– Лишь тем, что мог огорчить Отца… Асила, – медлительно отозвался Круч, и в очах его блеснуло волнение. – Думаю, Отец и гневался на батуре ноне, потому что я изменил его замыслы и поступил по своему.
– Нет. Бог Асил гневался не из-за вас, – незамедлительно молвила Отеть, которой было дозволено и соврать, коль сие касалось состояния Круча. – Он гневался, потому как Бог Усач прислал дурное известие… В Галактике Крепь появилась межзвездная круговерть и теперь Богу Асилу придется вас оставлять и срочно лететь на помощь вашему брату… А вы ведь знаете, как не любит вас оставлять Бог Асил. Тем паче это запретил делать Господь Перший.
– Круговерть? – переспросил младший Атеф и пронзительно воззрился в лицо создания так, что у того мгновенно увеличились в размерах очи и уголки последних въехали в виски.
– Ага, круговерть… Наверно вас придется пока отправить на маковку четвертой планеты, к Господу Першему, ибо Бог Асил тревожится, что его отсутствие затянется… Посему Бог нынче и гневался, – продолжила толкование Отеть и закивала своей круглой головой самую малость, сплющенной в макушке и немножко вроде растянутой в районе щек. – Так, что я могу позвать сюда Бога Асила, абы вы обсудили его отбытие, и коли вас беспокоит произошедшее с госпожой Есиславой.
– Конечно, можешь, – вяло отозвался Круч, словно не очень доверяя молви Отети или все же ощущая за собой вину. – И вообще не зачем, чтобы Отец о встрече со мной договаривался через тебя… к чему это?..
Впрочем, Отеть уже вскочив с корня побежала в направление того места в стене, чрез кое и появилась в зале. Однако, на энтот раз она не покинула помещение, а лишь всунув голову, право молвить, точно тюкнувшись в сияние, на доли мига замерла. Таким образом, что бурая полоса, поглотив ее головешку и до середины грудь, оставила со стороны залы токмо другую половину туловища и конечности. Также резко, как Отеть вогнала в стену себя, минуту спустя, она вырвала из недр сияния свою голову и развернулась в сторону Круча. А бурое сияние в стене, медленно сменилось на густо-зеленое, после сызнова полыхнула лазурь и в залу вступил в зареве света Асил. Он неспешно оглядел само помещение, и с теплотой воззрившись на сына, весьма скорой поступью направился к пню, что воочью замещал собой его трон, да тотчас следом за ним поспешила Отеть. И если старший Атеф воссел на свой трон степенно, то создание гулко плюхнулось на завиток корней подле ног Круча.
– Отец, – молвил Круч, он явно страшился, что Асил ему станет высказывать и, чтоб того не допустить заговорил о менее значимом. – Зачем, ты, всяк раз свою встречу со мной обговариваешь через Отеть… Разве неможно данное правило никак изменить?
– Нет, мой милый, никак. Перший на том настаивает. И я не стану менять, что-либо из распоряжений брата, – очень мягко пояснил Асил, и, опершись об ослон-щепу пенька, нежно улыбнулся сыну. – Знаю, все указания нашего Отца направлены, або тебе, моя любезность, было хорошо. Я, что хотел тебе сказать…
– Прости, – нежданно резко перебив старшего Атефа на полуслове дыхнул Круч, и закрыл лицо расставленными ладонями, стараясь сокрыть свои чувства. – Прости Отец, что расстроил наши с тобой замыслы по поводу Есиньки. Но я уверен, что поступил правильно… Ибо девочка… плоть умерла… Я дотронулся до нее, но сердце не билось, она не дышала… И знаешь Стынь был прав лучица отключилась, никак не откликнулась на наше с ним присутствие.
– Мой драгоценный… малецык… что ты? – полюбовно протянул Асил… и легохонько стукнул дланью по поверхности своего трона, оный также, как и корни, наблюдался гладким.
И немедля сиденье, на котором расположился Круч, энергично дернулось. Корень, что его удерживал, принялся чуть слышимо покряхтывая, втягиваться в поверхность пня. При этом само сидение вместе с Богом начало медленно приближаться к трону. Шибутно качнулась сидящая в ногах Круча на изогнутом корешке Отеть и повалилась в образовавшуюся прореху, гулко плюхнувшись на гладь мраморного пола.
Сиденье медлительно поравнялось с троном старшего Атефа, остановив свое движение в непосредственной от него вблизи. Асил торопко обвил руками голову сына, и, притянув его всего к себе, прижал к груди, с тем облобызав лоб и кончики его тонких конической формы перст.
