– С тобой невозможно разговаривать! – окончательно взбеленился Иван. – Он что, потрясающий любовник? Ты на это клюнула?

– Не знаю, – равнодушно пожала я плечами. – Не пробовала.

– Похоже, не врешь. Значит, польстилась на квартиру в центре. Помяни мои слова, это тебе еще аукнется. Наплачешься ты из-за этой квартиры горючими слезами.

Я промолчала. Интуитивно Иван угодил в точку: самым привлекательным моментом во всей этой авантюре для меня была именно большая квартира. Что ж, я не ангел, и определенная меркантильность мне тоже свойственна. К тому же я дико устала от вечного безденежья и зависимого положения: на те деньги, которые выдавал мне Иван, можно было только прокормить его самого. Все остальные расходы шли из моего кармана, а он, как легко догадаться, был отнюдь не бездонным.

В этот момент позвонил Володя: что-то ему понадобилось у меня уточнить. Трубку снял Иван и, не откладывая дела в долгий ящик, объявил, что я окончательно спятила, собираюсь разводиться и выходить замуж за какого-то старого богатого козла. «Богатый» – это были уже домыслы самого Ивана, я понятия не имела о финансовом положении Валерия, здраво рассуждая, что хуже, чем теперь, у меня с деньгами все равно не будет.

Машинисткой я подрабатывала потому, что в моем институте, в отделе научно-технической информации, платили не слишком много. Тогда-то Володька – спасибо ему большое! – и пристроил меня «халтурить» в издательство. То есть переводить невыносимо скучные тексты с английского на русский, но особого выбора у меня и не было. Зато не было и проблемы, на какие деньги купить новую пару колгот, пачку сигарет или даже что-то из косметики.

А вот когда выяснилось со временем, что все развалилось, что институт наш и сам по себе мало кому нужен, а уж тот отдел, где я трудилась – тем более, и меня быстренько сократили за ненадобностью, издательство, наоборот, стало частным, быстро набрало обороты и стало уже открыто издавать многочисленные переводные детективы и любовные романы.

Меня задействовали именно на детективах: с любовной лексикой и проблемами у меня наблюдалась явная напряженка, а описание погонь, перестрелок и прочих мочиловок удавались мне без проблем и достаточно лихо. Кстати, Валерий подобные мои занятия всячески поощрял и помогал, как добровольный редактор. Но я отвлеклась.

После разговора по телефону с Володей Иван куда-то уехал, причем часов на несколько, а, вернувшись, заявил, что я свободна делать любые глупости, доверенность на развод он подпишет хоть сейчас, только прежде нужно поговорить с сыном и выяснить его отношение к ситуации.

Много позже я узнала (от Алешки, кстати), что в тот день Иван ездил к Володе и тот сумел найти правильные слова о том, что разбитую чашку не склеишь, во-первых, а во-вторых, очень даже неплохо для разнообразия пожить холостяком, тем более что вокруг – масса красивых, умных и сексуальных женщин.

Разговора с Алешкой я побаивалась, но, как выяснилось, зря. Мое двенадцатилетнее чадо довольно быстро взвесило все плюсы и минусы, определило возможность учебы за границей, как «клевое», и сказал, что жить пока будет там, где его меньше будут доставать нотациями, потому что в остальном он одинаково нежно относится и к отцу и к матери. Ласковый теленок…

В общем, тогда судьбу мою решил тоже Володя. Смешно, но счастье, пусть и недолгое, я получила из рук человека, которого так и не перестала любить. Ох, судьбы человеческие, кто вас выдумывает? А может быть, он по-своему меня тоже все-таки любил? Или… и сейчас – любит?

***

Это было одной из его тщательно оберегавшихся тайн: неприязнь к людям вообще. Не к какому-то конкретному человеку или группе людей, а ко всем без исключения. Мужчины раздражали своей грубостью, тупостью и, в подавляющем большинстве – неряшеством. Женщины вызывали тихое бешенство пустой болтовней, отсутствием логики, корыстностью и дурным вкусом. Он ненавидел людей, но вынужден был с ними общаться. Он мог терпеть только очень немногих, крайне немногих, которые исхитрялись не раздражать, а хотя бы немного развлекать его, ни на миллиметр при этом не вторгаясь в его собственную жизнь.

