Того, кто говорит, и обратившись,
Я видел семь светильников златых.
И посреди их пламенников – мужа,
Подиром облеченного по стану
И в поясе из золота – по персям.
Его глава и волосы сияли,
Как горный снег, как белая ярина,
И точно пламень огненный – глаза.
Стопы его – халколиван горящий,
Как будто раскаленные в горниле,
И глас его был шумом многих вод.
Семь звезд в его деснице, меч струился
Из уст его, и лик его – как солнце,
Блистающее в славе сил своих.
И, увидав, я пал пред ним, как мертвый.
1903—1906
СОН
Из книги пророка Даниила
Царь! Вот твой сон: блистал перед тобою
Среди долин огромный истукан,
Поправший землю глиняной стопою.
Червонный лик был истукану дан,
Из серебра имел он грудь и длани,
Из меди – бедра мощные и стан.
Но пробил час, назначенный заране, —
И сорвался в долину сам собой
Тяжелый камень с дальней горной грани.
Царь! Пробил час, назначенный судьбой:
Тот камень пал, смешав металлы с глиной,
И поднял прах, как пыль над молотьбой.
Бог сокрушил металла блеск в единый
И краткий миг: развеял без следа,
А камень стал великою вершиной.
Он овладел вселенной. Навсегда.
1903-1906
БАБА-ЯГА
Гулкий шум в лесу нагоняет сон —
К ночи на море пал сырой туман.
Окружен со всех с четырех сторон
Темной осенью островок Буян.
А еще темней – мой холодный сруб,
Где ни вздуть огня, ни топить не смей.
А в окно глядит только бурый дуб,
Под которым смерть закопал Кощей.
Я состарилась, изболелась вся —
Десять сот годов берегу ларец.
Будь огонь в светце – я б погрелася,
Будь дрова в печи – похлебала щец.
Да огонь – в морях мореходу весть,
Да на сотню верст слышен дым от лык…
Черт тебе велел к черту в слуги лезть,
Дура старая, неразумный шлык!
ЧУЖАЯ
Ты чужая, но любишь,
Любишь только меня.
Ты меня не забудешь
До последнего дня.
Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила —
Он не видел лица.
Ты с ним женщиной стала,
Но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье
Простоты, красоты!
Будут снова измены…
Но один только раз
Так застенчиво светит
Нежность любящих глаз.
Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда…
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!
1906
КАМЕННАЯ БАБА
От зноя травы сухи и мертвы.
Степь – без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошадиной головы.
Вот снова – Каменная Баба.
Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя… А ты
Мне улыбаешься несмело.
О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем?
– Не Бог, не Бог нас создал. Это мы
Богов творили рабским сердцем.
1903-1906
ПЕСНЯ
Я – простая девка на баштане,
Он – рыбак, веселый человек.
Тонет белый парус на Лимане,
Много видел он морей и рек.
Говорят, гречанки на Босфоре
Хороши… А я черна, худа.
Утопает белый парус в море —
Может, не вернется никогда!
Буду ждать в погоду, в непогоду…
Не дождусь – с баштана разочтусь,
Выйду к морю, брошу перстень в воду
И косою черной удавлюсь.
1903-1906
ПУГАЛО
На з а дворках, за ригами
Богатых мужиков,
Стоит оно, родимое,
Одиннадцать веков.
Под шапкою лохматою —
Дубинка-голова.
Крестом по ветру треплются
Пустые рукава.
Старновкой – чистым золотом!—
Набит его чекмень,
На зависть на великую
Соседних деревень…
Он, огород-то, выпахан,—
Уж есть и лебеда,
И глинка означается,—
Да это не беда!
Не много дел и пугалу…
Да разве огород
Такое уж сокровище?—
Пугался бы народ!
1907
Леса в жемчужном инее…
Леса в жемчужном инее. Морозно.
Поет из телеграфного столба
То весело, то жалобно, то грозно
Звенящим гулом темная судьба.
Молчит и внемлет белая долина.
И все победней ярче и пышней
Горит, дрожит и блещет хвост павлина
Стоцветными алмазами над ней.
1907
РЫБАЛКА
Вода за холодные серые дни в октябре
На отмелях спала – прозрачная стала и чистая.
В песке обнаженном оттиснулась лапка лучистая:
Рыбалка сидела на утренней ранней заре.
В болоте лесном, под высоким коричневым шпажником,
Где цепкая тина с листвою купав сплетена,
Все лето жила, тосковала о др у жке она,
О дружке, убитой заезжим охотником-бражником.
Зарею она улетела за дальний Дунай —
И горе забудет. Но жизнь дорожит и рыбалкою:
Ей надо помучить кого-нибудь песенкой жалкою —
И Груня жалкует, поет… Вспоминай, вспоминай!
1907
Шла сиротка пыльной дорогой…
Шла сиротка пыльной дорогой,
На степи боялась заблудиться.
Встретился прохожий, глянул строго,
К мачехе велел ей воротиться.
Долгими лугами шла сиротка,
Плакала, боялась темной ночи.
Повстречался ангел, глянул кротко
И потупил ангельские очи.
По пригоркам шла сиротка, стала
Подниматься тропочкой неровной.
Встретился Господь у перевала,
Глянул милосердно и любовно.
«Не трудись, – сказал Он, не разбудишь
матери в ее могиле тесной:
Ты Моей, сиротка, дочкой будешь», —
И увел сиротку в рай небесный.
1907
КОШКА
Кошка в крапиве за домом жила.
Дом обветшалый молчал, как могила.
Кошка в него по ночам приходила
И замирала напротив стола.
Стол обращен к образам – позабыли,
Стол как стоял, так остался. В углу
Каплями воск затвердел на полу —
Это горевшие свечи оплыли.
Помнишь? Лежит старичок-холостяк:
Кротко закрыты ресницы – и кротко
В черненький галстук воткнулась бородка.
Свечи пылают, дрожит нависающий мрак…
Темен теперь этот дом по ночам.
Кошка приходит и светит глазами.
Угол мерцает во тьме образами.
Ветер шумит по печам.
1907
ХРАМ СОЛНЦА
Шесть золотистых мраморных колонн,
Безбрежная зеленая долина,
Ливан в снегу и неба синий склон.
Я видел Нил и Сфинкса-исполина,
Я видел пирамиды: ты сильней,
Прекрасней, допотопная руина!
Там глыбы желто-пепельных камней,
Забытые могилы в океане
Нагих песков. Здесь радость юных дней.
Патриархально-царственные ткани —
Снегов и скал продольные ряды —
Лежат, как пестрый талес на Ливане.
Под ним луга, зеленые сады
И сладостный, как горная прохлада,
Шум быстрой малахитовой воды.
Под ним стоянка первого номада.
И пусть она забвенна и пуста:
Бессмертным солнцем светит колоннада.
В блаженный мир ведут ее врата.
6 мая 1907, Баальбек
С КОРАБЛЯ
Для жизни жизнь! Вон пенные буруны
У сизых каменистых берегов.
Вон красный киль давно разбитой шкуны.
Но кто жалеет мертвых рыбаков?
В сыром песке на солнце сохнут кости…
Но радость неба, свет и бирюза,
Еще свежей при утреннем норд-осте —
И блеск костей лишь радует глаза.
1907
ТЕЗЕЙ