– Мой бесценный, драгость, любезность… что ты… – умягчено дыхнул Асил, все еще трепетно прикасаясь ко лбу сына и с тем вспенивая на его коже золотое сияние. – Ты не расстроил наши замыслы. Поступил, несомненно, правильно, не стоит так расстраиваться, ведь я давеча говорил. Зачем, сызнова поднимать это толкование.
На ноги зараз вскочила Отеть, и, повернув в сторону Бога голову, мощно полыхнула нежданно ставшими почти пурпурными очами. Черты ее лица дюже неприветливо исказились и сама кожа пошла крупными пурпурными пежинами. Нечисть стремительно вскинула вверх руку и наотмашь вдарила себя по лбу. Те действия создания окромя Асила никто не видел, потому как Круч сидел к Отети спиной. Впрочем, и старший Атеф по первому на них никак не отреагировал, лишь резко смолк, одначе, продолжив голубить рукой волосы сына и явственно… степенно наполняться гневом. Поелику не только коричневые радужки его глаз многажды расширившись и побледнев приобрели желтый цвет, но и тягостно сотряслось платиновое деревце в венце принявшись окрашивать в красные тона не только листочки, но и плоды. Отеть сызнова шибанула себя по лбу дланью, а после на мгновение замерла. Но, вероятно, всего-навсе затем, чтобы предав положенный цвет своей коже и глазам, очень властно сказать одноприродным, бас-баритону Першего, голосом:
– Прекратите сей же миг гневаться Бог Асил… То недопустимо обок младших Атефов… Возьмите себя в руки и глубоко вздохните.
– Я гневаюсь только на тебя, противное создание, – незамедлительно отозвался Асил, и крепче прижав к груди сына, точно сокрыл его от собственного недовольства. – Чего ты тут кривляешься, нешто сложно сказать, что хочешь… Зачем всяк раз так юродствовать, смотреть на тебя противно.
– Значит надо еще раз глубоко вздохнуть, а после выдохнуть, как учил вас Господь Перший, – все тем же голосом старшего Димурга отозвалось создание и само вторя своим словам неспешно задышало.
– Ох, если бы не Перший… не Отец. И не мое ему обещание, уже бы давно тебя испепелил, – тягостно добавил старший Атеф и медленно расплел свои руки, очевидно, собираясь, не обращая внимание на создание, продолжить толкование с сыном.
– Не спешно вздох… выдох… Гнев надобно уметь скрутить, не должно, чтобы он вами владел, – дополнила Отеть, переходя с бас-баритона на нежный, воркующий голос, не сводя взора со степенно приобретающего ровное золотое сияние лица Асила.
Старший Атеф выпустив из объятий Круча, легохонько отодвинул его от себя и ласково оглядел. Несмотря на несколько эмоциональное поведение Отети, благодаря ей Бог уже сообразил о допущенной в разговоре с сыном ошибки и теперь постарался ее исправить.
– Малецык, – молвил старший Атеф, и нежно огладил кожу щек сына кончиками пальцев. – Мы условились с Першим, что я осмотрю девочку и лучицу, так нам повелел поступить Родитель. Потому что поведение плоти о котором ты мне докладывал не есть нормальное. Это заметили не только мы, но и Сирин-создание. Не думаю, что это проблемы у девочки, скорее всего, что-то происходит с лучицей. И конечно, очень скверно… весьма скверно, мой милый, что у лучицы наблюдалось отключение во время смерти плоти. Я убежден, нам в любом случае пришлось бы отдать девочку Першему. Ибо я никогда не стал бы рисковать ее жизнью, уж итак дюже виноват пред Отцом. Да и потом, бесценный малецык, не только я, но и ты слышишь, как тоскует лучица по нашему Отцу. Сие вельми сложно пропускать через себя. У нашей милой лучицы такая мощная чувствительность… Я ощутил ее еще тогда, в жизни первой плоти, когда встречался с девочкой в капище Небо на земле. И понял вже тогда, что нет смысла за нее по настоящему соперничать. Потому все, что мы ноне делаем, направлено лишь на то, абы лучица возросла и ты, мой ненаглядный, Дажба, Стынь набрались опыта, попробовали свои способности и силы. А по поводу лучицы так я уверен, она выберет печищу Димургов… Если Перший ее не уступит. – Асил на чуток прервался, широко улыбнулся, и все своей любовью заглянув в глаза сына, досказал, – но в этот раз Отец явно никому ее не уступит.
