Таким образом, индивидуальный и социальный прогресс человека имел два аспекта: с одной стороны, самопросвещение человека, с другой — приведение себя в гармонию с разумом и разумной волей как посредниками между человеческой душой и ее деятельностью. Из низшей примитивной жизни инстинктов и импульсов человек должен был развивать бесконечные возможности самопостижения, самоуправления, самоформирования; он постоянно был вынужден превращать это низшее животное или полуживотное существование с несовершенным самосознанием в субстанцию разумного существования: инстинкты — в идеи, импульсы — в упорядоченные действия разумной воли. Но поскольку человек совершал свой путь от невежества к знанию через долгий труд самопознания и установления господства над своим многоплановым существом и окружающей средой и поскольку его интеллект не способен всесторонне постичь всю человеческую природу в целом и претворить в действие все множество человеческих возможностей, ему пришлось продвигаться вперед медленно и неравномерно, осуществляя отдельные эксперименты, создавая различные виды и типы, постоянно колеблясь между различными возможностями, которые открывались перед ним, и различными элементами, которые нужно было привести в гармонию.
Человеку не только приходилось постоянно изобретать новые способы гармонического сочетания различных элементов своего сущест-ва — физических, витальных, практических и динамических, эстетических, эмоциональных и гедонистических, этических и интеллектуальных — но каждый из них еще требовал упорядочения в сфере своей собственной, присущей только ему деятельности. В области этики человек разрывается между различными нравственными тенденциями: справедливость и милосердие, забота о себе и альтруизм, личный рост и самоотречение, стремление к власти и стремление к любви, моральный закон деятельной жизни и моральный закон квиетизма. Эмоции необходимы для развития человека, и чрезвычайно важно давать им волю для того, чтобы богатая человеческая природа могла раскрыться во всей своей полноте; однако человек постоянно вынужен сдерживать и подавлять их, и, кроме того, он не располагает никаким надежным принципом, которым мог бы руководствоваться в этой сложной двойственной ситуации. Его гедонистический импульс находит применение в разных сферах деятельности, служит разным целям и идеалам самоудовлетворения. Его эстетическое наслаждение, его эстетическая творческая сила под давлением интеллекта создают для себя различные законы и формы выражения — причем каждый закон и каждая форма пытается навязать себя в качестве высшего критерия; но если признать подобные притязания, то несправедливое господство какого-то одного эстетического критерия обеднило и ограничило бы творческие способности человека и счастье, которое он получает при их реализации. Его политическая и общественная жизнь представляет собой ряд предприятий и экспериментов в широком диапазоне возможностей: автократия, монархизм, военная аристократия, финансовая олигархия, явнаяили завулированная плутократия, псевдодемократия всех видов — буржуазная или пролетарская, индивидуалистическая, коллективист-ская или бюрократическая имеющая в перспективе социализм, за которым неясно вырисовывается анархизм; и все эти формы политического строя отвечают некой истине человека как социального существа, некой потребности его сложной общественной природы, некому присущему ей инстинкту власти, который требует той или иной формы для своего осуществления. Человечество преодолевает эти трудности по велению заключенного в нем духа, постоянно создавая новые вариации типов — типов характера и темперамента, типов практической деятельности, эстетического творчества, политического и общественного строя, этического закона, интеллектуальной мысли — которые варьируют от чистых до смешанных и находятся в простой или сложной гармонии друг с другом; каждый из них в отдельности и все вместе взятые суть результаты множества экспериментов на пути индивидуального и коллективного самоформирования в свете прогрессивного и растущего знания. Это знание определяется рядом противоречивых идей и идеалов, вокруг которых группируются полученные в ходе экспериментов типы: каждый из них постепенно развивается до предела во всей своей чистоте, а затем вновь смешивается и объединяется с наибольшим возможным числом других таким образом, чтобы образовать некую более сложную форму и вызвать к жизни более плодотворную деятельность. Каждый тип, в свою очередь, неизбежно разрушается, чтобы уступить место новым типам, и каждая комбинация отмирает, давая возможность появиться новой комбинации. В результате увеличивается накопленный опыт самоисследования и самореализации, исходя из которого средний человек принимает по кон-венции некую верную на данный момент формулу как абсолютный закон и истину — довольно часто он даже верит, что она является законом и истиной; однако более развитый человек всегда пытается либо разрушить эту формулу, либо расширить ее и создать более глубокую и всеобъемлющую формулу с тем, чтобы содействовать росту человеческих способностей, совершенства и счастья или открыть перспек-тиву для такого роста.
