Мы на двор не пошли, а поехали домой и побежали к бабушке в столовую, где все сидели за завтраком и, захлебываясь от восторга, делились своими впечатлениями. Я помню, что у отца болело горло и поэтому он не поехал на парад.

Конная гвардия считалась в нашем доме своим родным полком. Наш дед, великий князь Константин Николаевич, с детства числился в ней. Отец и дяденька, а также их старший брат Николай Константинович числились в конной гвардии с самого рождения. Поэтому Иоанчик с раннего детства решил, что тоже будет конногвардейцем и действительно прослужил в полку десять лет – до самой революции, беззаветно любя его. Последние годы перед войной Иоанчик тоже назначался ассистентом к штандартам на Благовещенском параде – как в свое время наш отец и дед. Таким образом – три поколения нашей семьи стояли на том же самом месте, на том же самом параде.

В 1897 году три главы великих держав приезжали в Россию с визитом к государю. Весной приехал австрийский император Франц-Иосиф, летом – германский император Вильгельм II с императрицей Августой-Викторией, а также президент Французской Республики Феликс Фор.

В день приезда австрийского императора Тинтин, Иоанчик и я пошли к Зимнему дворцу и стали на Дворцовой площади, неподалеку от подъезда ее величества, чтобы видеть приезд государя вместе с императором. По пути проезда государя и австрийского императора, от Николаевского вокзала вплоть до Зимнего дворца, шпалерами стояли войска. Государь вместе с императором приехали в коляске; государь был в австрийской форме, а император – в форме лейб-гвардии Кексгольмского полка, шефом которого он состоял. Как мне помнится, у него пальто было надето внакидку. Когда коляска остановилась перед подъездом, он выскочил из нее, как молодой человек, несмотря на свои шестьдесят пять лет.

По случаю приезда австрийского императора на Марсовом поле был устроен парад. Нас с Иоанчиком привезли в ландо, из которого мы смотрели на прохождение войск. Государь лично командовал парадом и потому все время был с вынутой шашкой. Став во главе войск, он, проезжая перед императором, салютовал ему шашкой и, заехав галопом, стал рядом с ним. За государем ехала громадная свита, которая тоже заехала галопом и стала позади императоров. Я помню, скачущими в свите, великих князей Андрея Владимировича и Александра Михайловича. За императорами стояли два трубача, конвойца, а рядом с ними – приехавший вместе с императором эрцгерцог Оттон Австрийский, отец последнего австрийского императора Карла.

Отец был тогда командиром Преображенского полка и провел его перед двумя императорами. Он, как и государь, был в ленте ордена Святого Стефана. Дяденька был очень эффектен перед конногренадерами, в особенности, когда заезжал к государю полевым галопом. Он и его лошадь составляли одно целое, лошадь шла под ним, как часы. Совершенно было незаметно, как дяденька ею управляет.

Парад окончился атакой кавалерии. Эта атака была гвоздем всего парада. В конце Марсова поля выстроилась вся бывшая на параде конница, то есть две дивизии. По приказанию государя два конвойных трубача, стоявших за ним, сыграли сигнал “карьер”. Тогда по команде великого князя Николая Николаевича вся масса конницы ринулась в карьер на императоров. Николай Николаевич скакал перед серединой всей этой массы, а непосредственно за ним – дяденька, за которым скакали конногренадеры на вороных лошадях, в черных касках с поперечным волосяным гребнем.

Картина была поистине величественная и даже жуткая. Николай Николаевич остановился в нескольких шагах от императоров и скомандовал: “Стой! Равняйсь!” Вся скакавшая масса конницы в один миг остановилась перед императорами. Николай Николаевич повернулся к ней лицом и скомандовал: “Палаши, шашки, сабли вон, пики в руку, слушай!” Блеснули на солнце палаши, шашки и сабли. “Господа офицеры!” – снова раздался голос Николая Николаевича. Офицеры опустили оружие, отдавая честь, а трубачи заиграли Гвардейский поход, Николай Николаевич и дяденька повернулись, с опущенными шашками, лицом к императорам. Австрийский император подъехал к Николаю Николаевичу и пожал ему руку.

