Уна недоуменно посмотрел ей вслед, пожал плечами. Постояв немного, он решил, что она очень устала или прихворнула: женщина, как-никак. Потом он вспомнил о предстоящих свадебных приготовлениях и, приободренный ими, насвистывая, ушел по своим делам.

Истерим, войдя во двор, огляделась. Хозяина действительно не было дома. Хозяйку она заметила в дальней углу двора, сидящей под ветвистым деревом. Она укладывала малыша, то и дело сгоняя с его невинного лица назойливых мух. Рабыня достала толстую и длинную, мехов в двадцать, бечевку, и незаметно вышла на улицу.

Орудуя локтями, она снова пересекла центральную, многолюдную. Уже, площадь и двинулась к югу, к видневшимся вдали роскошным особнякам властителей города. Дойдя до дома Эйе, она остановилась и огляделась. На улице никого не было. Достала перстень и, размахнувшись, с силой запустила его на веранду.

Звук упавшего предмета напугал Эйе меньше, чем перстень, угодивший ему в бульон. Остолбенев от неожиданности, он некоторое время сидел как пригвожденный. Затем, хлопнув в ладоши, вызвал слугу.

— Выясни, кто это, — приказал он, кивком указывая на перстень.

Слуга повиновался.

Эйе извлек перстень и чуть не задохнулся от волнения. Он мог принадлежать только одной женщине. Он был в этом уверен, ибо хорошо помнил подарок Эхнатона своей супруге.

Истерим бежала, не оглядываясь, крепко прижимая к груди свернутую в клубок бечевку. Добежав до веского отвесного берега Нила, она привязала один конец веревки к едва заметному пеньку, вторым концом обвязала увесистый камень весом полторы — две сотни дебенов и, подхватив его, подняла глаза к небу.

Оно было чистое, голубое, прозрачное. Единственное целомудрие в этом мире, подумала рабыня, и сделала шаг вперед. Мутные воды величественной реки жадно поглотили свою жертву.

Эйе ломал себе голову, глядя на перстень царицы. Мысль о том, что она вздумала с ним пококетничать, казалась уж слишком нереальной. А впрочем, утешал себя Эйе, кто знает? Может, она рассорилась с Тутмосом и теперь, чтобы отомстить ему, заигрывает со мной? Ох, эти женщины, прекрасное и коварное племя. И зачем только бог создал мужчин зависимыми от капризов женщин? Неужели нельзя было наоборот?

Слуга, посланный верховным жрецом, вернулся ни с чем. Злоумышленника и след простыл, а вокруг нет ничего подозрительного.

Впрочем, Эйе уже оправился, и доклад слуги выслушал без особого интереса. Он отпустил его и принялся, как обычно в минуты волнения, расхаживать по залу.

Постепенно входя в воображаемое действие, он представил себе, как Нефертити под покровом ночи неслышно отпирает дверь его спальни, затем бесшумно подходит к нему, приложив указательный пальчик к губам. Затем она нежно ласкает его и ложится рядом…

Эйе остановился и почесал затылок. Дьявол, а чего на свете не бывает? Он умен, прозорлив, благороден. Служит третьему фараону. Он один из тех немногих, которых Небхепрура оставил при дворе, разогнав, чуть ли не всех прежних сановников. Значит, он, Эйе, ценный служитель фараона. И любая знатная дама сочтет за честь разделить с ним ложе. Он подошел к столу и взял перстень. Снова, в который раз, тщательно осмотрев его, убедился перстень её, царицы Нефертити. Понюхал. Ему показалось, что драгоценный камень все ещё хранит несравненный запах неповторимого тела богини Египта. По-моему, она меня приглашает, заключил он и вызвал слугу.

— Мои нарядные одежды… И побольше ладана, — распорядился он.

Слуга помог ему одеться, затем вопросительно уставился на хозяина.

«Наверное, не приду», — понял он.

Слуга понимающе кивнул и вышел вон.

Путь к особняку, в котором временно обосновалась царица Нефертити, пролегал через небольшую оливковую рощу. Вечер был лунный, ясный. Соловьи пели свои песни, и это пение почудилось Эйе добрым предзнаменованием. Он ускорил шаг и чуть не поплатился за это. Неожиданно и ярко засветили факелы, озаряя темень далеко вокруг. Остановившись и привыкнув к свету, увидел дом, у стен которого горели эти факелы. Перед домом у небольшого круглого фонтанчика сидели Нефертити и Тутмос о чем-то мирно беседуя.

