Сергей Николаевич БУРИН
На полях сражений гражданской войны в США
Введение
Среди событий всемирной истории, наиболее хорошо знакомых советскому читателю, гражданская война в США занимает одно из центральных мест. Из школьных и вузовских учебников, художественных произведений, работ историков миллионам людей в нашей стране известны имена Авраама Линкольна, Джона Брауна, Улисса Гранта, стоявшего во главе армий северян; знают и имена генерала Роберта Ли, возглавлявшего вооруженные силы рабовладельцев, фанатика Бутса, убийцы Линкольна. Знают, конечно, и о том, как завершилась война, кто победил. Необычайно драматична история этой войны. С ней связаны не только эти имена-символы, олицетворяющие два враждовавших лагеря, но и множество сражений, морских битв, острейших политических дебатов, искусная дипломатическая игра Союза и Конфедерации (так во время войны именовались Север и Юг США), стремившихся получить поддержку европейских держав (Юг) или, напротив, обеспечить их невмешательство в конфликт (Север).
Военно-исторической стороне событий гражданской войны в США у нас, к сожалению, уделяется мало внимания, хотя ее социально-экономическая сущность, политический фон, позиции сторон и эволюция этих позиций проанализированы достаточно полно. Не зная эту сторону, мы обеднили бы свое понимание причин, хода войны и ее результатов. На полях сражений гражданской войны в США трансформировались идеи и принципы американского буржуазного государства, менялась психология самих американцев, в первый (и единственный!) раз в своей истории оказавшихся лицом к лицу с необходимостью убивать друг друга в таких невероятных масштабах. Даже во второй мировой войне, на фронтах Западной Европы, Азии, Океании и Северной Африки, Соединенные Штаты не понесли таких значительных потерь, как за четырехлетнюю гражданскую войну, унесшую более 600 тыс. жизней.
Этим неслыханным, с точки зрения граждан США числом жертв и определяется их отношение к гражданской войне до сих пор. Обе страшные мировые войны XX в. были для них дальним, европейским событием, хотя в огне этих войн гибли и американцы. Напомним, что принятие решений об участии США в двух мировых войнах проходило в сложной внутриполитической борьбе, ибо и по сей день большинство американцев живет по неписаному закону: живи и жить давай другим. Иными словами, войны, происходившие вне пределов Северной Америки, даже когда они затрагивали политические, торговые и прочие интересы США, оставались как бы на периферическом плане сознания среднего американца. И только гражданская война 1861—1865 гг. отразилась в фольклоре, художественных произведениях (практически ни один крупный американский писатель не обошел вниманием так или иначе эту тему), драматургии, кино, музыке, живописи, влияя на каждое новое поколение американцев как уникальное событие их истории.
В США (если не говорить о специалистах-историках) для многих давно отошла на второй план подоплека этой войны, и романтический ореол в равной степени окружает ныне имена генералов Гранта и Ли, сражавшихся друг против друга, президента Линкольна и главы рабовладельческой Конфедерации Дэвиса. Тысячи мемориалов, памятников, обелисков воздвигнуты в городах, селах и на полях американской земли, где 125 лет назад кипели яростные сражения, грохотали орудия, взрывались мины (впервые в мировой практике войн они были широко применены именно тогда), падали, поднимались и шли вперед солдаты и офицеры…
И еще. Ни одна из войн нового времени не породила такого богатейшего материала для исследователей: воспоминания о ней — а они начали публиковаться уже с первых ее месяцев! — оставили не только ведущие генералы и политические деятели Союза и Конфедерации, но и простые офицеры, солдаты, клерки правительственных учреждений, интенданты, даже медицинские сестры и супруги видных политических деятелей, генералов. В совокупности с официальными материалами (отчеты о военных действиях, протоколы заседаний конгресса США и аналогичные документы Конфедерации, переписка военных и политиков, их речи, приказы и пр.) это необъятное море документов позволяет еще многим поколениям историков прикасаться к нему без боязни повторить уже известное и предоставляет шанс больше узнать о жизни американцев, для которых эта война никогда не станет прошлым.