Германский император с императрицей и Феликс Фор приезжали летом в Петергоф, когда мы были в Павловске, и поэтому мы их не видели. По случаю их приезда были парады и разные торжества. Для германского императора был парадный спектакль в Петергофе на одном из островов на озере. Германский император назначил нашего отца шефом Прусского 5-го гвардейско-гренадерского полка. Отец заказал себе немецкую форму и снялся в ней. Он подарил фотографию в немецком мундире няне Ваве и написал на ней: “Твой питомец в виде супостата”.

Я зачислен в Первый Московский корпус – Строевые занятия и ручной труд – Сам чищу себе сапоги – Поездка в Москву – В корпусе в Лефортово и у дяди, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича – Моя тетя поразительно красива и очень изящна

5 сентября 1900 года, в день именин матушки, Иоанчик и я были зачислены в кадетские корпуса: Иоанчик – в Первый, а я – в Первый Московский. Отец определил нас в корпуса по их старшинству: Иоанчика, как старшего, – в самый старший корпус, а меня – в следующий по старшинству. Когда дошла очередь до братьев, Константина зачислили в Нижегородский, Олега – в Полоцкий, Игоря – в Петровско-Полтавский и, наконец, Георгия – в Орловский Бахтина.

Мы узнали об этом великом событии накануне вечером. Отец вручил Иоанчику и мне по приказу (за своей подписью) по военно-учебным заведениям, № 100-й, в котором было сказано о нашем зачислении. Мы были невыразимо счастливы, что будем носить военную форму, и действительно уже на следующий день на нас надели однобортные черные мундиры с гладкими медными пуговицами, черными же воротниками, с красными петлицами и золотым галуном, красный кушак, черные длинные штаны и фуражки с красным околышем и черной тульей с красным кантом. У Иоанчика были красные погоны с желтой цифрой и буквой, “I.K.” – Первый кадетский, а у меня красные погоны с синим кантом и с желтыми “I.M.” – Первый Московский.

Нам полагались черные шинели того же покроя, как у солдат, и простые сапоги с короткими грубой кожи голенищами, которые надевались под штаны. Мы могли носить белые замшевые перчатки. Дома же мы ходили в сурового полотна гимнастерках или в бушлатах.

Переехав в Петербург, мы стали ездить на строевые занятия в Первый кадетский корпус, на Васильевском острове, а также на уроки ручного труда. Все остальные предметы мы проходили у себя дома. Иоанчика зачислили в 4-й класс, а меня в 3-й, но на строевых занятиях в корпусе я был вместе с Иоанчиком.

Ручному труду нас обучал один из воспитателей корпуса подполковник Соловьев, а директором корпуса был полковник генерального штаба Покотило. Кадеты звали его “дядя Пуп”.

В 1900 году, осенью, государь император, живя в Крыму в Ливадии, заболел брюшным тифом. Когда после болезни он вернулся в Петербург, по всему пути, от вокзала до Зимнего дворца, были выстроены шпалерами войска, а кадеты были выстроены на Дворцовой площади. Я очень радовался тому, что буду встречать государя, но накануне почувствовал себя нездоровым, вечером мне смерили температуру, оказался жар, и вместо Дворцовой площади я попал в постель. Я был в отчаянии и даже плакал. Иоанчик пошел один. Он рассказывал потом, что едва видел государя, так как их величества ехали в закрытой карете. Мне помнится, говорили, что государь был недоволен, что ему подали карету, благодаря чему он плохо видел войска, как и они его. Я лично думаю, что ему подали карету нарочно, чтобы он не простудился после болезни, возвращаясь из теплого крымского климата в холодный Петербург.

Отец, став во главе военно-учебных заведений, начал приводить их в более военный вид. Так, корпуса снова, как в прежние времена, стали выносить в строй свои знамена. Возвращение знамени совершалось в торжественной обстановке, обыкновенно отец сам при этом присутствовал. Мне кажется, что это торжество в Первом кадетском корпусе совпало с праздником корпуса, 17 февраля 1901 года.