Эйе быстро спрятался за дерево, едва не возопив от горького разочарования. Все рухнуло, иллюзии разлетелись в пух и прах. Это они, Тутмос и Нефертити, сидят рядом и воркуют. И не о строительстве дома, конечно. Вытащив перстень, он снова осмотрел его, затем глянул на них. Губы его сжались в бессильной злобе. Постояв несколько минут, он рванулся с места и исчез во тьме.

Утром, позавтракав с женой, Тутанхамон послал гонца за кушским царем и вышел в сад в сопровождении супруги.

— Государственные дела заслонили твою любовь, мой повелитель, упрекнула Анхеспаамон, украдкой любуясь нежными очертаниями милого лица. Ты почти не уделяешь мне внимания днем.

Тутанхамон, не оборачиваясь, взял её за руку и прижал к сердцу.

— Как ты можешь так говорить, любимая? — Он осыпал её руку поцелуями.

Анхеспаамон стыдливо отняла руку. Они остановились.

— Через два дня выступаем, — заявил он, избегая её взгляда.

— Сирия?

— Да.

— Сколько дружин в наличии?

— Около сорока. Но есть и добровольцы. И их немало.

Анхеспаамон тяжело вздохнула.

— Народ тебя любит, верит тебе. Но мне что-то неспокойно. Я часто вижу во сне отца.

— Что бы это значило?

— Не знаю. Надо спросить пифию.

Откуда-то вынырнул слуга и, поклонившись, доложил:

— Мой фараон, тебя просят принять Тутмос и какой-то немху.

— Тутмос? И немху? Странное сочетание. Ладно, пусть ждут в приемной.

Слуга поклонился и ушел.

— Я хотела попросить тебя, — Анхеспаамон заглянула в глаза мужу.

— Я весь внимание, цветок ты мой.

— Меритамон просит твоего разрешения…

— Упнефер? — с отвращением спросил фараон.

— Да. Они хотят пожениться.

Тутанхамон промолчал, глядя на жену. Та не выдержала и отвела взгляд.

— Он и мне не нравится, — оправдывалась она. — Но не мне с ним жить.

— Я не возражаю. Но учти — он мне не нравится.

Анхеспаамон засияла и тронула его за рукав. Муж повернулся к ней не сразу.

— Благодарю тебя. — Она прильнула к нему, и их губы слились в поцелуе. Затем, обсуждая предстоящие свадебные хлопоты, они медленно двинулись к дворцу.

Тутмос и немху ждали в приемной. Впрочем, не Тутмос, а брат его, Уна, которого фараон видел впервые.

— Ты брат начальника скульптора? — безошибочно догадался он.

— Да, повелитель, — поклонился Уна. Немху, стоявший рядом, последовал его примеру.

— Слушаю.

Уна поклонился вновь, после чего возбужденно заговорил.

— Мой фараон, да будешь ты цел, невредим, жив и здоров во веки вечные. Встречу с тобой устроил мне брат. К тебе попасть очень трудно. Дело в том, что со вчерашнего дня куда-то исчезла моя невеста. Это немху, которого зовут Собекмос, её хозяин.

— Так она рабыня? — спросил фараон.

— Да, мой повелитель, рабыня. Однако она вчера должна была заплатить хозяину свой выкуп. Вчера, во второй половине дня, она ушла из дому и куда-то исчезла. Я прошу тебя начать поиски.

Тутанхамон вспомнил, что недавно подписал указ о введении Уны в хонты. Хонт и рабыня? Странно.

— А… это та самая финикийка? — спросил он.

— Повелитель, — поклонился Собекмос, — она украла у меня длинную веревку.

Уна сердито покосился на Собекмоса.

— Я верну тебе твою веревку или её стоимость, — раздраженно сказал он. — Повелитель, прикажи найти её.

— А, может, она где-нибудь… — фараон многозначительно взглянул на Уну.

— Нет, нет, — перебил его хонт, — это исключено.

Фараон усмехнулся. До сих пор ему не приходилось разыскивать чужих невест. Но Уна брат Тутмоса, его преданного служителя. Не помочь нельзя.

— Вот что, — поднялся, наконец, Тутанхамон. — Я поручу это дело верховному жрецу. Идите к нему, он примет вас.

Жених и хозяин рабыни Истерим молча поклонились и ушли.

Тутанхамон вызвал слугу и велел ему немедленно разыскать Эйе. Минут через пятнадцать появился Эйе и поприветствовал фараона.