— Свяжись со мной на следующей неделе, — отозвался Джабал, погруженный в свои мысли. — Мои люди сейчас работают над тем, чтобы найти противоядие. Естественно, если ты сохранишь свой пост. Уличный сказитель в подобной защите не нуждается.

— У тебя есть одна из бейнитских змей? — невольно спросил сказитель.

— На них не так уж сложно наткнуться, — спокойно заметил Джабал. — Да, кстати, если хочешь немного осчастливить твою госпожу своими успехами, сообщи, что не все недавно насмерть укушенные змеей — дело рук ее народа. Есть люди, которые пытаются дискредитировать ее двор, а потому копируют их методы.

Хаким поднял в немом молчании бровь, но Джабал покачал головой.

— Мои люди не делали этого, — провозгласил он, — хотя в будущем к этой идее стоит приглядеться повнимательней. А сейчас, с твоего позволения, я займусь другими делами… и скажи сопровождающим, что я велел убедиться, что ты благополучно дошел до дома.

Заслышав смех Джабала, Салиман поспешил в комнату.

— Что случилось? — спросил он, удивленный и озабоченный этим первым за многие месяцы всплеском веселости негра. — Старик рассказал веселую историю? Расскажи и мне, тоже хочется всласть посмеяться.

— Все очень просто, — ответил хозяин масок, частично приходя в чувство. — Нас обманули. Обвели вокруг пальца.

— И ты над этим смеешься?

— Над тем, как это было проделано. Я не люблю, когда меня обманывают, но должен признать, в этой последней проделке чувствуется умелая рука.

Джабал вкратце передал Салиману полученные от Хакима сведения.

— Подмена? — недоверчиво переспросил Салиман.

— Подумай сам. Тебе внешне знакомы по крайней мере несколько пасынков. Встречал ли ты их за последнее время? Хотя бы того, кто заключил с нами союз? Этим многое объясняется, в том числе и то, почему эти, так называемые «пасынки» не знают, с какой стороны брать в руки меч. А я-то думал воспользоваться преимуществом, находясь на вторых ролях.

— И что нам теперь делать?

— Едва я узнал об обмане, как у меня уже был готов ответ.

Смех в глазах работорговца исчез, уступив место недоброму блеску.

— Я заключаю союзы с людьми, а не с мундирами. Сейчас оказалось, что люди, члены Священного Союза, с которыми мы заключили договор, находятся где-то на севере, рискуя именем и жизнью на благо доброй старой Империи. В своем стремлении убить двух зайцев, они становятся уязвимыми. Братья вверили свое имя полнейшим профанам в надежде, что былые победы не позволят нам догадаться о подмене.

— У нас альянс с Союзом, но это не относится к тем дуракам, которых они оставили за себя. Более того, судя по тем трудностям, с которыми мы сталкиваемся при воссоздании организации, можно сделать вывод, как бережно надлежит обращаться с ситуацией.

Глаза Джабала превратились в щелочки.

— Поэтому, вот мой приказ всем подчиненным. Немедленно прекратить всякую помощь тем, кто ныне в городе именует себя пасынками. Вообще, всякая возможность потревожить, ошеломить или уничтожить этих людей важнее любого иного поручения, за исключением тех, которые напрямую связаны с Бейсибом. Я хочу, чтобы в максимально короткий срок жители Санктуария стали относиться к Союзу с большим презрением, чем к жителям Низовья.

— Но что будет, когда слух об этом дойдет до настоящих Братьев? — спросил Салиман.

— Они станут перед выбором. Остаться там, где находятся сейчас, в то время, как их имя поливают грязью в самой большой дыре Ранканской Империи, или же примчаться во весь опор сюда, рискуя стать дезертирами среди тех, кто сражается у Стены Чародеев. Произойти может и то, и другое. Но в любом случае они обнаружат, что восстановить свою репутацию в городе невозможно.

Джабал посмотрел на помощника, медленно мигая глазами. — Вот почему, старина, я смеюсь.

Через порог таящейся в тени двери шагнул человек, одетый в переливающиеся одежды. Пришелец наполнил комнату деловитой поступью, быстрыми, птичьими движениями снял простыню с обнаженного трупа. Из маленького окошка в стене в мрачную комнату лился свет, делая видимым лицо молодой женщины, лежащей на узком деревянном столе, скрывая ее мертвенную бледность. Казалось, девушка спит безмятежным сном юности.