Такой взгляд на человеческую жизнь и процесс нашего развития, к которому неминуемо ведет нас субъективизм, дает нам более верное представление о роли интеллекта в становлении человека. Мы видели уже, что интеллект выполняет деятельность двоякого рода: беспристрастную — и заинтересованную; сосредоточенную на себе и собственных нуждах — и подчиненную более высокой цели. Одна заключается в бескорыстном поиске истины ради Истины и знания ради Знания, не обусловливается никакими скрытыми мотивами, не руководствуется никакими соображениями, кроме единственного правила: ни на миг не выпускать из-под наблюдения объект, подлежащее исследованию явление, постигать его истину, процесс развития и закон. Другую опреде-ляет страсть человека к осуществлению всего на практике, желание управлять жизнью посредством найденной истины или зачарованность идеей, которую мы стремимся утвердить в качестве высшего закона нашей жизни и деятельности. Мы действительно увидели, что превосходство разума над прочими человеческими способностями заключается в том, что он не полностью поглощен собственной деятельностью, но направляет свое внимание и усилия на все прочие способности, открывает их закон и истину, ставит свои открытия им на службу, и даже следуя собственным наклонностям и интересам, действует также и в их интересах и в конечном счете служит всеобщему благу. На самом деле человек живет не ради одного лишь знания; главным объектом его внимания остается жизнь в широчайшем смысле этого слова, и он ищет знание скорее по причине его полезности для жизни, чем ради чистой радости познания. Но именно в этой попытке поставить знание на службу жизни человеческий интеллект обнаруживает неуверенность и несовершенство, которыми отмечена вся деятельность человека. Пока мы стремимся к знанию ради него самого, говорить не о чем: разум выполняет свою естественную функцию; он беспрепятственно осуществляет свое высочайшее право. В труде философа, исследователя, ученого, которые стараются добавить что-то новое к сумме нашего достоверного знания, есть та же совершенная чистота и радость, что и в труде поэта и художника, которые созидают формы для воплощения прекрасного ради эстетического наслаждения всего человечества. Какими бы ни были индивидуальные заблуждения и ограниченность, они не играют роли; ибо коллективное и прогрессивное знание человечества обогащается истиной, которая была открыта и которой можно со временем доверить наше освобождение от заблуждений. Лишь тогда, когда человеческий интеллект пытается применить идеи к жизни, он начинает терять свою силу и ошибаться.
Обычно это происходит потому, что, погружаясь в практическую деятельность, человеческий разум сразу же становится заинтересованным и пристрастным и начинает служить чему-то, отличному от чистой истины. Нодажеесли интеллект сохранит всю возможную беспристрастность и незаинтересованность, — а совершенно беспристрастным, совершенно незаинтересованным он быть не может, пока не согласится полностью оторваться от практической жизни или прийти к некой широкой, но бессильной терпимости, эклектицизму или скептическому любопытству, — то все равно истины, которые он открывает, или идеи, которые провозглашает, в самый момент применения их к жизни становятся игрушками сил, мало подвластных разуму. Наука в своем бесстрастном и хладнокровном поиске сделала открытия, которые, с одной стороны, послужили практическим гуманным целям, а с другой — дали эгоизму людей чудовищные средства взаимного истребления; она открыла колоссальные возможности эффективной организации жизни, которые использовались, с одной стороны, для экономического и социального развития народов, но с другой для превращения каждого из них в мощное орудие агрессии, разрушения и массового убийства. Она, с одной стороны, породила широкий рационалистический гуманизм и альтруизм, но с другой — оправдала безбожный эгоизм, витализм, вульгарную волю к власти и успеху. Она сплотила человечество и окрылила его новой надеждой и в то же время придавила к земле тяжким бременем отвратительного коммерциализма. И причина этого — вовсе не отрыв науки от религии, как часто утверждают, или какой-то недостаток в ней идеализма. Идеалистическая философия с равным успехом служила силам и добра, и зла и давала теоретическое обоснование как реакции, так и прогрессу. Сама официальная религия в прошлом часто подстрекала людей к преступлениям и массовым убийствам и оправдывала мракобесие и гонения.