Автор выражает сердечную признательность профессору Р. Ф. Иванову, который взял на себя труд прочесть работу и сделал важные, обстоятельные замечания.
Глава 1. Мятежники наступают
До первых сражений
Причины гражданской войны в США, вспыхнувшей в апреле 1861 г., слишком противоречивы и многоплановы, чтобы идти на риск беглого пересказа их. И все же рискнем. Еще до того как 4 июля 1776 г, североамериканские колонии Англии, провозгласив независимость, стали самостоятельным государством, на этих землях в основном уже сложилась социальная иерархия с двумя разновидностями — северной и южной. На Юге во главе ее находился состоятельный класс плантаторов (часто — потомков аристократических английских семейств), деловым придатком которого были торговцы, осуществлявшие массу операций, чересчур сложных для белоручек-аристократов и «недостойных» их. Необъятные плантации Юга — прежде всего табачные (с конца XVIII в. — хлопковые), а также сахарные, рисовые и всякие другие — обрабатывали негры-рабы, лишенные каких-либо прав.
История негров в Северной Америке сложилась так[1], что, являясь формально свободными (на Севере), они были, с точки зрения всех белых американцев в XVII — XVIII вв., существами низшей категории, а для южан — просто предметом домашнего обихода, бессловесными животными, отличавшимися от коров или лошадей только функциональным применением. «Добропорядочные» же северяне, в среде которых торговцы, а затем и промышленники играли ведущую роль, нимало не заботились о том, что происходило с «этими черными» на просторах южных плантаций. Впрочем, на самом Севере рабства не существовало. У части негров там даже были крохотные фермы, порой — лавчонки и мастерские, которые, правда, посещали только негры. Белые же снисходительно взирали на это, искренне радуясь своему «демократизму».
Такое положение сохранялось вплоть до начала 20-х годов XIX в., когда в США появились не отдельные противники рабства (это было и прежде), а группы людей все решительнее высказывавших протест против этого института, несовместимого с бурным развитием капитализма в стране и буржуазно-демократической этикой. В основном это был трудовой люд Севера и — в меньшей степени — Юга: фермеры, ремесленники, позднее — также промышленные рабочие, лучшая часть интеллигенции. Конечно, такое расслоение в вопросе о рабстве не следует понимать буквально, ибо весьма значительная часть простолюдинов (особенно на Юге) была заражена расистскими предрассудками, основанными исключительно на пренебрежении к иному, черному, цвету кожи тех, которым, казалось, навечно суждено было остаться низшей расой на земле Америки.
Но с этим не желали мириться ни сами негры, ни их белые защитники, которых становилось все больше. Начиная с 20-х годов споры о том, быть или не быть в США рабству, и о других связанных с этим проблемах активно вторгаются в политическую область, становятся предметом бурных обсуждений в конгрессе США, в ассамблеях практически каждого штата[2]. Еще до начала гражданской войны негритянский вопрос стал причиной многообразных форм борьбы и в переносном и в прямом смысле слова.
В 50-е годы усилилось нагнетание взрывоопасной обстановки вокруг проблемы рабства. Именно тогда синонимом выражения «негритянский вопрос» стали слова «неотвратимый конфликт» — так и по сей день именуют эту проблему историки.
Дело защиты прав негров на все то, чем пользовались белые граждане Соединенных Штатов, перестало быть монополией одиночек и небольших групп, получивших название аболиционистов (т.е. упразднителей, ликвидаторов чего-то, в данном случае — рабства), объективно став органической частью интересов буржуазии северных штатов, ибо процветавшие на Юге рабство и крупное землевладение сковывали развитие страны по капиталистическому пути. Но плантаторская олигархия Юга не намерена была уступать. Более того, она жаждала распространить рабство и на территории остальных штатов, тем более что кризис рабовладельческого плантационного хозяйства к тому времени углубился, и в получении новых земель плантаторы видели спасение.