Из рукавов бесформенного одеяния незнакомец выпростал изъеденные язвами руки, чьи пальцы внушали отвращение большее нежели труп. Из-под капюшона вырвался не то смешок, не то вздох и странные пальцы быстро отбросили ниспадавшие на шею волосы. Склонившись над умершей, скрюченный человек втянул носом воздух и со вздохом наклонился к горлу женщины. В руке его блеснул небольшой сосуд, когда он отступил на шаг от стола.

В комнате слышалось лишь учащенное дыхание незнакомца. По-прежнему молча он отступил в тень и зажег шар из ярко-голубого света, капля за каплей опорожнив фиал. Понюхав испарения, пришелец мановением руки погасил огонь и возвратился к трупу. Ощупав каждый сантиметр тела девушки, он нашел небольшие ранки на шее, из которых выдавил кровь.

Вздыхая, человек накрыл саваном тело и тщательно расправил складки материи. Прикрыв прядью пепельных волос порез, он набросил ткань на лицо. На этот раз сомнений не было — из-под глубокого капюшона донесся звук, похожий на всхлип. Когда он был молод и красив, в его жизни было много женщин. Они буквально шли за ним по пятам, и он безрассудно дарил им свою любовь. Но память не сохранила ни одного лица, кроме того, что он закрыл саваном.

Ступив в тень, чародей Инас Йорл зажег свечу и уселся за грубо сколоченный стол, закрыв лицо безобразными руками. Умершая женщина была с Улицы Красных Фонарей, из «Дома Сладострастия», где носящий во лбу голубую звезду Литанде был частым гостем. Однако, они позвали Инаса, и теперь маг понял почему.

Макнув перо в чернильницу, Йорл принялся писать на бумаге, которая была старой уже в дни его юности. «Твои подозрения подтвердились. Она отравлена концентрированным ядом бейнитской змеи».

Литанде подозревал это, но Орден Голубой Звезды не давал знаний в этой области. Эта задача для него, Инаса Йорла, предпочитавшего избегать опасность, но не страшиться ее. Его дело было определить, был яд или нет, исследуя тайные мелочи вечного. Перо снова заскользило по бумаге.

«На шее две ранки, похожие на укус бейнитской змеи, хотя, мой коллега, я вовсе не уверен, что змея могла проскользнуть по руке вверх и укусить ее. У нашей новой правительницы, Бейсы Шупансеи, яд скрыт внутри, что она доказала не раз во время казней. Говорят, что Кровь Бей, отравленная кровь, и течет лишь в венах истинных властителей Бейси6а, но ты и я, кому ведома магия, знаем, что это, скорее всего не правда. Возможно, даже сама Шупансеа не знает, кому даровано подобное, но знает наверняка, что она не единственная…»

Сочащаяся язва на руке Йорла лопнула с ужасной вонью, и на бумагу брызнул гной. Древний, обреченный заклятьем волшебник со стоном стер жидкость. На бумаге зияла дыра, а из дыры в руке просвечивала серо-зеленая кость. Движение ослабило тесьму капюшона и он упал назад, обнажив густые каштановые волосы, отливавшие кармином и золотом — его собственные волосы, если был только еще хоть кто-то настолько старый, что помнил Инаса до проклятья и могущий подтвердить это.

Он редко чувствовал боль своих меняющихся тел; проклятье, обрекшее его на вечную смену обличий, его самого не коснулось. И он по-прежнему чувствовал себя так же, как до него. Разве, что иногда, в насмешку над тоской, которую не в силах был подавить, являлся его взору он сам, Инас Йорл, мужчина, живущий дольше остальных и превратившийся в сгорбленное изжившее себя существо, бессильное умереть, чьи кости никогда не лягут в землю. Вот почему прятал маг сверкающие, неживые, а потому и не затронутые проклятьем волосы.

Язва закрылась голубоватой чешуйчатой пленкой. Йорл принялся молиться, молиться богам, которым не отваживался поклоняться ни единый смертный, прося о том, чтобы когда-нибудь все закончилось для него так же, как оборвалась жизнь женщины, лежащей на столе. Магу уже не хотелось, чтобы с него сняли проклятье.