Утром я долго не могла сообразить, где я, и что происходит. Накануне заснула практически мгновенно, как провалилась, и впервые за долгое время проспала без малейшего перерыва… Сколько же я проспала? Я взглянула на часы у изголовья и ахнула: половина двенадцатого. Ничего себе!

Накинув халат, я раздвинула шторы и даже зажмурилась: до того яркий и прекрасный день был за окном. Безоблачное небо, промытая, по-видимому, ночным дождем зелень, аромат цветов… Сказка, а не пробуждение. Права была Маринка, притащив меня в этот рай, тридцать раз права!

Я привела себя в относительный порядок и спустилась на первый этаж, где, как мне помнилось, была кухня, и мне могли налить чашку кофе. Кухню я нашла без проблем, но вот со всем остальным получилось хуже: вокруг стояло столько агрегатов, блистающих хромом и никелем, что назначение половины я просто не могла угадать.

Слава Богу, электрическим чайником я пользоваться умела, оставалось только найти кофе, хоть бы и растворимый, сахар и какой-нибудь сухарик. Главное, никого в доме, судя по тишине не было: Маринка и ее отец давным-давно уехала на работу, где может быть в это время Софья Михайловна, я понятия не имела, а беспокоить Володю здесь, судя по всему, было не принято.

В этот момент за моей спиной раздались легкие шаги, я вздрогнула и выпустила из рук дверцу шкафчика, которая довольно громко захлопнулась. И тут же услышала характерный Володин смешок:

– Попалась, соня!

Всегда удивлялась, как при своих габаритах – рост два метра и вес под сто килограмм – мой друг исхитрялся при движении производить так мало шума. Чем-то он напоминал мне графа Фоско из «Женщины в белом», только что оперные арии не распевал и в пристрастии к белым мышам замечен не был.

– Ты меня заикой сделаешь, – проворчала я. – Разве можно так подкрадываться и людей пугать?

– Между прочим, доброе утро. Или добрый день – у кого как.

– Доброе утро, – виновато отозвалась я. – Ты разве еще не завтракал?

– Обижаешь, подруга. Я тут встаю раньше всех, в шесть утра уже за компьютером, так что сейчас у меня по расписанию честно заработанный ланч.

– Я не помешаю? – преувеличенно-светски осведомилась я. – Тут, кажется, все вокруг тебя на пуантах ходят, боятся лишний раз вздохнуть.

– Бояться – значит, уважают, – отшутился Володя. – Нет, я просто не терплю, когда вламываются ко мне в кабинет, а в остальных помещениях, равно как и вне их, я доступен и демократичен. Иногда даже добр.

– Это когда же? – прищурилась я.

– А вот сейчас, например. Настолько добр, что научу тебя пользоваться кофеваркой и тостером. В смысле, здешними моделями. Ты же не с Урала, правда?

– Скрупулезно подмечено, – согласилась я. – Не с Урала. Но кофеваркой вообще пользоваться не умею, дома у меня кофе растворимый, верх пижонства – кофе в турке. Так что будь действительно добрым мальчиком и помоги старой, немощной подруге.

Володя начал колдовать над довольно сложными, с моей точки зрения, приборами, попутно объясняя мне, как ими надлежит пользоваться. В результате довольно продолжительных – минут пятнадцать не меньше – манипуляций он соорудил мне чашку кофе с молоком и два горячих тоста с сыром, а себе – черный кофе и приличных размеров пиццу. Должна сказать, что готовить Володя всегда умел и, главное, любил. Во всяком случае, пока не был женат.

– Слушай, немощная подруга, я тут пошарил в Интернете, пока ты отсыпалась, и обнаружил старый, добрый рецепт от малокровия. По-моему, тебе не помешает, даже поможет. А Маринка привезет специальные таблетки, которые принимают те, кто случайно хватает дозу радиации или, как в твоем случае, травится ртутью. Месяц попринимаешь – будешь как новенькая, хоть снова под венец.