта многочисленная публика была немым оскорблением для мерзнувших в тесноте траншей или маршировавших по грязи ветеранов Потомакской армии, к которой все это скопище лентяев формально было приписано. Теперь же Грант бросил их из уютных квартир прямо на передовую, в пехоту.

Начиналась непосредственная подготовка к крупнейшим по масштабу операциям в этой войне и во всех войнах, которые когда-либо сотрясали Американский континент.

Так, напомним, именуется местность в Виргинии, простиравшаяся всего миль на 10 вдоль южного берега Рапидана и ограниченная Чэнслорсвиллом и Спотсилвейнией на востоке и ручьем Майн-Раном на западе. Но, несмотря на небольшие размеры, Глушь не раз в ходе войны становилась преградой для наступавших армий. Южанам, правда, приходилось там легче: ведь армия Ли в большинстве состояла из виргинцев, которым Глушь была более или менее знакома. Именно через Глушь и планировал нанести удар Грант, что было весьма рискованным решением. К тому времени к четырем задуманным операциям, названным выше, генерал добавил еще одну — части Н. Бэнкса должны были из района Нового Орлеана ударить по Мобилу, основному (наряду с Уилмингтоном) порту, через морские ворота которого Конфедерация все еще получала от своих агентов в Европе оружие, продовольствие и пр. Все пять операций должны были начаться в один и тот же день — 4 мая.

К тому времени статистика в Конфедерации, и ранее поставленная плохо, стала совсем сумбурной. Судя по всему, в армии Ли к началу кампании в Глуши было чуть больше 60 тыс. человек. А в Потомакской армии, уже подтянувшейся к северному берегу Рапидана, насчитывалось более 100 тыс. человек. Ее четыре корпуса (не считая кавалерийского корпуса Шеридана) возглавляли генералы Хэнкок, Уоррен, Сэджвик и Бэрнсайд. 4 мая они начали переправу, и уже на следующий день авангарды армии вступили в соприкосновение с солдатами Ли. Начались упорные, кровопролитные бои, затянувшиеся на восемь дней и получившие название кампании в Глуши.

Первый же день боев показал Гранту, сколь трудной будет Глушь для наступления. Два локальных столкновения 5 мая происходили в какой-то миле друг от друга, но возможность координации действий, особенно для северян, была почти нулевой. Не только солдаты, но и офицеры обеих сторон плохо понимали, что вообще происходит, с каким по силе противником они дерутся, чего ждать в следующую минуту. Плотные заросли не позволяли разглядеть что-либо дальше 20—30 метров, тем более невозможно было провести разведку. Нельзя было даже понять, кто в тот или иной момент наступает, а кто отступает. Все смешалось: люди, лошади, орудия, фургоны. Вдобавок ко всему от беспорядочной пальбы сразу же загорались сухая трава и подлесок, и солдаты задыхались от порохового и обычного дыма. Нередко, перемешавшись друг с другом, солдаты пытались вытащить оказавшихся среди огня раненых в безопасное место, не заботясь о том, «свой» это или «чужой». С наступлением темноты (в густой Глуши это происходило раньше) измученные солдаты буквально рухнули ночевать в наспех вырытые траншеи.