– Ах, как вкусно пахнет, вроде свежего яблочного пюре.

– Вероятно, там яблоневый сад, – сказал Тревиз, – и, насколько я понимаю, там делают яблочное пюре.

– А вот на вашем корабле, – заметила Блис, – пахнет вроде… одним словом, ужасно.

– Вы не жаловались, когда были на нем, – заметил Тревиз.

– Я хотела быть вежливой. Я же была гостьей.

– А сейчас вы уже не хотите быть вежливой?

– Сейчас я дома, а вы – гости. Теперь ваша очередь быть вежливыми.

Пилорат попытался сгладить:

– Вероятно, она права насчет запаха, Голан. Есть какой-нибудь способ проветрить корабль?

– Да, – агрессивно ответил Тревиз, – Это вполне можно сделать, уверившись в том, что корабль не будет уничтожен. Это маленькое создание уже показало нам, какую необычную силу применила.

Блис вытянулась во весь рост.

– Я вовсе не маленькая. А если для очистки корабля нужно оставить его в покое, то, уверяю вас, мы с удовольствием оставим его в покое.

– А затем нас возьмет кто-то, кого вы называете Геей? – спросил Тревиз.

Блис с улыбкой посмотрела на него.

– Не знаю, поверите ли вы мне, Трев, но Гея – я.

Тревиз оторопел. Он часто слышал выражение «собраться с мыслями», которое использовалось метафорически, но впервые в жизни почувствовал, что его вовлекли в этот процесс буквально. Наконец, он спросил:

– Вы?

– Да. И почва. И деревья. И вон тот кролик на траве. И человек, которого вы видите за деревьями. Вся планета и все на ней – это Гея. Мы все индивидуальны, все раздельные организмы, но все мы делим общее сознание.

Неодушевленная планета участвует в этом меньше всех, различные формы жизни – в разной степени, а человеческие существа – больше всех, но участвуем мы все.

– Я думаю, Голан, – сказал Пилорат, – она хочет сказать, что Гея – нечто вроде группового сознания.

Тревиз кивнул.

– Я так и понял. В таком случае, Блис, кто правит этим миром?

– Он сам управляется. Деревья растут рядами по собственному разумению. Они множатся только в том случае, если надо заменить погибшие по какой-то причине деревья. Люди снимают урожай яблок, сколько потребно, животные, включая насекомых, едят свою долю – и только свою.

– Значит, насекомые знают свою долю?

– Да, знают, – в какой-то степени. Дождь идет, когда нужно. Бывает и очень сильный, когда это необходимо, а бывает и сухая погода – когда она нужна.

– И дождь знает, что делать?

– Да, знает, – очень серьезно сказала Блис. – Разве клетки вашего тела не знают, что им делать? Когда расти, а когда перестать? Когда формировать какую-то субстанцию, а когда – нет, а если формируют, то сколько – больше или меньше? Каждая клетка, в определенном смысле, независимый химический фактор, но все идет из общего фонда сырых материалов, приносимых общей транспортной системой, все расходится по общим каналам, все распределяется общегрупповым сознанием.

– Это же замечательно! – воскликнул Пилорат с явным энтузиазмом. – Вы хотите сказать, что планета есть суперорганизм, а вы – его клетки?

– Я привела аналогию. Мы аналогичны клеткам, но не идентичны им – вы понимаете?

– Стало быть, вы не клетки? – сказал Тревиз.

– Мы сами составляем клетки, имеем групповое сознание, то же касается и клеток. Групповое сознание – это сознание индивидуального организма, в моем случае, человеческого существа.

– С телом, за которое умирают мужчины?

– Именно. Мое сознание далеко опередило сознание любой индивидуальной клетки, невероятно далеко. Тот факт, что мы являемся частью этого большого группового сознания на высшем уровне, не низводит нас до уровня клетки. Я остаюсь человеческим существом, но над нами есть групповое сознание, настолько же недостижимое для меня, насколько мое сознание превышает сознание мускульной клетки моего организма.

– Но кто-то ведь приказал захватить наш корабль, – возразил Тревиз.

– Нет, не кто-то. Гея приказала. Мы все приказали.

– Деревья и земля тоже?

