Сокровеннейшая суть, глубинный смысл религии — если оставить в стороне внешнюю организацию религиозной догмы, культа, обряда и символа — есть поиск Бога и обретение Бога. Она устремлена к открытию Бесконечного, Абсолютного, Единого, Божественного, которое объединяет все эти понятия и все же является не абстракцией, но Существом. Она проявляется в искреннем переживании истинных и сокровенных отношений между человеком и Богом — отношений, подразумевающих единство и различие, озаренное знание и экстатическую любовь и восторг, абсолютное подчинение и служение, преображение каждого элемента нашего существования из обычного его состояния в страстное стремление человека к Божественному и ни-схождение Божественного в человека. Все это не имеет ничего общего со сферой разума или полем его нормальной деятельности; цель религии, ее сфера, ее процессы супрарациональны. Знания Бога нельзя достичь путем взвешивания слабых доводов разума за или против Его существования; знания Бога можно достичь только через самопреодоление и полную самоотдачу, устремленность и духовный опыт. Причем этот опыт осуществляется вовсе не в результате каких-то рациональных научных экспериментов или рационального философского мышления. Даже в тех частях религиозной дисциплины, которые по виду более всего напоминают научный эксперимент, метод заключается в переживании вещей, превосходящих разум и его ограниченную сферу действия. Даже в тех частях религиозного знания, которые по виду более всего напоминают результаты интеллектуальной деятельности, озаряющими силами являются вовсе не воображение, логика и рациональное суждение, но откровения, вдохновение, наития, интуитивные прозрения, которые нисходят на нас с плана супрарационального света. Любовь к Богу — это бесконечное и абсолютное чувство, которое не допускает никаких ограничений, установленных разумом, и не пользуется языком разума в своем почитании и поклонении; радость в Боге — это покой и блаженство, превосходящие всякое понимание. Подчинить себя Богу — значит подчинить все свое существо супрарациональному свету, воле, силе и любви, и служение Ему не признает компромиссов с жизнью, в которых практический разум человека видит главное достоинство своего обычного образа действий в мирском существовании. Везде, где религия действительно находит себя, где она открывается собственному своему духу (а существует множество таких религиозных практик, которые не основательны, не совершенны, не вполне искренни, не вполне уверены в своем методе и склонны прислушиваться к суждениям разума), ее путь совершенен и ее достижения превосходят ментальные описания.
Конечно, разум играет свою роль в том, что касается этой высочайшей сферы нашего религиозного существования и опыта, но роль совершенно вторичную и второстепенную. Он не может установить закон для религиозной жизни, он не может по собственному своему праву сформировать систему божественного знания; он не может воспитать и развить божественную любовь и восторг; он не может поставить пределы духовному опыту или связать своими узами деятельность духовного человека. Единственное законное право разума это на своем собственном языке как можно лучше объяснить нашему рациональному и интеллектуальному существу истины, переживания и законы нашего супрарационального и духовного существа. Этим занималась духовная философия на Востоке и — куда более примитивным и несовершенным образом теология на Западе, и труд их приобретает великое значение в моменты, подобные настоящему, когда интеллект человечества после долгих блужданий вновь обращается к поиску Божественного. Здесь неизбежно вступают в силу методы, свойственные интеллекту: логическое рассуждение, выведение умозаключений из фактов, данных рациональным опытом, поиск аналогий на основании нашего знания видимой реальности, даже обращение к истинам естественных наук — т. е. все те операции, к которым прибегает интеллектуальный ум в своей обычной деятельности. Но это слабейшая часть духовной философии. Она убеждает рациональный ум только там, где интеллект уже предрасположен к вере, и даже если убеждает, то все равно не дает истинного знания. Разум заслуживает наибольшего доверия, когда он соглашается принимать глубокие истины и опыт духовного существа и духовной жизни такими, какими они ему даются, и облекать их в такую форму, приводить в такой порядок, выражать на таком языке, чтобы они стали максимально доступны или наименее непонятны для логического ума. Но и тогда доверие к нему не может быть полным, ибо он склонен превращать порядок в жесткую интеллектуальную систему и выдавать форму за сущность. И даже в лучшем случае ему приходится говорить не на подлинном языке супрарациональной истины, но прибегать к неадекватному переводу с него, а поскольку и такой язык тоже не привычен для рационального интеллекта, средний человеческий ум часто не понимает его или понимает неправильно. Из своего опыта ищущий в духе прекрасно знает, что даже самое возвышенное философствование не может дать истинного внутреннего знания, не является духовным светом, не открывает врат духовного опыта. Все, что может сделать философия, — это обратиться к сознанию человека через его интеллект и сказать: «Я попыталась дать тебе истину, облеченную в форму и приведенную в систему, которые сделают ее понятной и доступной для тебя; если я убедила или увлекла твой интеллектуальный разум, то теперь ты можешь искать истинное знание, но искать его ты должен иными средствами, которых у меня нет».
