На лепестке ромашки, на лугу заброшенном
Она сидела и покачивала ножками…
Он бегал по цветку играя гаммы
На белых клавишах — такой — в панаме,
И в шортах пряча леденец, на память
Который подарила ему мама
Отправив пастушком на дальнюю поляну.
Она, склонив головку, подпевая,
Внимала звукам, посланным из Рая.
Его мелодия для верности гармонии,
Прохладным ветром по краям чуть скомканная,
Вторила перезвону медных колокольчиков,
В которые бокастые коровы били, емко
Поддакивая хрусту вафельной соломки
Травы, просыпанной сквозь дыры, из холстины
Огромного мешка, что за спиной болтался
У Авина, бегущего по небу, с облако на облако.
И вдруг, пятнистая, от удовольствий, в обмороке,
Об бок корова хлестанула себя «плетью»
Хвостом, чтоб слепень не мешал играть им, детям!
С ударом этим перевернута страница!
Волной поднялись в воздух партитура, лица
Берез и лип и тополей по кругу, вдоль поляны
Не закружились, нет, они качались, в ямы
Воздушные то падая, взлетая, улыбаясь, сцена
Вначале медленно, потом быстрее, стены
Все дальше, дальше, удалялись, небо
Спадало на луга туманом свежим.
И Авин на траву сошел. Улегся рядом.
Лаская взглядом подружку пастуха.
Ночь. Тишина. Костерчик сделан.
И над поляной ломтик белый.
Обедать! — Услышал пастушок от мамы…
И замолчали гаммы. Поэт ушел.
Остался Бог, пасущий лани
Бокастых, северных коров,
С мохнатыми ресницами,
Влачащих вымя до земли, с таврами
Пачатями стихов «от Авина»…