– Они очень мало участвуют, но, все-таки, участвуют. Видите ли, если музыкант пишет симфонию, разве вы станете спрашивать, какая клетка его тела приказывает симфонии быть написанной и проверяет ее гармонию?

– Да, да… я понимаю, – сказал Пилорат. – Групповой мозг настолько же сильнее индивидуального, насколько мускул тела сильнее индивидуальной клетки мышцы. Следовательно, Гея могла захватить наш корабль на расстоянии, управляя нашим компьютером, в то время как ни один индивидуальный мозг на планете не мог этого сделать.

– Вы прекрасно поняли, Пил, – сказала Блис.

– Я тоже понял, – сказал Тревиз. – Понять это не так уж трудно. Но что вы хотите от нас? Мы не собирались нападать на Гею, мы пришли только за информацией. Почему вы захватили нас?

– Чтобы поговорить с вами.

– Вы могли прекрасно сделать это на корабле. Блис серьезно покачала головой.

– Не мне это делать.

– Разве вы не часть группового мозга?

– Да, но я не могу летать как птица, жужжать, как насекомое, или вырасти такой, как дерево. Я делаю то, что лучше для меня, хотя я легко воспринимаю знания.

– Кто решил не вкладывать его в вас?

– Мы все.

– Кто же даст нам информацию?

– Дом.

– Кто такой Дом?

– Ну – его полное имя Эндомандиовизаморондеязо… и так далее. Разные люди в разное время зовут его по-разному, но я знаю его как Дома и думаю, что вы так же хорошо воспользуетесь этим слогом. Дом, наверное, больше часть Геи, чем кто-нибудь на планете, и он живет на этом острове. Он просил встречи с вами, и ему дали согласие.

– Кто дал? – спросил Тревиз и тут же сам себе и ответил. – Да, знаю, вы все.

Блис кивнула. Пилорат спросил:

– Когда мы увидим Дома, Блис?

– Прямо сейчас. Если вы пойдете за мной, я приведу вас прямо к нему.

– И затем вы уйдете? – спросил Пилорат.

– А вы не хотите этого?

– По правде сказать, нет.

– Значит, и вы реагируете на мое присутствие, – констатировала Блис, пока они шли по дороге мимо сада. – Мужчины склонны слушаться каждого моего слова. Даже почтенных старцев охватывает мальчишеский жар.

Пилорат засмеялся.

– Я бы не сказал, что у меня много мальчишеского жара, Блис, но если бы он у меня был… Я бы решился рассчитывать на вашу взаимность.

– О, не принижайте свой темперамент! Я работаю удивительно.

Тревиз с нетерпением спросил:

– Когда мы придем туда, куда идем, долго ли нам придется ждать этого самого Дома?

– Он будет ждать вас! В конце концов, Дом через Гею работал не один год, чтобы привести вас сюда.

Тревиз остановился на полушаге и быстро взглянул на Пилората, который торжественно изрек:

– Вы были правы.

Блис, глядя себе под ноги, спокойно призналась.

– Я знаю, Трев, вы подозревали, что я-мы-Гея интересовались вами.

– Я-мы-Гея? – мягко повторил Пилорат. Она повернулась и улыбнулась ему.

– У нас целый комплекс разных произношений для выражения индивидуальности.

Я могла бы объяснить их вам, но не раньше, чем «я-мы-Гея» пройдет через то, что напоминает хождение ощупью. Пожалуйста, пойдемте, Трев. Дом ждет, а я не хотела бы заставлять вас двигаться против вашей воли. Это очень неприятное ощущение, если вы не привыкли к нему.

Тревиз двинулся. Его взгляд был полон подозрения.

Дом был пожилым человеком. Он изложил двести пятьдесят три слога своего имени в музыкальной напевности тона и ударения.

– В известном смысле, – сказал он, – это моя краткая биография. Имя говорит слушателю или читателю, или сенсору – кто я такой, какую часть целого я составляю, что я выполнил. Однако уже пятьдесят дет, если не больше, я удовлетворен, что меня называют Дом. Когда есть другие Домы, меня могут называть Домандио, и в моих разнообразных профессиональных отношениях используются и другие варианты. Один раз в году, в день моего рождения, мысленно передается мое полное имя, как я только что произнес его для вас голосом. Это очень эффектно, но при личном пользовании затруднительно.