Но есть другой уровень религиозной жизни, на котором разум, похоже, обладает большей свободой действий и облечен правом играть более значительную роль. Ибо наряду с жизнью супрарациональной, в которой полностью реализуется религиозное устремление человека, существует и инфрарациональная жизнь инстинктов, импульсов, ощущений, примитивных эмоций, витальной деятельности, в которой берет начало всякое человеческое намерение. Все они тоже ощущают прикосновение религиозного чувства, разделяют его потребности и опыт и стремятся к его удовлетворению. В религии происходит удовлетворение и религиозных потребностей инфрарационального: религия в общепринятом смысле этого слова сосредоточена главным образом на этом, а порой кажется — исключительно на этом; ибо в мутном и бурном потоке инфрарационального духовный опыт высочайшей пробы, за исключением редких его проблесков, разглядеть невозможно. Много скверны, невежества, суеверия, всяких сомнительных элементов возникает в результате этого соприкосновения и слияния нашей низшей, невежественной природы с высочайшими духовными переживаниями нашего существа. Здесь, по-видимому, разум имеет законное право действовать; здесь он, конечно, может вмешиваться с целью озарять, очищать, рационально обосновывать игру инстинктов и импульсов. Казалось бы, религиозная реформация — движение к «чистой» и рациональной религиии, которая сменила бы религию преимущественно инфрарациональную и нечистую, должна знаменовать явный прогресс в религиозном развитии человечества. До некоторой степени это справедливо, но с большими оговорками — учитывая особую природу религиозного существа и его всеохватное стремление к супрарациональному; да и не может рациональный ум сделать здесь что-нибудь, имеющее высокое позитивное значение.
Религиозные формы и системы ослабевают, разлагаются и подлежат уничтожению, в противном случае они в значительной мере утрачивают свой внутренний смысл, начинают искажать знание и приносить вред на практике; таким образом, уничтожая все, пришедшее в упадок, и не принимая искажения, разум сыграл важную рольв истории религии. Но в своем стремлении избавиться от суеверия и невежества, которые проникли в религиозные формы и символы, интеллектуальный разум, не просвещенный духовным знанием, склонен также отрицать и, по возможности, уничтожать заключенные в них истину и духовный опыт. Реформации, отводящие слишком большую роль разуму и излишне агрессивные в своем отрицании и протесте, обычно порождают религии, которым недостает духовного богатства и полноты религиозного чувства; они небогаты по содержанию; их форма, а слишком часто и дух, скудны, бесплодны и холодны. Да по существу эти религии и не являются рациональными; ибо живут они не своими рассуждениями и догмами (которые рациональному уму кажутся столь же иррациональными, как убеждения предшествующих им вероучений) и тем более не своими отрицаниями — но положительной суммой веры и религиозного рвения, которые по самой своей природе являются супрарациональными, хотя содержат в себе и инфрарациональные элементы. Если эти инфрарациональные элементы здесь не так заметны обычному уму, как в вероучениях, менее сомневающихся в своей правоте, то происходит это потому, что эти элементы не столь решительно стремятся проникнуть в сферу супрарационального опыта. Жизнь инстинктов и импульсов в ее религиозном аспекте нельзя полностью очистить с помощью разума, скорее это можно сделать сублимируя ее, поднимая к свету духовного знания. Естественное развитие религии всегда происходит путем озарения; и религиозная реформация дает наилучшие результаты, если наполняет новым светом старые формы, а не унитожает их, или — там, где разрушение необходимо, — замещает их формами более богатыми, а не более бедными, и в любом случае — когда очищает религию супрарациональным озарением, а не рациональным просвещением. Чисто рациональная религия может принять форму лишь холодного и бесплодного деизма, и подобным религиям никогда не удавалось стать жизнеспособными и долговечными; ибо они направлены против дхармы, естественного закона и духа религии. Если разуму суждено сыграть решающую роль в религии, то это будет не интеллектуальный, а интуитивный разум, отличающийся высокой напряженностью духа и умением проникать в природу вещей. Ибо следует помнить, что инфрарациональное тоже несет в себе сокровенную истину, которая не попадает в зону действия разума и не поддается в полной мере логическому анализу. Сердце обладает своим знанием, жизнь заключает в себе свой интуитивный дух, свои глубинные тайны, откровения, проблески и вспышки Сокровенной Энергии, устремления и прорывы к божественному или, по меньшей мере, к полубожественному, которые одна лишь интуиция способна узреть своим оком, облечь в свое слово или выразить своим символом. Удалить все это из религии или очистить религию от всех необходимых для ее полноты элементов только потому, что формы ее расплывчаты и не совершенны, не имея при этом силы озарить их изнутри или терпения подождать, пока в них низойдет озарение свыше, или не заменяя их более светоносными символами, — значит не возвысить, но обеднить религию.
